Одним из заданий Филиппа было взять интервью у кого-нибудь из лидеров мятежников.

— Виктора Анпилова, — рассказывал сын, — я нашел довольно далеко от эпицентра событий — в леске между АСК-3 и Останкинской башней. Еще полчаса назад он что-то орал в мегафон бодро-призывно, а сейчас предусмотрительно залег под деревом, хотя наступило некоторое затишье. Впрочем, неистовый коммунистический лидер, по-видимому, об этом не догадывался. Когда я к нему подошел, он нехотя высунул голову из укрытия и, осознав, что стрельба прекратилась, встал и отряхнулся. На мой вопрос, как он оценивает обстановку, сказал, что сам ни черта не знает. Не знает, к примеру, чьи это БТРы. Впрочем, тут же вошел в привычную для себя роль и рекомендовал мне готовить бутылки с зажигательной смесью (он принял меня за своего, «трудоросса»). Даже подсказал рецепт их приготовления. Окончательно придя в себя, он сообщил в мегафон кучковавшимся вместе с ним соратникам, которые ретировались от телецентра, что арестован мэр Москвы Лужков, и поздравил их с этим. На мой недоуменный вопрос об источнике этой информации Анпилов не моргнув глазом заявил: «Я знаю о ситуации столько же, сколько и ты. Но я боец. Я хочу поддержать дух народа и потому об этом говорю. Говорю, что Лужкова поймали…». По словам Анпилова, с минуты на минуту в Останкино должна подойти машина, посланная к Белому дому за оружием. Слава Богу, не подошла, иначе не миновать бы еще более крупного кровопролития. Впрочем, какой-то мальчишка, вдохновленный призывом своего вождя, полез с «зажигалкой» поджигать протараненный БТРом автобус, стоящий поперек улицы. Потом войска очищали улицу Академика Королева. Пули ложились все ниже и ниже. Была перестрелка возле останкинского пруда. В какой-то момент кругом воцарился сущий ад. Трассирующие очереди слились в один огненный шквал. Снова и снова раздавались призывы «оппозиционеров» ехать то к Белому дому, то к Краснопресненскому райсовету за оружием, но было ясно, что сражение за «Останкино» ими проиграно…

Еще Филипп рассказал о том, чего своими глазами не видел, но что слышал от одного из встреченных им возле «Останкина». Когда появились и открыли огонь БТРы, этот человек растянулся на асфальте вместе со всеми. После того как боевые машины сделали несколько рейсов туда и обратно перед телецентром, неподалеку от себя он заметил парня, который, скрежеща зубами, грыз валявшуюся на земле металлическую трубу: его переехал БТР, и, видимо, боль его терзала невыносимая…

Сколько их тогда было, случайных и неслучайных жертв мятежа, бессмысленного и беспощадного!

Поистине всенародную славу во время октябрьских событий обрела программа «Вести» Российского телевидения, а ее ведущие — Валерий Виноградов, Сергей Возианов, Светлана Сорокина, Михаил Пономарев, Александр Шашков — стали чуть ли не национальными героями. На славу «Вестей» в какой-то степени поработало уже упомянутое перестраховочное, в самый решающий момент отключение первого канала. Председатель телерадиокомпании «Останкино» Вячеслав Брагин объяснил это отключение среди прочего и тем, что он, дескать, не хотел подвергать риску журналистов. У тех, кто возглавлял тогда «Вести», тревога за сотрудников тоже была, но канал продолжал работать…

— Мне не хотелось бы критиковать действия Брагина, тем более что с такой критикой уже выступили все кому не лень, — рассказывал мне вскоре после событий директор информационных программ РТР Александр Нехорошев. — Но все же скажу несколько слов… Я думаю, что проблема Брагина — это проблема пребывания на некоем посту человека, который занимается не своим делом. Он нашел удобную формулу для своих действий — нежелание подвергать риску журналистов. Она очень гуманна, но с точки зрения профессионалов она неприемлема. Внутри нашего цеха доминируют совершенно иные понятия о том, как мы должны действовать в критической обстановке наподобие той, какая возникла 3–4 октября, и чего ждет от нас общество. Когда я услышал о приказе путчистов штурмовать «Останкино», — где-то в середине дня по «Маяку», — я этому не поверил. Может быть, потому, что мы все время работаем в атмосфере опасности: почти ежедневно у нас раздаются звонки с угрозами… Тем не менее, сразу же примчался сюда, на Ямское поле. Предупредил службу безопасности, чтобы она попросила дополнительную охрану: вы ведь знаете, что не только «Останкино», но и мы не имели серьезной охраны. В обычной ситуации «Вести» идут из «Останкина». В тот вечер там работала бригада Саши Шашкова. А центр управления «Вестями» здесь, на Ямском, вот в этой комнате, где мы с вами сидим. Чем ближе к семи часам, тем тревожнее становились голоса людей, которые докладывали об обстановке в «Останкине». Тем не менее, бригада там готовилась к выпуску. Никто и в мыслях не держал, что придется эвакуироваться оттуда. Около половины восьмого стало ясно, что программа может не выйти. Студия «Вестей» находится на втором этаже, как раз над кабинетом руководителя ИТА Бориса Непомнящего, где начался пожар. Я попросил сотрудников уходить через запасной выход и при этом, учитывая, как относятся к «Вестям» штурмующие телецентр, сорвать все таблички с дверей. В 19–35 мы начали готовиться к эфиру отсюда, с «Ямы»…

На минуту прерву рассказ Нехорошева… 19 августа 1991 года для меня первой приметой того, что не все еще пропало, что мятежникам может быть дан отпор, стал ватман на постаменте Долгорукого: «Нет — путчистам! Фашизм не пройдет!». Перед этим — то было еще утро, — обойдя весь центр Москвы, я ни одного слова поперек хунты не встретил. В этот раз такой первой приметой для меня, как, наверное, для многих, стало появление на телеэкране Валерия Виноградова — спокойного, уверенного, делового.

— Валера Виноградов оказался здесь совершенно случайно, — продолжал свой рассказ Александр Нехорошев, — в это время он не должен был работать. Пришлось его «оформлять», потому что он был в свитере, в легкомысленной рубашке… Кто-то дал ему пиджак, кто-то — галстук… Так что на подготовку аварийного выхода «Вестей» у нас было всего 25 минут. Минут через 25–30 мы получили сообщение, что все работники АСК-3 в «Останкине», где шел бой, в том числе наши сотрудники, собрались на пятом этаже, кажется, в зимнем садике, и часа два мы ничего не знали об их судьбе. Итак, мы начали выходить с 5-й улицы Ямского поля. Часам к десяти здесь собрались почти все, кто мог прийти, приползти, прилететь. Часам к одиннадцати до нас добралась та смена, которая была в «Останкине». Я собирался выпускать программу раз в час, но нам это не удалось — мы выходили с интервалом час тридцать — час сорок пять. Но в общем-то в этом не было ничего страшного: все равно у всех были включены телевизоры. Это была удивительная ночь, потому что телезрители могли увидеть всех ведущих «Вестей». И сверх того — Николая Сванидзе, который также вел один из выпусков, хотя в общем-то он не является ведущим. Между десятью и одиннадцатью возникло драматическое ощущение в связи с тем, что у нас нет слова властей. Правда, вскоре выступил Егор Гайдар, но, чего скрывать, нам нужно было слово Ельцина. Мы пытались его получить, но нам говорили, что Борис Николаевич пока не готов… Зная популярность Сорокиной, чтобы хоть немного успокоить людей, я решил в 12 часов выпустить Свету. Великолепную, красивую Свету. Конечно, ее появление в полночь никоим образом не могло компенсировать отсутствие на экране президента, но, мне кажется, чисто психологически это было правильное решение. Появление привычного человека в непривычных обстоятельствах помогает людям успокоиться. В половине третьего ночи у нас под окном раздались выстрелы. Кто стрелял, я так и не понял. Говорят, приехали какие-то люди на каких-то машинах… Но меня поразила реакция наших сотрудников — и телевидения, и радио. Я лично бегал по двум этажам, выключал свет и оттаскивал людей от окон. Все эти сумасшедшие кричали: «Отойди! Отцепись! У нас 15 минут до выпуска». Полное пренебрежение опасностью.

К этим словам Александра Нехорошева добавлю, что противники Ельцина ненавидели программу «Вести». Как сказал мне гендиректор РТР Анатолий Лысенко, еще за несколько дней до событий ему позвонил Зюганов (после куда-то спрятавшийся) и предупредил, что в случае, если Российское телевидение не смягчит своей позиции в отношении «оппозиционных организаций», такие люди, как Сорокина и Сванидзе, «не успеют даже взять билет на самолет».