Пока я возился с трубкой и зажигалкой, над лесом взвилась ракета. Зеленая! Не раздумывая, я побежал к самолету, мельком взглянув на часы: 8.00. Прошло всего сорок минут!
У самолета меня уже ждал Николай. С ракетницей в одной руке и с немецким автоматом в другой.
— Запаздываешь, командир! — усмехнулся он.
— Как там дела? — не терпелось мне.
— Погоди! Давай выбросим холсты. Ребята потом подберут. А мы скорей в штаб. По пути все расскажу!
Белые рулоны двух полотнищ мы достали из люлек и оставили на траве. Мотор запустился легко, будто и не остыл.
Взлет. Опять на бреющем, но в обратную сторону.
— Рассказывай, Николай! Как и что? — не терпится мне.
— Однако, все просто. Поспели как раз к завтраку.
— Куда? Какой завтрак?! — не сразу понял.
— Так ребята мгновенно обезоружили часового, и вместе с ним вошли в гости. Хозяева немедля подняли руки вверх. Оружие у них отобрали, взяли с собой. Дверь в землянку забаррикадировали. Двое остались охранять, а лейтенант с сержантом пришли вместе со мной за миноискателями. Однако, тебя на месте не дождались — спешили назад к землянке. Лейтенант тебе привет передал и просил торопиться — однако, говорит, подмога нужна: и пленных охранять, и проверять, есть ли мины. — А там и автомашины, и поле-то какое! И в лесу еще склад боеприпасов!
На площадке у штаба армии нас уже ждали Ландин и наши летчики. Ландин тут же направился осматривать самолет.
— Петрович, заправь полностью, — попросил я. — И проверь заправку у ребят. А летчиков прошу вместе с нами в штаб. Думаю, получим боевое задание.
Но я ошибся, задание предстояло не боевое, а, по словам Наумова, элементарно простое: доставить на аэродром «Пастовичи» обслуживающий персонал (а по-нашему — технарей) для двух эскадрилий — истребительной и штурмовиков.
Действительно, задание простое, если бы не война. Надо пересечь линию фронта, углубиться в немецкий тыл почти на сто километров. А что нас ждет на каждом километре этого пути?
«Элементарно просто»!.. Могут появиться истребители, можем и сами наткнуться на зенитки, да и для простого автоматного огня мы уязвимы…
В годы войны, да и после, к нашей авиации бытовало пренебрежительное отношение. О нас не сообщало радио, не писали в союзных и фронтовых газетах, оно и понятно: то ли дело, когда бой ведут истребители с фашистскими асами и побеждают! Или когда штурмовики атакуют колонну танков и уничтожают их! И другое дело, когда наши маленькие, бывшие учебные самолетишки перевозят на новое место базирования технический состав тех же истребителей или штурмовиков. А летчикам и техникам этих истребителей и штурмовиков даже не приходила в голову мысль что перед ними такая же боевая единица Красной Армии — именно боевая! Которая по необходимости может мгновенно превратиться в транспортную, неся на своих крыльях вместо бомб вместительные фанерные капсулы для перевозки грузов и людей… Куда бы мы ни летали в транспортном варианте, такие полеты не считались боевыми. Но они были необходимы, например, конно-механизированной группе генерала Плиева, которая сейчас громила немецкие войска в их же тылу, или 1-му гвардейскому танковому корпусу, который прорвался в тыл немцам и перекрыл пути отступления фашистским войскам западнее Бобруйска. Им требовалось горючее и боеприпасы, и, возможно, надо было вывезти раненых.
Не помню когда, в какой периодике была напечатана заметка известного тогдашнего военного репортера К. Симонова, где он упоминал о нашей авиации, метко прозванной им — «чернорабочими авиации». Да, мы были чернорабочими по сравнению с современными скоростными бомбардировщиками, с элегантными истребителями и грозными штурмовиками. Естественно, мы им завидовали. Но не они, а мы в любую погоду, в ночь, за полночь, по первому зову пехоты, по зову наших соединений, рейдирующих по тылам противника, вылетали туда, где были нужны, где могли оказать помощь.
Соответственно и задания нам давали такие, где не могла справиться авиация другого типа.
Так и сегодня — не пошлешь же без проверки на вражеский аэродром, например, Ил-2, Як-9 или Пе-2! Это наша работа — чернорабочих!
Во второй полет мы направились всем звеном, но не плотным строем, а из-за предосторожности — разомкнутым, в пределах видимости друг друга. Как-никак, в люльках и в кабинах наших самолетов находились люди — обслуга для будущих полетов истребителей и штурмовиков, Подмогу, на которую надеялся Михаил, не дали — мест нет!.. И, конечно же, никаких истребителей для нашего прикрытия выделено не было. За линией фронта, в немецком тылу, мы были предоставлены сами себе.
* * *
Как мне показалось тогда, в оперативном отделе штаба по отношению к нам — «чернорабочим» — царило нескрываемое пренебрежение… Возможно, я ошибаюсь, но посудите сами — вот как об этом этапе рассказывает в своих воспоминаниях командующий воздушной армией («16-я воздушная». — Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва, 1973):
«Конно-механизированная группа, войдя в прорыв и продвигаясь в направлении населенного пункта Старые Дороги, заняло аэродром «Пастовичи». Для поддержки боевых действий КМГ потребовалось посадить на аэродром «Пастовичи» штурмовиков и истребителей. Но было неизвестно, заминирован аэродром противника или нет. Для выяснения обстановки на двух самолетах ПО-2 были направлены минеры. Самолеты произвели посадку у соседней деревни. Минеры обследовали аэродром и, не обнаружив мин, выложили условный знак. Затем вылетело несколько транспортных самолетов. Они доставила на аэродром «Пастовичи» обслуживающий состав, необходимые средства обеспечения. Вслед за ними туда перебазировались две эскадрильи штурмовиков и истребителей. Они тут же приступили к поддержке КМГ. В последующие дни авиационная группа поддержки была усилена и некоторое время совместно с подвижными соединениями вела боевые действия, базируясь, по существу, в тылу противника».
Действительно, если судить по этим строкам воспоминания, работа летчиков на самолетах ПО- 2 в этом случае была настолько проста и безопасна, что о ней не следовало и упоминать.
К нашему возвращению в район аэродрома «Пастовичи» на летном поле не было выложено никаких сигналов, поэтому мы произвели посадку в том месте, где я садился первый раз.
Когда привезенная нами группа аэродромной обслуги покинула самолетные люльки, люди собрались у моей «семерки» (это хвостовой номер самолета), и старший бригады технарей обратился ко мне с вопросом:
— Старший лейтенант, а где же аэродром, куда нам топать?
— Вас проводит штурман. Только он знает безопасный путь, — ответил я и тут же обернулся к Николаю: — Лейтенант Ждановский! Проводите людей к землянкам. Трофейный автомат с вами?
— Так точно, товарищ командир! — ответил Ждановский. — Они у меня в кабине.
— Кто они? — не сразу догадался я.
— Да автоматы! — засмеялся Ждановский. — Подарок Михаила! Один тебе, один мне — так он велел.
— Доставай оба! Один тебе, второй отдай вот старшому, — показал я на старшего техника.
— Добро! — ответил Николай, поднимаясь на крыло.
— На переходе через лес старшим будет у вас лейтенант Ждановский, — продолжил я. — Его команды и советы выполнять беспрекословно! Не забывайте — мы в тылу у противника, на его аэродроме.
— Да где он, этот аэродром? — раздраженно спросил техник. — Зачем вы в прятки играете, старший лейтенант!
— Однако, рядом! — воскликнул Ждановский, спрыгивая с крыла на землю. — А ты, паря, — взглянул он на старшего техника, — передай этот автомат замыкающему. — И продолжил, обращаясь ко всем: — Пойдем друг другу в затылок. Ступать осторожно — след в след. Тихо! Не разговаривать, не курить! — и повернулся ко мне:
— Разрешите выполнять, товарищ гвардии старший лейтенант?
— Идите! — приказал я и тихо добавил: — Осторожно, Коля, береги себя и ребят.
Мы втроем смотрели вслед удаляющимся, пока они не скрылись в зелени берез, и тут же приступили к маскировке своих самолетов. Кстати, у нас в полку на каждом самолете, по приказу командира, обязательно должны были находиться топор, саперная лопатка и пила-ножовка — маскировка самолетов входит в обязанности экипажа.