Поднявшись около полудня, как после тяжелой болезни, Жанна тут же спустилась вниз к сыну и кормилице. Живой и непоседливый малыш улыбался солнцу, как весенний пион. Жанна взяла его на руки, обняла и приласкала. Это было словно противоядие от всех вчерашних ужасов.
«Он мое единственное достояние», – сказала себе Жанна.
Молодая мать и кормилица обменялись взглядами, в которых читалась покорность судьбе. У обеих были осунувшиеся лица.
– Тот мальчик, наверху… – начала кормилица.
– Дени. Это мой брат. Его увели разбойники, убившие моих родителей. Я нашла его у других негодяев.
– Пресвятая Дева! Так это и вправду ваш брат! Надо попросить отца Мартино отслужить мессу!
Жанна кивнула. Да, сразу, когда она окончательно обретет Дени. Она вспомнила, с какой непреклонной жестокостью мальчик всадил нож в живот кучера. Какое опустошение в детской душе произвели эти два года в компании отъявленных мерзавцев! И тут с невероятным смущением Жанна призналась себе, что сама поступила ничуть не лучше по дороге в замок Боте-сюр-Марн.
Она подумала, что Дени, должно быть, внизу с Гийоме. Но нет, пришлось подниматься на третий этаж.
Он еще спал. Жанна склонилась над ним, и от лица мальчика повеяло воспоминаниями о далеких годах. Лицо было чумазое, но умиротворенное. Жанна погладила волосы Дени. Тот открыл глаза и посмотрел на нее таким долгим и пристальным взглядом, что Жанна испугалась.
– Жанна! – вдруг вскрикнул мальчик, как будто увидел ее в первый раз.
Он обхватил ее шею и заплакал. «Слава тебе Господи, – подумала Жанна, – он остался человеком». И тоже заплакала.
Дени поднял голову. Жанна подумала, что у него могут быть вши. Она взъерошила Дени волосы, ничего подозрительного не обнаружила, но не успокоилась.
– Первым делом, Дени, – сказала она, – надо помыться и переодеться. Я отведу тебя в баню, а потом купим тебе одежду.
Этот план пришелся Дени по душе. Жанна показала ему чулан и сказала, что подождет его внизу. Через несколько минут они вышли из дома. В окошечке бань Патриарха, тех самых, куда она когда-то – уже когда-то! – послала Матье, Жанна заплатила за Дени и попросила прислать к ней мальчика из банной прислуги. Когда тот явился, девушка дала ему монетку и попросила отдраить брата, как новенький медяк. Дени попал в баню впервые в жизни, ибо в Нормандии мылся в ручейке Ла-Кудрэ. А потом… Жанна велела особенно тщательно вымыть волосы.
– Мылом и камфорой!
Она вернется через час, предупредила Жанна и внимательно посмотрела на ноги Дени, чтобы прикинуть размер башмаков.
Потом она отправилась к торговцу, чья лавка была неподалеку, и описала ему своего брата. Жанна купила белье, штаны, рубаху из тонкой ткани, красную подбитую куртку, синий плащ и башмаки того фасона, который назывался «догони ночь». Забрав все это, Жанна вернулась к бане.
Юный банщик привел Дени. Оба сверкали, как новенькие монетки.
– Вот видите, он словно заново родился! – сказал банщик.
И это было истинной правдой. Вместо толстого слоя грязи Жанна снова увидела бледную и почти прозрачную кожу брата, к которой она привыкла с детства. И пахло от него чистотой.
– Он меня всего выскоблил! – воскликнул Дени.
Жанна протянула ему сверток с одеждой и велела надеть белье, штаны, рубаху и башмаки, затем куртку и плащ. Дени был невероятно горд и красив как ангел. Брат и сестра отправились к цирюльнику, где Дени постригли. Когда они вернулись в лавку, Гийоме при виде их вытаращил глаза.
– Да ты настоящий сеньор! – сказал он.
Но самое трудное Жанне еще предстояло. Выслушать рассказ брата. И рассказать самой.
– Их было пятеро. Пятеро англичан. Солдаты. У них и оружия не осталось. Сломанный кинжал – и все. Я знаю, что это были лучники. У всех были колчаны, но только два лука. Они бежали и появились словно из-под земли. Сразу схватили большой нож, которым мать как раз нарезала сало. Она ведь ждала тебя с грибами. Солдаты спросили, где она припрятала денежки. Мать сказала, что мы бедняки и едва сводим концы с концами. Они не поверили. Тут вернулся с поля отец. Они схватили его и связали. Спросили, где деньги. Он велел им убираться к черту. Тогда они перерезали ему горло.
Жанна сглотнула. Гийоме слушал вытянув шею. Лавка была заперта. Ужин был готов, и стол накрыт на этаже Жанны.
– Мать закричала, зарыдала. Я зажмурил глаза. Я тоже кричал и плакал. Они пригрозили, что тоже перережут мне горло. Мать рухнула на колени и молилась. Один из мерзавцев схватил ее за волосы. В руках у него был нож, которым зарезали отца. Он сказал, что это ее последний шанс, потом бросил ее головой в очаг. Я кричал, пытался вырвать нож из его рук, убежать. Они поймали меня. Потом раздался страшный крик. Когда я открыл глаза, матушка лежала с перерезанным горлом. У нее горели волосы.
Нелегко было заставить его продолжать. Целых два дня он не желал ни о чем говорить. Жанна все понимала и убедила его, только сказав:
– Я тоже имею право все знать.
Лишь на третий день, когда они возвращались с могилы Бартелеми, Дени неохотно пробурчал:
– Хорошо, когда придем домой, я все расскажу.
Присутствие Гийоме, почти ровесника, казалось, придавало ему уверенности. Дени продолжил рассказ:
– Они были голодны. Они отыскали лестницу и поднялись на сеновал, но там ничего не нашли. Они не знали, что в доме есть погреб, а я им не сказал. Они съели весь суп, хлебали прямо из котелка. Они съели весь хлеб из ларя и выкинули его на улицу. Еще и ссорились из-за хлеба. Главным был самый старый из них, тот, кто держал нож. Они повели меня в лес. Я упирался. Человек с ножом угрожал мне. Они говорили, что найдут кому меня продать. Мы пришли к лесу Тюри. Есть было нечего. Я уже падал от усталости и думал, что вот-вот умру. Я боялся волков. Они спали по очереди, двое всегда сторожили. На третью ночь они украли на хуторе яйца и кур. Зарезали кур и велели мне ощипать их, но побоялись дать нож, чтобы вынуть внутренности. Человек с ножом сам выпотрошил их и развел огонь. Я сварил кур и испек яйца в золе. Я, как учил отец, наблюдал за солнцем. Мы шли все время на запад.
Дени замолчал и выпил стакан ипокраса.
Жанну поразила монотонность рассказа. Дени говорил словно во сне.
– Они плохо с тобой обращались?
– Нет. Они хотели меня продать и старались не изуродовать. Говорили, что я стою не меньше сотни денье и что я хорошенький. Я считал дни. Через десять дней они о чем-то заспорили в лесу, по-английски, и я не все понимал, мы же не говорили по-английски дома. Один из них, молодой крепыш по имени Элиот, швырнул на землю человека с ножом. Они катались по земле, молодой выхватил нож и ударил старика, а потом перерезал ему горло. Как отцу. Как матери. Они бросили его валяться в лесу, а мы ушли. Их оставалось четверо, и я сказал себе, что если они вот так друг друга поубивают и останется только один, я смогу одолеть его или убить во сне. Потом мы пришли к морю. Они хотели вернуться в Англию. Они говорили, что их командир, Сомерсет, кажется, надутый каплун и еще какой-то Кириель тоже каплун, а французы все сплошь предатели и ублюдки. Мы добрались до какого-то порта. Они выбросили луки и колчаны, чтобы их не узнали. Украли платье, вывешенное на просушку. Мы встретили каких-то уродливых монахов в огромных шляпах с ракушками на тульях и посохами в руках. Они меня все время разглядывали, и мне стало страшно. Англичане продали меня одному из них, старику, от которого жутко воняло. Не за сотню денье, всего за восемьдесят, но на это они могли сесть на корабль и вернуться домой.
Гийоме принес новую порцию ипокраса.
– Я не хотел идти с этим монахом. Я его очень боялся, но англичане сказали, что если я буду упираться, он утащит меня силой и я умру с голода. Монах все время твердил, что я чудо какая прелесть и что со мной он заработает кучу денег. В первую ночь мы спали в каком-то заброшенном сарае. Я никак не мог заснуть, но притворялся, будто сплю. Я хотел убежать и ждал, когда он заснет. Уже под утро я заметил, что он тихо крадется ко мне. Я понял, что он задумал недоброе. Он держался за нож, висевший на поясе. Он схватил меня за ногу и вытащил нож. Я бросил ему прямо в глаза горсть земли. Он закричал и отпустил меня. Он ничего не видел, плевался и протирал глаза. Я увидел на земле его толстую палку, схватил ее и огрел монаха по голове. Я бил его, пока он не перестал двигаться. Я боялся, что он все-таки жив и догонит меня. Тогда я взял его нож и сделал как англичане. Перерезал ему горло.
