– Слушай, Равенна, мне нужно идти. – Малахия сорвал куртку с ее плеч. Оказавшись совсем раздетой, она ощутила, какой холодной выдалась на самом деле ночь.

– Малахия… – обхватив себя за плечи, она повернулась к нему. Интонация его голоса все открыла ей. – Ты бежал оттуда, потому что сделал что-то плохое? Они ищут тебя?

– Равенна, поцелуй меня, просто поцелуй один раз, потому что я не скоро увижу тебя. – Голос его дрогнул. Тусклый свет луны позволил ей видеть взгляд его, обращенный к факелам среди холмов.

– Что ты натворил, Малахия? О Боже, – прошептала она, глядя на него. – Неужели гомруль оправдывает любое насилие.

– Да, – прохрипел он. – Эти большие лорды – не наши короли. Прежде, чем сюда прислали этих английских собак, чтобы они правили нами, у нас были собственные государи. Тревельян сидит в своем замке, а я таскаю уголь к его каминам. Я! Потомок воинов-кельтов!

Она глубоко вздохнула, сердце вырывалось из груди Равенны.

– Надеюсь, ты никому не причинил боли, Малахия?

Он смотрел на Равенну, за спиной молодого человека уже бушевала гроза.

– Это была просто шалость, Равенна. Ты должна мне поверить. Мы с ребятами никому ничего плохого не сделаем… преднамеренно.

Увидев, что в глазах Малахии блеснули слезы, Равенна захотела обнять его, но времени уже не было. Люди, вышедшие из Лира на поиск, уже расходились по местности. Их крики уже были слышны за воем ветра.

– Ступай, – сказала она Малахии, опасаясь и его самого, и за него.

– Равенна, мы ведем войну. Помни об этом и не суди меня слишком строго. – Малахия привлек ее к себе, однако на сей раз его объятия были столь же мимолетными и эфемерными, как само время. За какие-то секунды он исчез среди Соленых скал.

– Только память о тебе была моим другом в Англии, – крикнула Равенна в ночной мрак, зная, что он не слышит ее.

Возвращение в коттедж было жутким. Ветер принес, наконец, дождь, и грязь сделала скользкой тропу. Тонкое полотно ночной рубашки не защищало ее от буйства стихий, и под ледяным ливнем она продрогла до самых костей. Вполне можно было пожалеть о подобной вылазке. Камни резали ей ноги, а ветер пронзал холодными сосульками. Но Равенна была рада тому, что пошла. Малахия доверял ей настолько, что открыл свои намерения. Быть может, однажды она сумеет убедить его в том, что сила и причиняемые ею разрушения не в состоянии разрешить проблемы Ирландии, о чем так часто говорил отец Нолан.

Ее шаль зацепилась за терновник, Равенна дернула, но тщетно, шипы прочно держали ткань.

– Проклятье! – выругалась Равенна под вой ветра. Утром можно будет вернуться за шалью; насквозь промокшая, она уже не могла защитить Равенну от холода.

Соскользнув с холма, Равенна вступила на поле, поросшее райграсом. Она все сопротивлялась слезам, переполнявшим глаза. Иногда жизнь бывает излишне трудной, решила Равенна.

Горькие мысли помогли ей собраться, и она отправилась сквозь густую траву, разрезавшую ей ноги. Зерна и репей липли к мокрой и грязной рубашке, увеличивая ее муки. Зачем они вообще сражаются? – спрашивала себя Равенна, отчаянно пробираясь по полям О'Рейли. Малахия воевал ради своего драгоценного гомруля, однако же он поднял руку на женщину. Поможет ли ей гомруль? Сделает ли он Малахию и подобных ему людей способными увидеть в ней личность, а не просто юную женщину, которую можно взять. Конечно, сам Малахия никогда не согласился бы с этим, однако в некотором отношении он был ничуть не лучше своих противников-англичан. Лорд Чешэм, велеречивый и умелый соблазнитель, добивался того же самого, что и Малахия.

– Неужели все мужчины одинаковы? И только похоть властвует над ними?

Смахнув с глаз дождевые капли, она принялась отыскивать дорогу. Судя по предположениям Равенны, она должна была находиться рядом, однако теперь девушка не так хорошо ориентировалась на местности, как было в детстве.

– Это невеста! Невеста!

Голос заставил Равенну содрогнуться. Это был Гриффен О'Руни. Он стоял у чугунной ограды. Задумавшись на мгновение, девушка вспомнила, что железный забор этот окружал фамильное кладбище Тревельянов.

– Это невеста. Ты, наконец, вернулась, чтобы спасти нас! – крикнул он ей.

Равенна глядела на старика, лицо которого освещал поднятый в руке слабый фонарь. Все звали О'Руни сумасшедшим, к тому же он проявлял особый интерес к погребениям Тревельянов – другим она его и не помнила. В холодную дождливую ночь Равенне вовсе не хотелось разговаривать с ним.

Она отступила, гадая о том, почему разум оставил старого могильщика. О'Руни только что называл ее невестой, в словах его не было смысла, да она и не искала его в них. Равенна мечтала лишь о том, чтобы добраться до дома, высушиться у огня и залезть под шерстяное одеяло.

– Не уходи! – выкрикнул О'Руни; старческая, дряхлая фигура его не сгибалась под струями дождя. Он направился к ней с такими словами: – Видишь, какую трагедию мы навлекли… мы убили ее… и девочку и ее дитя. Если бы только мы прислушались к гейсу… Мне пришлось одному хоронить ее, потому что Тревельян не смог заставить себя прийти к ее могиле. Он ведь ждал тебя! Нужно было остановить эту свадьбу! Мы должны были отменить ее!

Старик вдруг разразился рыданиями, от которых по спине Равенны пробежал холодок. Она могла бы помочь О'Руни вернуться к его фургону, однако при всей дряхлости он был выше ее, и она опасалась, что не справится со старцем.

– Возвращайся! Возвращайся! Не оставляй нас! – вопил он, выходя с кладбища.

Равенна понимала, что сумеет обогнать его, – тем не менее странные речи наполнили ужасом ее сердце. Она поглядела назад: О'Руни стоял под дождем и тянул к ней руки, словно намереваясь куда-то вести. Замерзшая, утомленная, Равенна рванулась в сторону своего дома, цепляясь руками за ночной ветер, словно это могло помочь ей скорее возвратиться домой. Внезапно из черной тьмы перед ней возникли огни кареты, превратившие дождь вокруг нее в золотое сияние. Равенна упала – как ей показалось – в полную грязи канаву. Над ней промелькнули конские копыта. Она завизжала. И все вокруг померкло.

– Какую еще поганую чертовщину ты там устроил, Симус? – рявкнул Тревельян из кареты.

– Мы кого-то сбили, милорд. По-моему… по-моему, это девушка. – Кучер едва удерживал коней, готовых вот-вот понести.

– Боже, – Тревельян распахнул дверцы кареты. – Я ничего не вижу…

– Кажется, она там, в канаве, – крикнул Симус с кучерского сиденья.

Подняв воротник пальто, Ниалл подошел к канаве и едва не задохнулся, увидев рухнувшее в грязь тело, утопавшее в стекавшей с дороги воде.

Соскользнув с откоса, он взял маленькую фигурку на руки. Мокрая прядь скрывала лицо девушки. В темноте под дождем он никак не мог увидеть, кто она.

– Гони в замок со всей скоростью, – приказал Тревельян. Вместе с мокрой, грязной фигуркой он поднялся в карету, и экипаж рванулся с места.

Тревельян прибавил света в фонаре. Сбросив тяжелое шерстяное пальто, он прикрыл девушку. На ней была всего лишь тонкая, прозрачная рубашка, насквозь теперь мокрая, и грязь не мешала ему оценить грудь и полные бедра. Он прикрыл своим пальто округлые груди, холод сделал соски подобными налившимся жизнью почкам, спрятавшимся под тонким грязным полотном.

Прислонив ее к обивке сиденья, Тревельян отодвинул с лица прядь грязных темных волос. Злость накатила на Ниалла, когда он увидел, кто это. Лицо это не удивило его. Он почему-то знал, что это Равенна. Он предостерегал ее, он велел ей не делать глупостей, не навлекать на себя беду, и вот она перед ним – снова брошенная в его объятия. К счастью, живая и – глаза его скользнули по ее жалкому одеянию – бесстыжая. Болезненное чувство, похожее на ревность, медленно просачивалось в его душу, пока Тревельян мучительно пытался придумать ситуацию, способную объяснить ее появление здесь – ночью и совершенно раздетую.

Откинув голову на спинку, он попытался успокоиться. Чертова девка, распутница, он понял это, еще когда поймал ее на воровстве в собственной спальне. Он надеялся, что английская школа укротит ее… В конце концов, она действительно приобрела там кое-какие манеры, что было заметно в тот вечер за столом. Однако он знал, что надеждам его не суждено исполниться. Если кто из женщин Лира и может носиться под дождем в одной ночной рубашке, так это именно она, внучка ведьмы.