И. В. Сталин

Странное поведение Сталина сбивало Берию с толку. Казалось, он узнал все повадки Хозяина, научился угадывать малейшие его желания, но каждый раз тот ставил его в тупик. И сегодня рутинное дело – утверждение списка врагов – превратилось в очередную проверку.

Так ничего и не сказав, Сталин тяжело опустился в кресло и возвратился к просмотру «расстрельного» списка. Карандаш медленно скользил по фамилиям и остановился на Марии Спиридоновой.

– Жива еще, старая стерва? – удивился он.

– Скрипит, – презрительно заметил Берия.

– Ты смотри, пережила всех!

– Последняя. Из эсеров больше никого не осталось.

– Прощения не просит?

– Нет.

– Гордая… Ну и пусть подыхает! – Сталин с ожесточением поставил на первом листе жирную роспись.

Берия с облегчением вздохнул и сложил листы в папку. Но Хозяин не отпускал. Почистив трубку, он набил ее табаком и закурил. Дым причудливыми кольцами поднимался к потолку. В наступившей тишине было слышно, как между стекол бьется ожившая на солнце муха.

– Лаврентий, – впервые за время разговора голос Сталина потеплел, в глазах заплескалась радость, – а все-таки мы столкнули их лбами!

– Теперь только искры полетят, – поддакнул Берия.

– Искры – это только начало. – Взгляд Сталина затуманился. – Грызня этих империалистических хищников не только облегчит наше положение на фронтах, но и разбудит крестьянство и рабочий класс в Китае, в Юго-Восточной Азии и Индии. Великая революция на Востоке, зерна которой были обильно политы в начале века кровью трудящихся, сметет остатки китайских мандаринов и разрушит британскую империю. С Китая мы начнем новый поход против мирового империализма, который завершится полной победой социализма.

– Мы активно работаем в этом направлении, Иосиф Виссарионович, только в одном Китае задействовано четыре резидентуры. За последние полгода значительно укрепились наши оперативные позиции в Америке и Индии, – поспешил заметить Берия.

– До конца войны еще далеко, – продолжал размышлять Сталин, – но победа обязательно будет за нами! На пути к ней еще возможны отдельные поражения, но независимо от них судьбы Гитлера и будущей Германии предопределены. Поэтому уже сегодня мы должны думать о будущем – и близком, и далеком. Кто станет в нем нашим врагом, а кто союзником? И здесь ведущая роль принадлежит твоему ведомству. В чужой стране лучше иметь своего президента, чем посылать туда армию. Последняя операция показывает, что НКВД способно решать такие задачи.

Берия громко, словно боясь, что Сталин не услышит, заявил:

– Иосиф Виссарионович, только под вашим гениальным руководством нам удалось провести эту блестящую операцию!

Тот поморщился и строго заметил:

– Мы, коммунисты, должны быть скромны. В наших рядах нет ни первых, ни последних. Все мы – рядовые бойцы партии, и наши жизни принадлежат только революции.

– Да, конечно! А на чекистов вы всегда можете положиться! Для них нет и не может быть большей чести, чем отдать жизнь за партию.

– Жизнь, говоришь… А чего эта жизнь стоит на весах истории? – загадочно обронил Вождь и ушел в себя.

Берия терпеливо ждал, но следующее заявление огорошило его.

– Лаврентий, твои разведчики в Китае и Америке были настоящими патриотами и героями. Родина их не забудет и обязательно воздаст по заслугам.

– Почему… были? Они живы и продолжают активно работать! Японцам удалось захватить всего несколько человек, но они молчат.

– А Зорге? Подлец! На первом же допросе сознался, что работает на нас!

– Но ему ничего неизвестно об этой операции, – промямлил Берия.

– Лаврентий, ты меня не понял? – Сталин выразительно посмотрел на него и сухо сказал: – Запомни, семьи героев ни в чем и никогда не должны знать нужды, а предателей надо уничтожить! Если потребуется, тебе поможет Абакумов, у него хватка бульдожья.

– Я сам прекрасно справлюсь, товарищ Сталин!

– Вот это другое дело, а то я подумал, что ты уже утерял партийное чутье.

– Я все понял, товарищ Сталин! – поспешил заверить Берия, почувствовав себя под немигающим взглядом хозяина, как кролик перед удавом. Страх когтистыми лапами сжал сердце.

«На каком решении остановится сухорукий? – лихорадочно соображал он. – Выкосить только резидентуры? Главк? А может, и меня самого? Недаром вспомнил этого бульдога Абакумова…»

Собравшись с духом, он заявил:

– Товарищ Сталин, ни один предатель не уйдет от справедливого возмездия. Я сделаю все…

– В общем, Лаврентий, разберись. Не только нашим врагам, но и нашим союзникам не должна поступить никакая

ложная информация от перебежчиков и провокаторов! Еще не хватало, чтобы Рузвельт подумал, что мы виляли им, как собачьим хвостом!

Через несколько часов за подписью наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии в адрес руководителей харбинской и нью-йоркской резидентур были направлены срочные радиограммы. В них предписывалось принять все меры по незамедлительному выводу в Центр следующих агентов: Сан, Гордон, Курьер, Доктор и Павлов, а также ряда других, обеспечивающих работу специальных агентов или задействованных специальными агентами в процессе выполнения поручения Центра.

…Перестрелка с подпольщиками у аптеки старого Чжао вызвала в городе переполох. В район стягивались полицейские силы. От здания, где размещалось ведомство Дулепова, одна за другой отъезжали машины, битком набитые вооруженными людьми. Здесь же, отрабатывая свой хлеб, крутились вездесущие репортеры, которых пытались отогнать, как назойливых мух, но это не приносило результатов. В воздухе стоял невообразимый гвалт. Зато обывателей-харбинцев, и так старавшихся обходить этот район стороной – у контрразведки запросто можно было попасть в какую-нибудь переделку, – как ветром сдуло. Опустела и стоянка такси перед торговым домом «Прохоров и K°». Несмотря на приближение обеденного времени, все ресторанные заведения поблизости были закрыты. Поторопились захлопнуть двери и владельцы маленьких лавок и магазинчиков. Прильнув к щелям в ставнях, они и жители близлежащих домов с тревогой наблюдали за происходящим. Сомневаться не приходилось, в контрразведку опять потащат арестованных, а попадаться под горячую руку никому не хотелось.

У подъезда, скрипя тормозами, остановился изрешеченный пулями «форд». Разъяренные дулеповцы вытащили из него двух связанных подпольщиков и пинками погнали в подъезд. Один из подпольщиков упал, его подхватили под руки и поволокли по ступеням. Затем подъехал грузовик, из кузова на мостовую сбросили тело, тут же налетели газетчики и принялись фотографировать. Охрана заработала прикладами, тело унесли.

Вскоре появилась машина Дулепова. Подняв воротник, он стал подниматься на крыльцо.

Когда он вошел в здание, навстречу ему метнулся дежурный с докладом:

– Господин полковник, только что звонил господин Сасо и…

– Да пошел он… – прорычал Дулепов и быстро зашагал к своему кабинету.

Ясновский и Клещев тащились за ним. При захвате боевиков обоим крепко досталось, особенно Клещеву: левую щеку филера перечеркнул лилово-красный рубец, нос напоминал спелую сливу. Лицо и руки Ясновского покрывали царапины.

Чуть позже к подъезду подъехал «опель», из которого вывалился едва живой Генрих Люшков. Выглядел он плачевно. Хромая на обе ноги, он тоже заковылял наверх, в кабинет Дулепова.

В кабинете стоял ор. Ясновский и филер костерили друг друга на чем свет стоит. Дулепов молчал, но его молчание не предвещало ничего хорошего. Чтобы привести себя в чувство, он прибегнул к испытанному средству – достал из шкафа пузатую бутылку коньяка, трясущейся рукой налил до краев рюмку и одним махом выпил. По его лицу пошли бурые пятна, затем мосластый кулак взлетел в воздух и грохнулся на стол. Но даже это не остановило уже схватившихся за грудки подчиненных.