Тут чей-то смешок втиснулся, похожий на кваканье.
«Ну и кто ж будет держать? Водитель-то занят!» — возмутился Ганя, тряхнув своими рокерскими локонами.
«Уж изловчитесь как-нибудь», — посоветовал генерал.
Едва улыбнувшись воспоминаниям, Костя выкинул бычок и нажал кнопку стеклоподъемника.
Снова глянул на приятеля. Тот опять задремал. «Ну и леший с ним, — подумал Муконин. — Пускай дрыхнет. Ему после Челябы за руль садиться».
Костя уставился на дорогу. Прямая темно-серая полоса играла зеркальными бликами. Навстречу плыла большая черная фура.
Включить музыку? Что-то не очень хочется. Да и слушать особо нечего. А радио уже перестало ловить.
Ему вспомнилась иная дорога, из призрачного мира, залитого ярким июльским солнцем. Они несутся на комфортабельном автомобиле, сквозь приоткрытые окна влетает ласковый ветерок. Мимо проплывают зеленые леса. Он сидит за рулем, рядом — она, с каштановыми волосами, с такими забавными веснушками около носа. На ней майка и шортики, совсем короткие древесного цвета шортики, — он тайком поглядывает на едва загоревшие бедра с нитками сосудов, похожими на следы высохших чернил. Она беззаботно о чем-то болтает, беззаботно и бесконечно. Иногда она со звуком набирает воздуха перед очередной тирадой, как бы собираясь надуть шарик. А он слегка улыбается и кивает, поглядывая то на нее, то на трассу. Время от времени они оба оглядываются назад, чтобы убедиться, что малышка, стянутая ремнями на своем высоком кресле, пока еще не проснулась.
«Господи, когда это было? А может, я уже не живу? Может, все с нами происходит в неком загробном мире? А когда-то, однажды, я тупо умер, и попросту не заметил этого страшного факта?!»
Тут в памяти всплыло лицо Маши. «Нет, если бы я не существовал, то ничего бы к ней не испытывал. И ее бы не было. Ведь в потусторонней тьме такое невозможно».
Костю отвлекло от раздумий копошение соседа. Тот вдруг проснулся и затряс головой:
— Брр. Музыку, что ли, врубить?
И, не дожидаясь ответа, он выудил из кармана красную мемку и воткнул ее в бортовой комп. Костя покосился на приятеля, свел брови. Опять свой противный «Ядерный бум» включает — екатеринбургскую рок-поп-группу новой волны. На уши же будет давить!
Из компа понеслось хриплым басом под аккомпанемент ударников и лазерной гитары:
Я был рожден в СССР:
Просто порвался гандон,
Папаша мой был инженер,
Мама служила врачом.
— У тебя есть что-нибудь получше? — осведомился Муконин.
— А чо? Тебе как всегда не нравится? Нормальный же музон. — Ганя встряхнул волосами.
В юности бабки сшибал у ларьков,
В общем, крутился, как болт,
Водку бухал, нюхал клей из кульков,
Пока не ударил дефолт.
— Ладно, сойдет, — смирился Костя. — В одном ты прав: эта дребедень — хорошее средство от сна. А то я тоже ненароком закемарю.
— Почему же дребедень, — слегка обиделся Ганя и тут же изрек: — Это не дребедень, а, если хочешь знать, второе рождение рок-музыки.
— Чего? Ну и загнул!
— А ты думал в сказку попал? — ввернул Ганя одно из своих дурацких выражений.
Костя пошел на обгон большого зеленого автобуса.
Пока он совершал маневр, приятель молчал. Когда же машина вошла в колею, Ганя снова заговорил.
— Ехал я как-то в Питер. Ну, это происходило еще до русской Хиросимы. Ехал на этой же «семерке», только она, конечно, была без всякого обвеса, как сейчас. И вот почувствовал, что начинаю засыпать. Чего я только ни сделал: и музыку включил, и сигаретой подымил, все испробовал — ни одна фишка не помогла. Глаза закрываются, хоть ты тресни! Ну, думаю, остановлюсь на обочине, посплю. Торможу, короче, паркуюсь у каких-то зарослей типа ивы — дело летом было.
Ну и вот. Устраиваюсь поудобней, гляжу — из-за деревцев мальчик выходит, странный такой пацан, весь в сером тряпье, что ли. В общем, оборванец, но чистый. Подходит он к машине и начинает в окно долбиться. Я окно открываю, говорю: «Мальчик, тебе чего?» А он хихикает: «Это не мне чего, это тебе чего». «В каком смысле?» — спрашиваю я. «Да в том самом, что ты заснул за рулем. Срочно просыпайся!» И тут я вздрагиваю, просыпаюсь и ощущаю, что машина съехала с дороги и несется по грунтовой обочине, и меня на кресле трясет, как черта, и все дребезжит. Еще немного — и я совсем съеду на чернозем, а там перелесок, глядишь, и в дерево въеду или перевернусь.
— То есть, ты хочешь сказать, что тебе такой кратковременный сон приснился, да еще и вещий? — недоверчиво уточнил Костя.
— Вот именно. А разве у тебя не бывало такое, например, когда лежа в постели начинал засыпать? Мелькают видения, проносится какой-нибудь мгновенный сон, на несколько секунд?
Муконин ненадолго задумался.
— Ну, вообще-то бывало.
— Так о чем разговор? Мне одно время такие видения регулярно приходили. Из-за постоянного недосыпа. Я эти молниеносные сны с открытыми глазами даже смотрел.
— Да, знакомая штука, — закивал Костя.
— Это очень интересное явление. Человек как бы находится на грани реальности и сна. — Ганя тряхнул волосами. — И, может быть, здесь можно найти почву для…
Костя отвлекся, дальнейшие слова приятеля пролетели мимо ушей. Муконин подумал о том, как хорошо ему сейчас вот так вот ехать, комфортно расположившись в кресле, поглядывать на соседа, смотреть на дорогу, чувствовать, как легко слушается тебя руль, и пропускать мимо ушей трескотню пассажира.
* * *
Первый час в дороге пролетел незаметно. Ганя все-таки вздремнул во вторую половину часа. Солнце пропало, небо затянулось густой пеленой.
После очередной глухой деревушки потянулся ельник. Дорога изогнулась, затем выпрямилась. Впереди замаячил темно-серый четырехугольный зад грузовика с фургоном. Тяжеловес, видимо, стоял на месте или тормозил, так как его задняя часть стремительно увеличивалась в области обзора ветрового стекла. Костя сбросил скорость. Через несколько секунд стали различимы два человека в черно-зеленом. Один тип, стоя на подножке, делал какие-то размашистые движения рукой в месте смыкания створок фургона. Другой, с торчащей из рук палкой, стоял сбоку от грузовика, на обочине.
Недоброе предчувствие отозвалось нытьем в груди — Костя глянул на приятеля.
— Что-то здесь неладно, — констатировал тот. — Тормознем, посмотрим?
— Оно нам надо? У нас же своя миссия, — не из испуга, а из расчета сказал Костя.
— А если хорошего человека обижают? — Ганя посмотрел кристально чистыми глазами.
— Ладно, добро, — не стал спорить Муконин.
Включив нейтралку на механической коробке, он нажал на тормоз.
Остановились метрах в пяти от фуры. Копошащийся на подножке тип уже приоткрыл одну створку. Второй, у которого была, конечно, не палка, а ствол автомата, точнее, автомат, — второй открыл очередь по белой «семерке». Костя и Ганя инстинктивно пригнулись, уткнули головы в переднюю панель.
— Бляха, мать твою! — выругался Ганя.
Машина только зазвенела вся, но пули не просочились.
Однако бандит с автоматом, по-видимому, решил, что ликвидировал находящихся в салоне. Хотя стекло и не разбилось, но стрелять он перестал.
— Теперь он пойдет к нам. Проверять, — полушепотом сказал Костя, неприятно ощущая след от легкого удара виском в руль.
— Всенепременно, — скривил рот Ганя.
Костя услышал, как тревожно пульсирует сердце.
— Что будем делать? — поинтересовался он у товарища.
— Пусть подойдет поближе.
Ганя тихо раскрыл «бардачок», утопил руку и высунул черный пистолет Макарова — собственность Кости. Затем дотянулся до кнопки и опустил боковое стекло. Пахнуло старой прелой травой. Костя согласно кивнул.