Проснулись мы тоже все вместе, как по команде открыв глаза. Голова раскалывалась от жуткой боли. Все тело ломило, а во рту был странный привкус железа.  Но самое странное творилось все же вокруг нас.

      Туман. Самый настоящий, сродни тому утреннему,  который застит своим белым покрывалом все и вся. Когда не видно даже собственную вытянутую вперед руку, а ваш крик, посланный в эту манку, тут же возвращается, словно споткнувшись о какую-то невидимую стенку.

     И все бы ничего. Ну, туман, и что из этого.

- НО В МЕТРО ТУМАНОВ НЕ БЫВАЕТ!!!  - мои мозги взорвались от сумасшедшей догадки, и боль стала просто невыносимой. Я обхватил, сжал, что есть сил, виски обеими руками, пытаясь предотвратить, немедленно положить конец этому мучению. С таким же успехом я мог бы попытаться остановить своим телом, несущийся мне навстречу поезд. Результат предсказуем. Поезд пронесся бы дальше, а боль была все там же и все такой же.

    Я подсунулся впритык, нос к носу, и посмотрел на Дашу.      Тут же понял, что она испытывает нечто весьма похожее.  Только девушка еще и тихонько постанывала. Кстати, до меня дошло, что я только сейчас начал слышать.

      Остальных я разглядеть и не пытался.  Напрасная трата времени. Но я их тоже услышал. Причем звук был глухой, отдаленный. Так еще кричат, моля о спасении,  упав в очень  глубокий колодец. Детский плач. Когда глаза бездействуют, уши начинают работать в гораздо улучшенном режиме, стараясь хоть как-то компенсировать потерю. Какая-то женщина, позабыв о своих болячках, пробует успокоить ребенка.   Я поворачивал голову, направляя уши-локаторы в разные стороны. Отвлекся.  И боль немного отступила. Я даже смог попытаться осмыслить увиденное и услышанное. Или не мог?

      - Цок, цок, цок.

- Ты слышишь?! – Даша крепко сжала мою руку.

- Цок, цок, цок – а звук все приближался и не услышать подобное мог только глухой. Но вот мой разум  противился, поставив крепкий, нерушимый барьер. Твердо сказав: «НЕЕЕЕЕТ!!!! ТАКОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!», чтоб окончательно не слететь с катушек, я попробовал подключить логику.

- Это, наверное, туман – погладил девушку по плечу, свободной рукой. – Я слышал, что иногда подобное случалось. Звуки имеют свойство искажа…. – цок, цок, цок – …ться.

- А звук может рассеивать мглу? – Дашин вопрос заставил меня отвлечься.  

- Что ты …. – я хотел поинтересоваться, что она имела в виду, но так и замер с раскрытым ртом. Я уже все и сам увидел.

    Она сжималась, уплотнялась, превращаясь во что-то более осязаемое. Мне даже показалось, что ЭТО! можно пощупать. Но я не мог пошевелиться. А еще тишина. В ушах зазвенело от этой, неестественной тишины. Я не верю, что никто не закричал от ужаса. Но ко мне не долетало ни звука. Даже моего, собственного, потому что я тоже должен был кричать.   Рот раскрыт и я ору, ору во всю глотку. Но в ушах по-прежнему ничего. Только: «цок, цок, цок».

    Постепенно стали вырисовываться контуры. Все четче. Все ближе. Совсем близко.

     Рядом со мной возник всадник.

- Цок, цок, цок – конь, сотканный из белесых нитей тумана, двигался очень медленно.  Плавно покачиваясь в такт лошади, наездник безучастно смотрит пустой глазницей куда вдаль. На его голове, вернее том, что от нее осталось, ополовиненная фуражка с кокардой. На поясе четко угадывалась сабля. В руке, вяло повисшей вдоль тела, нагайка.

     За всадником следовали солдаты с ружьями – герои былой, окончившейся больше ста лет назад, войны. Те же невидящие ничего и никого глаза. Такие же, как и на командире, полуистлевшие шинели. Большинство с явным отсутствием какой-то из конечностей, или рваными, огромными ранами на телах. Их души «разбудили» и они возвращались домой. У них осталось одно, последнее желание, но, к сожалению, никто не мог им в этом помочь.

     Боль в голове достигла, казалось, своего апогея. Мои глаза так и норовили тоже покинуть глазницы. А главное все та же тишина, от которой можно было ОГЛОХНУТЬ! А еще ощущение полной беспомощности, и подспудное желание снова, как в детстве, спрятаться под одеяло, и притвориться, что ты спишь. Глядишь, и чудище не тронет. Побродит вокруг и уберется восвояси.

     - А-а-а-а-а!!! Ма-а-а-а-ма!! У-у-у-у-у!!! Йо…..!!! – сперва включился звук.  Сразу и одновременно. И я с облегчением услышал, что тоже кричу. Не стесняясь, почти по-женски. Рядом, уже охрипнув и сойдя на фальцет, орала Даша.

     А уже за миг туман сгинул. Будто и не было его вовсе. Осталась чернота тоннеля и слабое свечение наших фонариков. В голове тоже прояснилось. Даже боль ушла, а глаза снова встали на свои места.  

     Обсуждать только что увиденное не хотелось никому.   Было лишь желание убраться отсюда подальше и поскорее. Усталость как рукой сняло. Откуда только силы взялись. Мы дружно, прейдя на легкую трусцу, понеслись в сторону Войковской.

     На станции, как я и предполагал, почти никого не было. Почти. Пяток искателей легкой наживы  сгрудились у костра, обсуждая какой-то очередной мерзкий план. Заслышав топот в тоннеле, они, было, подумали, что добыча сама, своим ходом пожаловала к ним в руки. Представьте себе  их разочарование, когда к ним, притаившимся в засаде, вылетела такая толпа. Озверевшая, кстати, жаждущая куда-то согнать всю, накопившуюся за столь нелегкий путь, злость. Вооруженная до зубов. Они то и попались под горячую руку.

     Отзвук выстрелов громким эхом разнесся по тоннелю. Но когда мы с Дашей вбежали на станцию, все уже было кончено. С горе бандитами было покончено за пару минут.

Станция Войковская никогда особой красотой не блистала. Тот, кто проектировал сие сооружение, не стал заморачиваться с отделкой стен, или хотя бы с ажурностью колон. Здесь все было правильным, прямым и до скукоты обыденным. И если бы не мрамор, то данную станцию вообще можно б было перепутать с подземным переходом или вестибюлем какого-то дома культуры.

     Поэтому сейчас, после надцати лет запустения, станция производила весьма гнетущее впечатление. Но Савеловцы на то они и Савеловцы, чтобы не опускать руки ни при каких обстоятельствах. Они, не долго думая, по хозяйски закатали рукава и принялись к обустройству своего нового жилища.

     Но проблемы все же были.  Да еще какие. Большинство припасов и палатки в спешке оставлены на Савеловской. Проблема освещения – не всю жизнь же при кострах жить. А главное заканчивались запасы воды. Срочно требовались фильтры для очистки новой.  

    Слава Богу, что все это можно было купить. Хотя бы даже у Ганзы. Или в Китай-городе. Но все же лучше у Ганзы. Их товары обладали хоть какой-то степенью прочности. Приобретая что-то у ганазейских купцов, вы могли быть уверены, что оно не сломается, стоит лишь вам покинуть пределы лавки. Подобно мне, купцы еще дорожили своим именем, поэтому у них даже существовало что-то наподобие гарантийного обслуживания. Да-да. Я не шучу.  

        И я понял, что пришло время раскурочить один из своих тайников.  Ну, захотелось мне спонсором заделаться, и что из того. Вот поэтому у меня с начальником состоялся весьма серьезный разговор.

     Когда я сообщил ему о своем решении и попросил выделить мне в дорогу парочку провожатых, он даже прослезился.

- Не ожидал. Не ожидал – Савелий Порфирьевич шмыгнул носом, а потом подошел и крепко сжал меня в своих объятиях-клещах. У меня тут же перехватило дыхание. Но не от переизбытка чувств.  Мои ребра трещали и вопили: «Отпусти!», а легкие вторили им, моля о доступе свежего воздуха.

    - Живой! – начальнику надоело обниматься и я натужно задышал. У меня было такое ощущение, будто я только что пробежал многочасовой марафон или взобрался на высоченную гору. И я себе поклялся, что впредь надо быть поосторожнее в общении с ним, а  то ж и помереть можно.

       - Тебе не придется ни за что платить – сопение он видать перепутал со своим шмыганьем. Потому что продолжал разговор, не обращая на мое состояние никакого внимания. – Мешочек то я сберег – радостно сообщил мне, имея в виду морфий. – Теперича, как я понимаю, надо будет обменять его. Я даже список составил интересующих нас вещей. Все не решался попросить тебя. Ну, в смысле доставки. Ты ж и так столько для нас сделал – он виновато посмотрел в мою сторону.