Детворы, военной и послевоенной, в огромном доме было много. Жили мы дружно, скучать и унывать было некогда. Занимались и музыкой, и танцами, бегали в секции и кружки. Было их ещё мало, но мы лепили и рисовали, пели и вышивали. А вот жизни учил нас деда Кеша. Как-то осторожно, ненавязчиво. Авторитетом он был для нас абсолютным. На детей никогда не кричал, даже голоса не повышал, но умел посмотреть так строго и требовательно, что делалось не по себе. Пререкаться, ослушаться деду Кешу мы не смели, он был посвящён во все наши тайны.

Между собой, конечно же, мы и ссорились, но беззлобно. Обижались, но тут же мирились. Друг за друга стояли горой. Тогда понятие «двор» было равнозначно «братству». Ябед и ехид не любили: с ними не дружили и не играли. А играли часто двор на двор. И в «казаки-разбойники», и в лапту, и в футбол. Вставали в длиннющий хвост, чтобы проскочить под тяжёлой крутящейся верёвкой, единственной на весь двор. Играли и в догонялки, и в прятки, и в жмурки…

Во многие игры научил нас играть деда Кеша. Для команды-победительницы у него всегда наготове был свой специальный приз – рамка густого янтарного мёда в сотах. Высшего блаженства, чем облизывание этого ароматного, живительного лакомства, мы в ту пору не знали. А вот выиграть у него партию в городки или шашки никто не мог. Неугомонный, он не переставал нас постоянно чем-то удивлять. Он и улей для пчёл смастерил у себя под окном одним из первых в Москве. А в карманах его выцветшей неизменной телогрейки, которую он за неимением ничего другого носил не снимая, всегда находилось что-то на первый взгляд несуразное, а для нас – неожиданное, любопытное, мудрёное.

Медленно доставая это «что-то», растягивая удовольствие и обводя нас интригующим взглядом, от которого мы замирали в предвкушении восторга, он говорил таинственно и загадочно: «Ну-с, кто угадает, что это такое?» И на свет по очереди появлялись многочисленные металлические штучки, невероятные головоломки, которые он сам придумывал и мастерил. Нам предлагалось то собирать, то разбирать их.

Был он учителем математики, до войны преподавал в школе. Занимаясь с нами, был уже тяжело больным человеком, инвалидом. Но мы, дети, и не догадывались об этом. Не знали мы, что наш деда Кеша – Иннокентий Николаевич Бессонов – в 37-м году был по гнусному доносу осуждён и сослан в ГУЛАГ, где провёл несколько страшных лет. Но не озлобился, не ушёл в себя. Занялся пчеловодством, фотографией, спеша запечатлеть, оставить потомкам каждое мгновение. Дворовые ребята тянулись к нему, повсюду ходили за ним толпой, вовлекаемые им то в одно, то в другое занятие. Откуда он брал силы, терпение, выдержку, мужество, мы не знали. Знали мы только одно: нам с дедой Кешей – жизнерадостным, доброжелательным и щедрым человеком – уютно, надёжно и очень интересно. Его влияние на нас было огромным. Даже кепки мы носили «под него» и друг друга называли «сударь» и «сударыня», как это делал он.

Однажды деда Кеша принёс во двор по тем временам настоящее чудо – поизносившийся, потёртый, но работающий фотоаппарат – и стал обучать нас фотоделу. Снимки тех лет я храню до сих пор. Хотя качества они и невысокого, но мне дороги как память о моём детстве, дворе, любимом фонтане, о добродушном и сердечном деде Кеше – замечательном человеке.

Ещё более потрясающим событием стало для нас появление такого же старого велосипеда. Где дед его раздобыл? Говорили, что откопал на какой-то свалке, починил, покрасил, смазал моторным маслом. Ездить на нём сам он уже не мог, но нас научил всех. Помню, как впервые села на этот велосипед, разогналась, остановиться не могу, кричу: «Всё! Разобьюсь!» А меня уже держат крепкие дедушкины руки. Катался на этом велосипеде весь двор, строго по одному кругу.

А сколько книг из деды-Кешиных рук переходило вот так же по кругу от одного к другому!.. Сам он читал запоем, его маленькая комнатушка была сплошь завалена книгами. Дед никогда не забывал расспросить о прочитанном, одновременно обучая нас «лечить» книжки, переплетая их заново и возвращая им прежний вид.

Немало времени потратил он, чтобы приобщить к чтению двоечника Владика Беспалова. Какие только книги не предлагал! Участвовали в этом и мы, но всё было напрасно. И всё-таки мы увидели Владика с книгой в руках! Как деде Кеше удалось убедить его, осталось загадкой. Только через много лет мы узнали, что этот самый Владик стал известным литературным критиком. Крупным учёным-океанологом стал впоследствии Гена Назаров, в детстве разбивший первый огромный деды-Кешин аквариум с любимыми золотыми рыбками, что стоял у него на подоконнике.

Вышли в люди, состоялись абсолютно все ребята нашего двора. Нам здорово повезло. Рядом с нами всегда был мудрый человек – Учитель – деда Кеша, чьи уроки постижения прекрасного мы запомнили на всю жизнь и благодарная память о котором до сих пор греет наши сердца.

Надежда БЕССОНОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Портфель "ЛГ"

Звёздные часы Валентина Янина

Валентин Лаврентьевич ЯНИН – действительный член Российской академии наук, с 1962 года возглавляет Новгородскую археологическую экспедицию МГУ, известную своими важнейшими для русской культуры открытиями – берестяными грамотами и Новгородской псалтирью, которая является древнейшей славянской книгой. Валентину Лаврентьевичу присуждена премия Александра Солженицына 2010 года. Сегодня учёный отвечает на вопросы «ЛГ».

– Как вы восприняли известие о том, что стали лауреатом Солженицынской премии?

– Стать лауреатом премии, которой ранее удостоены замечательные учёные-академики Владимир Николаевич Топоров и Андрей Анатольевич Зализняк, – большая честь. Да и фигура Александра Исаевича Солженицына, воздвигшего потрясающей силы литературно-документальный памятник жертвам ГУЛАГа, для меня лично значит многое: мой дед погиб в лагере в 1937 году…

Я и раньше считал, что эта премия – самая авторитетная из существующих в России. Это подтвердилось, когда в марте было обнародовано решение жюри. У меня немало разных наград – и советских, и постсоветских, и зарубежных. Но ни одна из них не вызывала такой бурной реакции у моих знакомых, как эта. На меня буквально обрушилась лавина телеграмм, телефонных звонков – в течение нескольких дней я только и делал, что открывал дверь почтальону, снимал трубку и благодарил звонивших за поздравления. Поначалу было и некоторое удивление – ведь премия-то литературная. Но мне объяснили, что с недавних пор жюри принимает к рассмотрению также и труды по русской истории и государственности.

О ЧЁМ РАССКАЗАЛИ БЕРЕСТЯНЫЕ ГРАМОТЫ

– Премия присуждена «за выдающиеся археологические и исторические открытия, перевернувшие представления о нашей ранней истории и человеке Древней Руси». Как бы вы определили наиболее важные пункты этих новых представлений? Чем они отличаются от прежних?