Ее же наставляет и утешает старец и в другом письме: «Не бери высоко, а живи посмиреннее да пооткровеннее. Ведь ты пришла учиться монашеству; кто ж тебя осудит, если погрешишь? Ты просишь меня, чтоб я испросил у Бога терпения, – да какая ж ты неразумная, Серафимочка! Просишь себе горсточку терпения, а у самой целая пазуха этой драгоценной добродетели! Ведь терпению учиться – не значит вычитывать да расспрашивать, а просто-напросто болеть. Приболишься и будешь терпелива. И будешь настоящая монахиня! Потому-то Господь и сказал: "Претерпевый до конца, той спасется"! Мир тебе! Не будь Ангелом по одному имени, но – житием, и будешь там во веки веков с Серафимами». (Это была та самая отроковица, которую о. Анатолий взял в Шамордино двенадцатилетней).
Вот снова пишет он ей: «На возвратном пути мать твоя была у нас и порадовала, что ты мирна и даже весела. Старайся по силе быть в мире душевном, ибо о Боге сказано: "В мире место Его". То есть Бог Сам живет в том человеке, у которого мирное сердце. Главное, считай себя хуже всех, не ищи ни любви, ни чести ни от кого, а сама ко всем оные имей – вот и улучишь мир!.. Батюшка о. Амвросий посылает тебе благословение!»
Юным подвижницам очень хотелось почаще получать письма от своего старца, но он, отвечая на самые важные их запросы, иногда и не отвечал на одно, а собирал по нескольку писем одной какой-нибудь своей духовной дочери и тогда писал ответ… Одна из молодых инокинь, по имени Татьяна, даже сердилась на старца, что он редко пишет, – до того, что впадала в уныние. «Спасение не в письмах, – отвечал старец, – а в исполнении того, что заповедано или мною или другим кем, а более святыми нашими Отцами но Татьяна исполнять не спешит, а ей давай писем, писем, побольше писем. Да чтоб они были подлиннее да получше. Ну, читай ты св. Отцов, – где ты найдешь, чтобы ученики требовали от старца писем? А чтоб чтили старца – везде найдешь!»
Однако о. Анатолий написал своим духовным чадам поистине огромное количество писем, и в каждом – ни тени отстраненности, которая могла бы возникнуть в таком обильном и долговременном потоке, но живая интонация личной беседы отца со своим дорогим чадом, разговор о самом главном. Никого, даже самых трудных, которые, бывало, даже сердились и отворачивались от него, он не забывал и не оставлял. Он за всех отвечал перед Богом. Всех любил. Всем желал спасения…
Когда иночествующие жаловались ему на трудности монастырской жизни, он с некоторым удивлением отвечал: «Да вы ведь обрекли себя на это!» А иногда говорил так: «Монашеская жизнь трудная – это всем известно, а что она самая высокая, самая чистая, самая прекрасная и даже самая легкая, – что говорю легкая: неизъяснимо привлекающая, сладостнейшая, отрадная, светлая, радостию вечною сияющая – это малым известно. Но истина на стороне малых, а не многих. Потому Господь и сказал возлюбленным ученикам: "Не бойся, малое Мое стадо!"»
7
В конце 1892 года о. Анатолий побывал в Кронштадте и служил в Андреевском соборе вместе с великим молитвенником и чудотворцем святым праведным Иоанном Кронштадтским. Ученик о. Анатолия, сам вскоре ставший старцем и скитоначальником, преподобный Варсонофий рассказывал, что тогда в Кронштадте, «когда началась Литургия, о. Иоанн увидел, что с батюшкой о. Анатолием служат два Ангела. Неизвестно, видел ли их сам батюшка о. Анатолий или нет, но о. Иоанн ясно видел их» (позднее о. Варсонофий встречался с о. Иоанном, и тот, без сомнения, рассказал ему об этом чудесном случае).
В Петербурге о. Анатолий прошел врачебное обследование, давшее весьма неутешительные результаты: легкие, сердце – все было поражено болезнью… О. Анатолию рекомендовали пить лечебную эмсскую воду и побольше ходить, но у него и без того опухали ноги, ходить ему было нелегко… Весь 1893 год он недомогал, старался бодриться, но поздней осенью почувствовал, что Господь призывает его к Себе.
Как-то раз он прошелся немного по осеннему лесу, что между обителью и Скитом, посмотрел на башни монастыря и сказал грустно: «Прощай, Оптина!» Потом посмотрел на прекрасные высокие сосны и промолвил: «Сколько вы переслушали звону; сколько раз видели великих старцев, проходивших здесь возле вас!..» Это был его последний выход из келлии.
15 декабря о. Анатолий был келейно – тайно – пострижен в схиму. Лежать он не мог и все время, дни и ночи, сидел, страдая, в кресле. К нему допустили для ухода нескольких сестер из Шамординской обители. Много они пролили слез, видя, как угасает их духовный отец.
25 января 1894 года преподобный Анатолий скончался. Ему было около семидесяти лет. Незадолго до кончины он передал сестрам Шамординской обители икону Знамения Пресвятой Богородицы, на обороте которой сделал надпись: «Сию икону благословляю на память сестрам Казанской женской общины. Иеромонах Анатолий».
«Как нам за вас молиться?» – спросили его духовные его чада. Он ответил: «Скажите: Господи, помилуй Анатолия, грешника сущаго». Смиренная душа его никогда не возносилась, зато превознес и прославил его Господь в лике Своих святых.
В ДУШЕВНУЮ ПОЛЬЗУ ВСЕЙ БРАТИИ
Так привлекательна, как скромно величава неброская, но преисполненная монашеских и просто человеческих достоинств фигура брата настоятеля Оптиной Пустыни архимандрита Моисея – схиигумена Антония (Путилова)! Один из основателей Скита, скитоначальник, потом временно настоятель Малоярославецкого Николаевского монастыря, и затем уже до кончины насельник Оптиной, умудренный Богом монах, с которым имели совет старцы Леонид и Макарий… Он скрывал свои наставнические дары, но число духовных чад его росло и росло, и все они, как говорится, крепко держались за его монашескую рясу, чтобы не потонуть в бурном житейском море. Он спасал. Для того, чтобы узнать о нем побольше, надо читать его Жизнеписание, написанное монахом Климентом (Зедергольмом), и изданное впервые в 1869 году графом Александром Петровичем Толстым (обер-прокурором Св. Синода) собрание писем преподобного Антония, – замечательных, глубоко духовных, живых по слогу. А здесь мы коснёмся лишь книжных интересов старца, и то не совсем полно.
В оптинской библиотеке (в обители и в Скиту) к концу XIX века собралось более тридцати тысяч томов самой разной литературы, – даже советским учреждением «Главнаука», ведавшим в 1918–1921 годах «музеем» Оптиной, эта библиотека была квалифицирована как «научная». Это было очень серьезное собрание. Богословие, аскетика, литература, сельское хозяйство, история, география, духовная и отчасти мирская периодика, богатейший отдел справочников и энциклопедий, очень большое собрание древних и новых рукописей, в том числе рукописных книг, исполненных монахами на высочайшем уровне этого искусства… В нее постоянно вливались монашеские келейные библиотеки. Вообще оптинские монахи много читали, об этом говорят сохранившиеся тетради выдачи книг. Оптина и сама издавала книги, в основном классику православной аскетики (это дело начал старец Макарий). Словом, – культура, просвещение в обители стояли высоко.
Начало этой библиотеке положили братья-иноки отцы Моисей и Антоний в 1854 году. Они каждый имели в своей келлии богатые книжные собрания, печатные и рукописные. Они постоянно приобретали книги, особенно во время своих выездов в Москву, Калугу и другие города, где посещали книжные лавки, книжные развалы на базарах, – и там выискивали духовные книги. Оба они следили по печатным каталогам и объявлениям в периодике за выходящей церковной литературой и выписывали в Оптину нужное количество экземпляров, если усматривали что стоящее.
Духовные чада о. Антония, зная его книжный интерес, нередко привозили ему в подарок купленные ими редкие духовные книги. У него в келлии было множество брошюр духовно-нравственного содержания, которые он постоянно посылал опекаемым им духовно людям, – это видно из его писем. Редкие книги он отдавал переписать или даже сам переписывал, как это делал с усердием еще в Рославльских лесах, где жил с братом о. Моисеем при старце-отшельнике о. Афанасии… Каждую книгу прежде чем передать ее в монастырскую библиотеку, о. Антоний переплетал, отдавая для этого монахам, знающим это ремесло. Со временем в Оптиной появилась и превосходная переплетная мастерская. При жизни своей о. Антоний передал в библиотеку около двух тысяч томов, не считая брошюр и духовных журналов (последние чаще всего полными комплектами за все годы их существования). Рукописей, красиво переписанных и любовно переплетенных, отдал он в библиотеку более шести десятков. Все книги его хранили на себе следы его чтения – отметки карандашом, закладки, иногда записи на полях и форзацах. Прочитанное он помнил так, что мог пересказать по памяти и весьма даже близко к тексту. Особенной любовью его были акафисты. Их он собрал около сорока, большинство в рукописном виде. А однажды попался ему униатский акафистник, но он не сразу разобрался в том, что это такое. Он стал читать, но при чтении чувствовал, что сердце остается холодным… Далее – они даже стали его как-то отталкивать, отвращать… Что такое? Наконец, кто-то подсказал ему, что это вещи не православные. И он сжег книгу. В другой раз старцу Леониду некая барыня передала красиво переписанные службу и акафист Господу Богу Это была роскошная книга в коже и с золотым обрезом… Старец передал ее о. Антонию на рассмотрение, – тот, подумавши, высказал сомнение, что можно посвящать Самому Господу Богу (имелся в виду Бог Отец) особые службы; в нашей Церкви это не принято. Старец Леонид согласился с этим и сказал: «А вот дай-ка ее сюда, мы ее положим в печь». О. Антоний возразил было: «Да что же скажет барыня?» – «Пускай говорит, что хочет, – отвечал старец, – мы на нее не посмотрим». И бросил роскошную рукопись в огонь.
