В этом-то Чукавине, в спальне хозяйки дома, Софьи Матвеевны, среди портретов родных и близких висела и эта миниатюра. В детстве, приезжая на лето в гости к прабабушке, Леночка Чижова не раз видела портрет и слышала историю о том, как Софья Матвеевна получила его в подарок вместе с тоненькой книжечкой первой главы «Евгения Онегина» от матери поэта, Надежды Осиповны. Дело в том, что прабабушка приходилась дочерью Матвею Яковлевичу Мудрову. В начале XIX века у него лечилась «вся Москва». Он был выдающимся клиницистом.

Матвей Яковлевич не только время от времени консультировал семейство Пушкиных, но нередко бывал на литературных вечерах, которые устраивал Сергей Львович. Дружен он был и с Жуковским, и с Карамзиными, и с Голицыными. Зиму 1832/33 года семейство старших Пушкиных проводило в Москве, Надежда Осиповна с Софьей Матвеевной виделись довольно часто, вот она и сделала дочери старинного друга их дома воистину драгоценный подарок. Кто писал портрет, Надежда Осиповна не сказала, так что потомки Софьи Мудровой считали, что это работа безвестного крепостного художника.

Вот такую удивительную историю получила Елена Александровна от предков вместе с реликвией в наследство. Когда в 1950 году Московский театр им. Ермоловой гастролировал в Ленинграде, Чижова подарила портрет Всеволоду Якуту, сочтя, что более достойного хранителя реликвии ей не найти. Всеволод Семёнович много лет выходил на сцену в роли Александра Сергеевича в легендарном спектакле «Пушкин» по пьесе А. Глобы, считал эту работу лучшей в своей творческой биографии. А спустя некоторое время Елена Александровна ушла в монастырь. Когда Якут навестил её там, сказала: ушла бы раньше, да вот держало что-то, а отдала вам портрет и поняла – можно…

Десять лет хранил у себя бесценный портрет Всеволод Семёнович и наконец решил, что ему место в музее, а не в частных руках. К тому же предание преданием, но что это портрет Пушкина, требовалось всё-таки доказать. Ведь, кроме памятной записки с изложением событий полуторавековой давности, составленной матерью Чижовой, у него ничего не было.

Атрибуцией миниатюры занялась Н.В. Баранская, заместитель директора ГМП по научной работе. Опытный педиатр Г.И. Смирнов подтвердил, что мальчику на портрете не более трёх с половиною лет, а антрополог и скульптор М.М. Герасимов – правомерность сопоставления портрета ребёнка с достоверными изображениями зрелого человека: некоторые характерные черты лица с возрастом не меняются. По фотографиям всех прижизненных натурных портретов поэта он выделил такие черты, а потом проследил их и у мальчика с миниатюры. Но для полной уверенности подключили специалистов ВНИИ криминалистики, которые согласились с выводами Герасимова. Датировку миниатюры производили с помощью рентгеноскопического анализа в Центральных реставрационных мастерских им. Грабаря. А авторство графа Ксавье де Местра установили, сравнив эту миниатюру с двумя другими миниатюрными портретами – А.В. Суворова и Н.О. Пушкиной, атрибуция которых никаких сомнений не вызывала. Ах, если б многоуважаемый г-н граф мог провидеть судьбу малыша, он наверняка оставил бы свой росчерк на миниатюре. Но в 1802 или 1803 году это был всего лишь милый пустячок, особой ценности ни для кого, кроме родных мальчугана, не представлявший.

Портрет находился в экспозиции музея с момента открытия. И всё равно некоторые сомнения оставались. В 1988 году сотрудники ГМП обратились во Всесоюзный научно-криминалистический центр МВД с просьбой о повторной экспертизе: вдруг всё-таки это портрет кого-то из семейства Мудровых. Криминалисты сравнили миниатюру с изображениями деда поэта И.А. Ганнибала, его матери, брата и даже дочери Наташи, а также с портретом самого М.Я. Мудрова. Вывод был однозначен: Пушкин! Не подвело чутьё Модзалевского…

Виктория ПЕШКОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Искусство

Три цвета белого

ЗДЕСЬ ТАНЦУЮТ

Балетный сезон и алхимия чувств

Мне, как это случается из года в год, больно расставаться с выпускницами Московской академии. Не все из них, к сожалению, блеснут, выпущенные в хищный мир балетных страстей, хотя девушек к этой жизни специально готовят. Не ко всем будет доброжелательна критика. Не всех полюбит «публика». Зато по отношению к каждой «знаток из зала» будет проявлять так называемую объективность.

Так вот: от меня никакой объективности не ждите! Не для того я хожу в балет, чтобы рассуждать о механике и анатомии.

ШКОЛА

В училище происходит оформление будущих танцовщиц, стать балеринами из которых смогут единицы. Но для всех общим будет одно: ограничивающее, стесняющее воспитание, выработка определённого типа с характерным набором свойств. Физических и моральных. Что, согласно Ницше, а позже и Шпенглеру, есть признак аристократизма.

Иное – театр. Естественная среда с естественным законом увеличивающейся энтропии. Поэтому и истаивает форма, заданная академией. Но! Я всё равно с особым вниманием буду относиться к тем, кого показала мне Марина Константиновна Леонова. Которая просто любит детей, а это – поверьте – сымитировать нельзя. Такая любовь – хорошее дополнение к обязанностям ректора.

В этом году среди лидеров двое: Дарья Бочкова и Анастасия Соболева.

Актёрское мастерство во время экзамена ускользнуло от Насти чуть больше, чем поддалось Даше. Анастасия Соболева в поисках своей Джульетты пошла по пути индивидуализации героини, тогда как следовало выявить наличное и общее для всех, включая зрителей. То высочайшее, чему благоволит сродство воспитания веронской аристократки и классической танцовщицы. Что раскрывается в церемониальности куртуазных манер, вершина кодификации которых пришлась на «осень Средневековья», как назвал этот прекрасный период Йохан Хёйзинга.

И что же Настя? Экзамен по народно-сценическому танцу показал, что правда моя: индивидуальность девушки раскрывается именно в типическом. В этом смысле Настя подобна плющу, дионисийскому символу, связанному со сладострастием более, чем с безумием. Анастасия – материя, которой необходимо для совершенства отлиться в ясную форму.

Другое у Дарьи Бочковой. Её отношение к роли – господство. Ледяное высокомерие. Игра не со зрителем, но с персонажем. Даша не стремится выразить себя в типовых образцах, но типическое само выделяется из её индивидуальности. Отпадает и осуществляется независимо. Рождение образа происходит у Дарьи именно в этом отпадении, в миг разъятия хаоса, в символической смерти материи и рождении формы – космоса. Контроль над сценической ситуацией у Даши поражает: она выступает в роли Гамзатти, и не образ ведёт девушку по лабиринтам неясных интуиций, но сама Дарья Бочкова крепко держит персонаж и лучше знает, куда тому повернуть на следующем перекрёстке.

ПОДМОСТКИ

В день, когда в Кремлёвском дворце давала бенефис Светлана Захарова, зал Большого театра оказался без «поклонников на договоре». Мне хотелось увидеть самую скандальную выпускницу прошлого года в проходной, но корифейской партии. Анжелина Воронцова должна была дебютировать в качестве Первой Сильфиды в балете Бурнонвиля и Йохана Кобборга. Это было то, что надо. Лучше всего достоинства танцовщицы проявляются в таких непрестижных ролях.