Пришли аспиранты, повозились, шурша травой. Наконец угомонились. Олег, приткнувшись рядом с Павлом, проговорил лицемерно:
– Хорошо с тобой. Тепло излучаешь, как печка, да и другой аспект есть; пока такую тушу медведь жрать будет, на меня уж и аппетита не останется.
Павел буркнул:
– Нет тут медведей… – и постарался заснуть.
Утром, как ни странно, на закидушки попалось шесть штук налимов. Пока они жарились, Павел сбегал на приречную террасу, накопал Марьина корня. И у них получился роскошный завтрак. Потом они столкнули плот в воду и с комфортом поплыли вниз по течению. Они старались не думать, что ниже по течению их ждал другой перекат, который они благополучно миновали на пути сюда.
В полдень они пристали к берегу. Павел в два счета заколол трех крупных налимов. Потом он пошел драть кору для туеска и наткнулся на целую поляну, заросшую борщевиком. Он позвал товарищей, и после налимов получился великолепный десерт. За полчаса они срезали и съели все цветоносы. Оставили только парочку, на развод.
Потом плыли дальше. Батышев сидел на корме, спустив ноги в воду, и неподвижным взглядом смотрел в никуда. О чем он думал, какие видения проплывали в его мозгу, Павел и представить не мог. Олег лежал ничком на носу плота и смотрел в воду. Михаил забрасывал удочку то с одного края плота, то с другого. От того, что он то и дело переходил с одного края на другой, плот кренился, профессор вздрагивал, но неотвязную думу свою оставить не мог.
Павел сидел посередине плота, на перекладине, и шил из бересты туес. От съеденного борщевика его мучила икота и пахучая, резкая отрыжка.
Мишка положил, наконец, удочку, раздраженно проворчал:
– Похоже, в этой речке окончательно все передохло…
– А что ты ел за обедом? – резонно возразил Павел.
Он закончил туес, поглядел его на солнце, и искательно предложил:
– Арнольд Осипович, а не причалить ли нам к берегу? Ушицы сварим…
– И как ты в этой берестянке собрался уху варить? – ласково спросил Михаил. – Она же пыхнет, как порох…
– У тебя, похоже, по физике двойка была?.. – подал голос Олег.
– Пока не будем причаливать… – раздумчиво проговорил профессор. – Надо бы дотянуть сегодня до переката…
До переката они дотянули, но причалить к берегу вовремя не сумели. Их затянуло в быструю струю. Шесты оказались коротковаты, да и жидковаты. Лень было потолще ножами вырезать…
Стоя на коленях на краю плота, и стараясь шестом достать дно, Михаил с притворным испугом крикнул, обернувшись к Олегу:
– Только, ради Бога, Олеженька, когда нас разобьет, не вздумай опять куда-нибудь заплыть!..
Он как в воду глядел. Они отчаянно выгребали шестами, стараясь удержаться на стрежне, но неуклюжее сооружение не слушалось. Плот соскользнул с водяного горба и слегка зацепился за камень. Бревна мгновенно разнесло по всему перекату.
Перекат этот не был опасен. Если бы плот у них был покрепче, они бы его миновали благополучно. Им удалось увернуться от всех камней. Оказавшись в спокойной воде плеса, они не спеша поплыли к берегу. Только сейчас Павел заметил, что профессор еле-еле держится на воде. Но, тем не менее, он ругался черными словами, судорожно загребая руками воду. Подобного изощренного мата Павлу еще не доводилось слышать. Тем более невероятно было слышать это из уст профессора ботаники.
Когда подплыли к берегу, на ноги профессор встать не смог. Он дополз до уреза воды, и только тогда Павел решился ему помочь. До сих пор его удерживала робость перед профессором, та особая почтительность, которую тот внушил ему с самого начала. И эта беспомощность, вдруг свалившая такого сильного и независимого старика, разом приблизила его к Павлу, сделала понятным и своим. Он подхватил на руки тяжеленного профессора и вынес его на берег.
Цепляясь за его шею жесткой, мокрой рукой, профессор проговорил:
– Что это ты меня, как девушку нянчишь?
Павла почти не смутил столь резкий переход от бесноватой ярости к насмешливости. Он весело проговорил:
– Ну не волоком же вас тащить! Что это с вами? – Павел осторожно усадил его на валун.
Поморщившись от боли, профессор сказал смущенно:
– Да вот, когда бревна подо мной разъехались, об камень коленкой треснулся… – и, обернувшись к стаскивающему с себя одежду Михаилу, рявкнул свирепо: – Накаркал! Шутник…
Мишка застыл с мокрыми брюками в руках, смущенно потупился.
Они уныло сидели у костра, вокруг сушилась одежда. Профессор полулежал на подстилке из веток тальника и смотрел на огонь. Нога его была толсто обмотана листьями лопуха, найденного Павлом на дне лощины неподалеку от берега.
Олег вздохнул:
– Поели ушицы… Утонула твоя берестяная кастрюлька…
– У тебя, наверное, двойка была по физике? – ядовито осведомился Михаил. – Ты что, не знаешь, береста не тонет…
Павел насмешливо проговорил:
– А я вот был как-то на Байкале, в районе станции Слюдянка, маленько назад по старой дороге, там село есть, Култук называется. Так вот, там лесом грузят вагоны, а лес пригоняют плотами с севера. Вода прозра-ачная… Дно метров на триста видно, и все оно устелено утонувшей сосновой корой…
– От твоего интеллекат аж страшно становится… – проворчал Михаил.
Потрогав больную ногу, и досадливо покривившись, профессор проговорил:
– Если уж не повезет, так не повезет… Такая же невезуха преследовала меня на Адыче…
– Вы там в экспедиции были? – без интереса осведомился Павел.
Профессор долго молчал, глядя на огонь, наконец, вымолвил:
– Нет, я там не в экспедиции был… – больше он ничего не сказал, но от его тона всем стало как-то нехорошо.
В это время вдали, из-за скалы, показался идущий по берегу человек. Он как-то странно валился вперед на ходу, будто шел против сильного ветра. Но тут же загадка разрешилась; из-за скалы появилась байдарка. Человек тащил ее бечевой. За ним показался еще один, потом еще. Вскоре к потерпевшим кораблекрушение подходил целый караван байдарок.
– Туристы! – радостно выдохнул Олег.
– Ну и что? – хмуро проворчал профессор. – Люди отдыхать пришли, а ты будешь нагружать их нашими проблемами?..
Вытащив байдарки на берег, туристы обступили костер, с любопытством разглядывая потерпевших кораблекрушене. Биологи молча разглядывали туристов.
Наконец, почувствовав, что пауза неоправданно затягивается, профессор представился:
– Профессор Батышев, Арнольд Осипович, а это мои аспиранты, – и он неопределенным жестом обвел пространство вокруг костра.
Высокий, загорелый парень, в выцветшей до бела штормовке, надетой на голое тело, саркастически ухмыльнулся:
– Профессор, значит, с аспирантами… А нам показалось – доцент…
Павел мгновенно понял намек на знаменитую комедию. Действительно, звание "профессор", в устах могучего, татуированного, бородатого субъекта звучало, по меньшей мере, странно. Павел представил со стороны их живописную четверку, и чуть не расхохотался. Представил свою физиономию, с жутким шрамом, тянущимся от брови до темени, и не скрытом волосами, так как перед самой экспедицией подстригся под машинку, поглядел на физиономии аспирантов, поросшие недельной щетиной, окинул взглядом остатки их трапезы, состоящей из печеных в золе корневищ лопуха и неизменных налимов, и подивился выдержке туристов, не кинувшихся до сих пор их вязать.
Не обидевшись на издевательский тон, профессор потянулся к полиэтиленовому мешочку с документами. Парень напрягся, положил руку на чехол туристского топорика, висевшего у него на поясе. Дело в том, что на мешочке с документами лежал страшный профессорский нож. Тут уж Павел не выдержал; откинулся на береговой галечник и раскатисто захохотал. Вместо того чтобы убрать руку с чехла, парень вытащил топор, видимо, не сообразив, что к чему. Профессор замер с документами в руке, оторопело глядя на топор. Тут не выдержали аспиранты, и тоже покатились со смеху. Наконец, сообразив, что в руке татуированного субъекта не грозный нож, а книжечка паспорта, парень неловко сунул топор под мышку, взял ее, быстро проглядел, и смущенно пробормотал:
