Поэтому все более или менее состоятельные американцы, личные активы которых превышают 2 миллиона долларов, заранее планируют, как они будут рассчитываться с государством после своего отбытия в мир иной. Существует возможность ежегодно и без налогов переводить своим отпрыскам и другим родственникам не очень крупные суммы Денег. Многие создают трастовые страховые счета, другими словами, постепенно перекачивают свои деньги в страховые компании в расчете на то, что последние потом будут содержать их детей.

Огромные суммы передаются на благотворительность. При этом родственники зачастую оказываются у руля этих благотворительных организаций. Таких, например, как Фонд Рокфеллера.

Налогообложение наследства затрагивает огромное множество наиболее влиятельных людей Америки, поэтому политическая борьба вокруг него ведется, не затихая, уже около ста лет.

Сторонники налогообложения указывают на то, что очень многие виды бизнеса имеют вполне законную возможность избегать налогообложения в течение долгих лет своего существования. Поэтому единственный шанс заставить их расплатиться с государством — это дождаться момента, когда владелец окончательно успокоится. В то же время, подоходный налог расхолаживает. Становится невыгодно много зарабатывать. Поэтому компенсировать доходы от налога на наследства за счет подоходного налога они считают контрпродуктивным. Напротив, сохранять огромные состояния в руках немногих — именно это лишает огромное большинство остальных граждан стимулов зарабатывать, так как заведомо ставит их в неравные условия.

Одним из наиболее известных идеологов налога на наследство был Уинстон Черчилль, который утверждал, что этот налог не дает возникнуть расе бесполезных богачей, или «паразитов» в марксистской терминологии. И Уоррен Баффет и Билл Гейтс — два самых богатых человека Америки — политически поддерживают налогообложение наследств. Оба они уже полным ходом строят свои посмертные благотворительные пирамиды.

Налог на наследство играет роль клапана, канализирующего индивидуальное богатство в пользу общества в целом, тем самым стабилизируя экономическую систему. Налог на наследство — это предохранитель от революции. Устраняя налогообложение наследств, Россия по жадности и неосторожности лишается этого предохранителя. Какой русский не любит быстрой езды без ремней безопасности, тормозов и предохранителей!

Непосредственные корни нынешнего финансового кризиса — в изменениях финансовой системы США, которые начались в 1970-х годах. Возник огромный навес финансового сектора над реальной экономикой. По мере замедления долгосрочного экономического роста Соединенных Штатов росла зависимость экономики от долгового финансирования. Произошел взрывной рост задолженности во всех секторах экономики, но прежде всего в кредитно-финансовой сфере и секторе домашних хозяйств. Это было связано с растущим дисбалансом в распределении дохода и национального богатства между богатейшими слоями и остальным населением. Недостаточность доходов широких слоев общества виртуально компенсировалась распространением спекулятивных финансовых инструментов. Из сектора услуг финансы превратились в двигатель американской экономики[8].

Крушение пирамиды американских низкокачественных ценных бумаг вызвало всемирное потрясение. Как же это могло произойти?

С 1960 по 2006 год финансовый сектор, включая кредитно-финансовые, страховые, ипотечные и лизинговые организации, вырос в США с 12 до 20 процентов ВВП, в то время как обрабатывающая промышленность «сжалась» с 27 до 11 процентов ВВП. Перелом произошел в начале 1990-х годов, когда финансовый сектор обогнал промышленность по вкладу в национальный продукт.

Экономическое развитие США после Второй мировой войны можно разделить на два периода: с середины 1940-х до середины 1970-х годов и с 1970-х по настоящее время. В течение первых тридцати послевоенных лет экономика быстро росла, и так же быстро росли реальные доходы и уровень жизни большинства населения. Это был настоящий золотой век США — доллар тогда был полноценной мировой резервной валютой. Но после войны во Вьетнаме и энергетического кризиса середины 1970-х годов темпы роста замедлились. Средний темп роста реального ВВП упал с 4,4 процента в год в 1960-х до 2,5 процента в 2000-х.

В 1970-х годах резко возрос импорт нефти Соединенными Штатами, ради финансирования которого американские власти похоронили Бреттон-Вудское соглашение, ограничивающее эмиссию доллара установкой золотого паритета.

Американские финансовые власти пытались компенсировать падение темпов накачкой спроса путем расширения кредита. Рост задолженности в этот период втрое обгонял темпы роста ВВП. В течение 40 лет после войны общая сумма американского внутреннего долга колебалась в районе 1,5 ВВП. Но к 2007 году она подскочила до 3,6 ВВП! С 1960 по 2007 год задолженность финансового сектора возросла в 490 раз, долг домашних хозяйств — в 64 раза, нефинансовые корпорации увеличили свою задолженность в 53 раза, а государство — в 24 раза.

С точки зрения доли в ВВП задолженность государства практически не выросла — она «плавает» около 50 процентов ВВП. Зато доля долгов финансового сектора взлетела с 6 до 116 процентов ВВП. Из страны с профицитом платежного баланса США превратились в крупнейшего должника в мире с дефицитом платежного баланса в 800 миллиардов долларов.

Как же использовались эти долги? Сначала долг нефинансовых корпораций действительно использовался на финансирование нового промышленного строительства, но затем все большая часть задолженности стала уходить на корпоративные поглощения, слияния и другие корпоративные игры. Несмотря на многократный рост задолженности, валовые корпоративные инвестиции не возросли и уже несколько десятилетий не превышают 10 процентов ВВП.

Параллельно с растущим отрывом американских финансов от реальности нарастал разрыв в доходах между богатейшей верхушкой и остальным населением. По индексу неравномерности доходов США покинули группу развитых стран, таких как Канада или Германия, и присоединились к группе латиноамериканских стран, таких как Аргентина и Мексика. Один процент хозяйств владеет 33 процентами всего национального богатства. Если исключить из этого жилой фонд, то неравенство становится еще более резким — богатейший 1 процент населения Америки владеет 40 процентами всех национальных активов.

Виртуальное накопление верхушки в условиях замедляющегося экономического роста требовало все новых и новых точек приложения виртуального капитала. Поэтому финансисты изобретали все более и более экзотичные «инвестиционные инструменты».

В середине 1980-х годов американский экономист Хаймэн Мински предупреждал, что финансовые нововведения резко усугубляют риск финансовой дестабилизации. Он выделил три класса заемщиков. Хеджевые могут удовлетворить требования по долговым выплатам, используя реальные денежные потоки. Спекулятивные могут выплачивать текущие проценты, но должны все время рефинансировать свои кредиты, чтобы выплачивать основную сумму займа.

А заемщики Понци (названные по имени организатора финансовых пирамид в Америке 1920-х годов Чарльза Понци) могут рассчитывать не на денежные потоки, потому что у них их нет, а только на постоянный рост стоимости финансовых активов. Если рост прекращается — они мгновенно оказываются неплатежеспособными, наступает так называемый момент Мински.

Даже крупные организации финансового сектора попались на удочку финансирования по Чарльзу Понци. Крупнейшая страховая компания США AIG имела хорошо управляемый и прибыльный основной бизнес. Что же поставило компанию с активами в триллион долларов на колени? Полтриллиона долларов в виде некачественных деловых бумаг, выпущенных одним из ее филиалов. Структура деривативов была такой запутанной, что еще в начале 2008 года AIG рассчитывала, что ее риск будет ограничен «всего» двумя миллиардами долларов. Однако к сентябрю выяснилось, что придется списать сорок миллиардов. А месяцем позже оказалось, что потеряно ни много ни мало, а 150 миллиардов — достаточно, чтобы обанкротить среднюю европейскую страну. Но дело этим не закончилось, так как AIG находилась в центре сложной системы взаимных финансовых обязательств и ее падение повлекло банкротства и огромные списания активов по всему миру. Момент Мински настал.