Саймон вытянул шею, но теперь каменные ангелы притихли и умолкли.

– Сейчас ангелы перестали говорить, – печально констатировал он.

Сьюзен резко вздохнула, а когда приблизился проповедник, мать шикнула на Саймона.

– Ради бога, – пробурчала миссис Баттеруорт, – заткните этого парня!

Мать сильно стиснула ему руку, так что Саймон понял, что нужно замолчать. И внезапно прямо перед ним оказался проповедник. Он оглядел разноцветное платье Мари и большую безвкусную шляпу миссис Баттеруорт, и ноздри его раздулись, словно он учуял запах серы.

– Они разодеты в пышные наряды, – произнес он хриплым голосом, – но будут носить рубище.

Его взгляд задержался на Мари, которая, потупив взор, сжимала пальцы Саймона. Казалось, проповедник хочет что-то добавить, но слова замерли у него на устах. Затем, внезапно придя в себя, он отвернулся и направился обратно к алтарю.

– Дьявол всегда среди вас, – продолжил проповедник, вернувшись к деревянному столу, заменявшему алтарь, и обводя конгрегацию гневным взглядом. – Сейчас он находится перед вами под личиной тех, кто хотел бы увести вас от единственной истинной церкви и обречь на вечные муки в аду!

Он указал на коленопреклоненных арестантов.

– Искореняйте же их – пусть каждый человек посмотрит на своего соседа, ибо среди вас находится Змей!

Конгрегация беспокойно задвигалась и зашаркала ногами, когда проповедь подошла к концу. Им не нравился проповедник, но они его боялись. Было известно, что он заходил в дом к людям и допрашивал их, пытаясь узнать, не паписты ли они. С тех пор, как он появился в приходе, в тюрьму Нью-Флит было брошено больше народу, чем раньше.

Когда проповедник наконец-то закончил, поднялся настоятель, и толпа зашепталась уже по-другому. Он встал возле другого аналоя и начал читать из новой Библии.

Он стоял перед древним камнем, на котором был вырезан ангел. Камень был так далеко от Саймона, что он едва мог его разглядеть, но внезапно ему показалось, что камень объят белым пламенем.

– Мэм, мэм, – громким шепотом произнес Саймон. – Ангел в огне!

На этот раз все повернулись в сторону мальчика и зашептались между собой. Миссис Баттеруорт кинула на Саймона яростный взгляд, а настоятель сделал паузу, пытаясь определить, кто его перебил. Однако он не видел Саймона в толпе. Через минуту он продолжил чтение. Ногти матери впились в руку Саймона, и он понимал, что она напугана, но ничего не мог с собой поделать. За спиной у настоятеля ангел распростер свои крылья, и открылась темная бездна, подобная беззвездному небу. Саймон почувствовал, как дрожь охватывает его члены, а кости стали жидкими, как вода. Он почувствовал, что сейчас закричит, но тут настоятель перестал читать и сошел с кафедры. У него за спиной ангел снова слился с камнем. Саймон шумно вздохнул. Мать не отпускала его руку, а Сьюзен смотрела на них обоих в испуге. Однако пришло время заключительной молитвы перед причастием, и викарий снова появился у алтаря. Ему пришлось повысить голос, и он слегка заикался. Люди начали продвигаться вперед, склонив голову.

Те, кто не хотел причащаться, проталкивались к большим дверям, но пространство вокруг Саймона и его матери расчистилось. Когда они выбрались на улицу, люди что-то бормотали и отходили подальше от них.

– Что это ты себе позволяешь? – зашипела миссис Баттеруорт.

Мать Саймона ничего не ответила.

– Кто этот проповедник? – обратилась она к Сьюзен.

– Который? – переспросила та. – Тот, который говорил напыщенные речи, – Роберт Даун, а тот, который заикается, – Мэтью Палмер. С ним все в порядке? – осведомилась она, кивнув на Саймона.

– С ним все хорошо, – ответила Мари. – Там просто было душно, вот и все – ему не хватало воздуха и было трудно дышать.

– Он у меня вообще дышать перестанет, – пригрозила миссис Баттеруорт, – если еще раз так меня подведет.

И она тяжелой походкой направилась в сторону Лонг Миллгейт. Сьюзен взяла Мари под руку.

– Пошли, – сказала она. – Пускай глазеют.

Они последовали за миссис Баттеруорт. Саймон крепко держал мать за руку. Перед глазами проносились какие-то вспышки и мерцание, словно один мир быстро сменялся другим, но он не понимал, что там происходит. Его охватила невероятная усталость.

– Что вам угодно? – обратилась Сьюзен к одной бедно одетой женщине, и та поспешно отвела взгляд. – Не понимаю, Саймон, – сказала она, понизив голос. – Ты такой тихий парнишка, а умеешь привлечь к себе внимание.

Она обняла его за плечи, когда они влились в толпу, направлявшуюся в трактиры Лонг Миллгейт.

Мэтью Палмер зажег свечи, и церковь наполнилась озерцами света и тени. Скоро начнется вечерняя служба, и мальчики пойдут по проходам церкви к каждой из старых часовен, произнося deus misereatur и de profundis за упокой душ тех, кто завещал деньги церкви и школе. Его руки слегка тряслись, поскольку он знал, что в церкви соберутся пуритане, и ему было известно их мнение на этот счет. Особенно он боялся проповедника Роберта Дауна. «Мертвые уже прокляты или спасены, вне зависимости от ваших молитв, – говаривал он. – Вы растлеваете души вашей сегрегации, цепляясь за такие папистские методы. В нашей церкви они уже запрещены», – и так далее.

Мэтью Палмера трясло еще и потому, что в большой церкви было прохладно, и потому что менее чем через час ему придется сидеть за трапезой вместе с Робертом Дауном и его армией. Ничего не могло быть хуже трапезы в этой безрадостной компании: люди Дауна были в трауре и плакали за едой, а кроме того, бичевали себя и перед трапезой, и во время ее, пока капли крови не начинали падать в пищу. Но они особенно настаивали на его присутствии, а это означало, что они хотят обсудить дальнейшие изменения в церкви и церковных службах. Им не нравятся витражи, заявили они, а Мэтью Палмер любил эти окна, каждое из них рассказывало целую историю. Но в центре всех витражей была изображена Богородица, и они, конечно, возражали против этого. В Англии осталось мало церквей и часовен, в которых сохранились подобные витражи. В приходе существовала легенда о том, как во времена прежнего короля, Генриха VIII, прибыли солдаты, чтобы разбить витражи, разгромить приделы и алтарь и уничтожить изображения Девы Марии. Они въехали в церковь на лошадях, но старый священник не дрогнул и продолжал читать молитвы.

«За кого это вы молитесь?» – спросил начальник солдат, и когда ему ответили: «За леди Маргариту Бофор, бабушку короля», он резко остановился и после горячего обсуждения со своими людьми уехал. Таким образом, церковь осталась нетронутой, хотя и пришлось заменить каменный алтарь деревянным столом.

Однако теперь пуритане хотели, чтобы стены побелили, окна замазали известковым раствором и закрыли ставни. Они требовали, чтобы во время служб не было пения – только молитвы, которые следует читать на английском языке. Это еще усугубило бы смятение, уже завладевшее людьми. Ведь старые обычаи не так-то легко отмирали, и люди все еще тайно ходили на поля Чистилища в канун Хеллоуина, чтобы зажигать огни и читать молитвы по своим дорогим усопшим, дабы отмолить им хотя бы один день от мук Чистилища.

Викарий зажег последнюю свечу и стоял, задумчиво глядя на отражения в блюдах, в которые клали пожертвования на церковь. Что он ответит, когда его начнет расспрашивать Роберт Даун? Известно, что немногие могут противостоять ему. Этот человек – прирожденный инквизитор.

Он отвернулся от свечи и вздрогнул, внезапно увидев фигуру женщины. Ее голова была покрыта цветным платком, из-под которого выбивались темно-рыжие волосы.

Она приблизилась к нему, заметив, что он оторвался от своего дела.

– Отец, – обратилась она к священнику.

– К-кто – что такое? – с трудом выговорил он.

– Мне нужно с вами поговорить.

Мэтью Палмер поспешно оглянулся через одно плечо, затем через другое и сделал шаг к женщине.

– Я н-н-не могу выслушать исповедь, – заикаясь, произнес он, так как его уже просили об этом раньше; но женщина покачала головой.