Больше всего он восхищался, конечно, лекциями Гегеля. От каждой из них он приходил в волнение и после каждой уходил духовно обогащенным. Дауб подготовил Фейербаха к восприятию «мощного воздействия глубины и богатства» гегелевской мысли. В течение двух лет Людвиг прослушал все курсы, которые читал Гегель — логики (дважды), метафизики, философии религии. К его удивлению, эти лекции вовсе не были для него так трудно постижимы, как изданные произведения Гегеля.

Лекции его были ясными и вразумительными, поскольку он учитывал способность усвоения своих слушателей. Гегель учил думать, развивал в слушателях способность теоретического мышления. Вкус к независимому теоретическому мышлению — вот главный урок, который извлек Фейербах из лекций Гегеля.

Вопреки возражениям отца, указывавшего на потерянное для изучения теологии время и практическую ненадежность философской карьеры, Людвиг настоял на своем и бросил занятия теологией. Он убеждал отца, что сделал это не по легкомыслию, а по настоятельной внутренней потребности. «Радуйся вместе со мной, что для меня наступила новая жизнь, новая эра, радуйся, что я бежал из рук грязных попов, что теперь в числе моих друзей такие умы, как Аристотель, Спиноза, Кант и Гегель».

Два мотива можно уловить в тогдашнем настроении Фейербаха. Один из них — упоение мышлением. «Нигде, — пишет он брату, — так не прогрессируешь, как в мышлении. Если мысль однажды освободилась от своих границ, то это — поток, неудержимо увлекающий нас вперед». Второй мотив тяготение к реальному знанию — с небес Фейербах возвращается на землю.

«Я хочу прижать к своему сердцу природу, перед глубинами которой отступает в ужасе трусливый богослов». Философ в его понимании вовсе не витает в облаках, не бродит в тумане, это не лунатик, который не видит ничего вокруг себя, а мыслитель, в совершенстве владеющий эмпирическими знаниями.

По окончании Берлинского университета 13 декабря 1828 года, в Эрлангенском университете состоялась публичная защита Фейербахом диссертации на тему «О едином, всеобщем и бесконечном разуме». Диссертация на 42 страницах, в соответствии с требованиями написанная по-латыни, была в целом выдержана в духе гегелевского абсолютного идеализма.

«Поскольку я мыслю, поскольку я являюсь мыслящим субъектом, во мне действительно имеется налицо всеобщее как всеобщее, разум непосредственно как разум». В том выражается единство сущности и существования. Философию Гегеля Фейербах воспринял по-своему. Уже в начале занятий в Берлине при всей восторженности Фейербаха в его суждениях звучат такие нотки.

«Я бесконечно рад гегелевским лекциям, из чего, однако, еще совсем не следует, что я решил сделаться гегельянцем. Можно его (Гегеля) слушать, притом с усердием, вниманием и сосредоточением не становясь приверженцем его школы». После успешной защиты диссертации молодой, двадцатипятилетний доктор философии получил возможность в качестве приват-доцента преподавать курс «гегелевской философии» в Эрлангенском университете.

В течение трех лет, с 1829 по 1832 год он читал лекции по логике и метафизике, а также по истории новой философии. В своем изложении Фейербах придерживался гегелевских воззрений, оговаривая, однако, что, в отличие от своего учителя, он не рассматривает гегелевскую философию как абсолютную, последнюю ступень философской мысли. Он был убежден в возможности дальнейшего прогресса философии.

Через год после начала преподавательской деятельности Фейербаха, в 1830 году, в Нюрнберге вышла анонимная книжка под названием «Мысли о смерти и бессмертии, по рукописям одного мыслителя с приложением богословско-сатирических ксений (эпиграмм)». Это и было первым печатным выступлением Фейербаха, в значительной мере определившим весь его дальнейший жизненный путь.

В этой работе он с юношеским задором опровергает одну из основных догм христианства — веру в личное бессмертие, в загробную жизнь. Главный вывод «Мыслей» вера в бессмертие души обесценивает единственно реальную, земную жизнь, делает пустыми и никчемными все наши заботы и старания.

«Ты меня спрашиваешь, что я такое? Подожди, когда меня не будет». Мера ценности человека — то, что он оставил после себя человечеству. Фейербах не мог не понимать, что бросает вызов церковникам, теологам, правоверным властям. Недаром он издал книгу анонимно. Однако их негодование превзошло все ожидания. Особенное озлобление вызвали приложенные к «Мыслям» ядовитые сатирические двустишия. Книга вскоре была конфискована. Тайна анонима была раскрыта, и автор ее был изгнан из университета и лишен права преподавания. Возврата на университетскую кафедру не было. Репутация свободомыслящего, атеиста, «антихриста» наглухо закрывала перед ним все двери.

Тем не менее никогда впоследствии Фейербах не жалел о своем выступлении. Уже на склоне лет, живя в крайне тяжелых условиях, он писал В. Болину, одному из своих приверженцев.

«Впрочем, я и теперь не жалею о том шаге, который предопределил мой жизненный путь, хотя этот шаг отнюдь не способствовал блестящей карьере». Перед подвергнутым остракизму двадцативосьмилетним философом встал закономерный вопрос что делать? К тому же в 1833 году он потерял своего отца. Фейербах старался приободрить себя, когда писал брату о том, что мир велик и если не в Германии, то где-нибудь в другой стране или на другом континенте найдется ему местечко, а может быть, и времена переменятся. Средств для переезда за границу не было Фейербах готов был наняться домашним учителем, что позволило бы ему продолжать занятия философией.

«Ведь господствующая, все остальное перевешивающая склонность во мне, — писал он сестре в 1833 году, — как показывает моя жизнь, это склонность к научным занятиям, к духовному развитию…». Но ничего подходящего, что позволило бы удовлетворить эту естественную для него потребность, не находилось.

Оставался один путь — ненадежный, полный превратностей, но все же открывавший творческие перспективы — путь самостоятельного писателя. И Фейербах пошел по этому тернистому пути. Свои раздумья об избранном им призвании он изложил в изданной в 1834 году небольшой книжке «Абеляр и Элоиза, или Писатель и человек». Лейтмотив книги — нераздельное единство писателя и человека, воплощение личности в ее творении. «… Книга — это человек, а человек — это книга. Что ты есть, то ты думаешь, что ты думаешь, то ты есть», — писал он впоследствии одному из своих друзей, К. Байеру.

Лишившись преподавательской работы, Фейербах напряженно продолжает изучать историю новой философии. В результате в 1833 году выходит первый, а в 1837 и 1838 годах второй и третий тома его «Истории новой философии». В этот же период происходят перемены в личной жизни Фейербаха, связанные с его знакомством с Бертой Лев, будущей женой, всю жизнь преданно разделявшей с ним его заботы, горести и радости. Уже в письмах к своей невесте Фейербах делится с ней своими творческими планами и замыслами, всегда находя заботливое участие и моральную поддержку. 12 ноября 1837 года Берта Лев стала Бертой Фейербах. Тридцатитрехлетний философ окончательно покинул Эрланген и поселился на родине жены. Глухая франконская деревня Брукберг стала его научной лабораторией, родиной созданного им нового философского учения.

«Когда-то в Берлине, а теперь в деревне! Какой абсурд! Но нет, мой дорогой друг! Посмотри, я здесь, у источника природы, полностью смываю с себя тот песок, которым берлинская государственная философия засыпала мне не только мозг, для чего песок и был предназначен, но — к сожалению! — также и глаза. Логике я научился в германском университете, а оптике — искусству видеть — я научился в немецкой деревне».

Двадцать четыре года Фейербах почти безвыездно прожил в Брукберге. Здесь были задуманы и написаны его основные произведения. Свой рабочий кабинет в Брукберге он называл «колыбелью своих духовных порождений». Его жена была одной из трех совладелиц небольшой фарфоровой фабрики, управляемой ее братом и расположенной в бывшем охотничьем замке. Во флигеле фабричного здания и поселился Фейербах. Доля скудного дохода, приносимого фабрикой, и скромные литературные гонорары служили средствами существования семьи. «Этот Людвиг, — писала о нем Генриетта Фейербах, — годами сидит в своем гнезде, удалившись от Бога и всего света, так как жизнь там очень дешевая, а на фабрике у него бесплатная квартира. Никуда не выезжает, никаких развлечений…»