Ренар рассмеялся:

– Это невероятно. Она живет почти как монашка, заперлась здесь, на своем острове.

– Странная монашка, что выбирается из постели и идет на свидание в такой поздний час.

– Что, черт возьми, ты мелешь?

Туссен пожал плечами:

– Да только то, что по пути сюда я видел твою даму ехавшей по улице с другим мужчиной.

– Невозможно. Готов поставить последнее су, что она дома, в своей постели. Зрение подводит тебя, старина.

– Глаза у меня в порядке, – вскипел Туссен. – А пари свое ты бы проиграл. Я неплохо узнаю госпожу Шене, даже если она пытается спрятать свое личико.

– Чего же ей надо было на улице в такой час да еще с каким-то мужчиной?

Туссен поднял брови:

– Вот и скажи мне, парень.

Порой он мог подтолкнуть на дурные мысли. Его намек на якобы свидание с любовником был абсолютно нелепым.

Ренар знал женщину лучше, чем этот… По крайней мере, он так считал. Но нахмурился, зерно сомнения было посеяно.

Может быть, последнее время он стал слишком самонадеянным. Ему никогда не приходило в голову, что у нее могли быть и другие поклонники.

Ренар и теперь не верил этому, но ведь вполне можно удостовериться, что у нее на уме. Он резко поднялся:

– Пошли.

Туссен, наливавший себе вина, удивленно поглядел на Ренара:

– Куда?

– Покажешь мне, где ты последний раз видел Арианн.

– Не ты ли мне только что говорил, что согласился оставить эту женщину в покое?

– Слушай меня, Туссен. Если не хочешь, чтобы я шлялся по городу, стучась в двери, чтобы найти ее…

Туссен, терпеливо вздохнув, встал:

– Да, месье. Как вам угодно, месье.

Но Ренар, похоже, не слышал его. Он уже выходил из таверны, и пришлось поторопиться, чтобы его догнать. И последнее время Туссен часто пытался обнаружить следы открытого великодушного мальчугана, которого когда-то знал, но не находил их в этом суровом непреклонном человеке, за которым сейчас устало тащился.

В памяти Туссена всплывали воспоминания и сожаления о давно ушедших днях. Как теперь слишком часто с ним бывало, он погрузился в горькие раздумья.

«Ах, Люси. Почему ты не могла оставить все свое колдовство, свои проклятые предсказания и честолюбивые внушения этому парню? Лучше бы ты для его же блага оставила его у себя в горах».

И Жюстису и Люси от этого было бы лучше…

Возможно, его дорогая Люси была бы еще жива.

Монастырь Святой Анны располагался на верху пологой возвышенности, словно мирный страж на часах над Порт-Корсар. К небу устремлена колокольня скромной церкви, рядом, прямо у прочной стены, окружавшей монастырь плотным кольцом, – уютный домик священника.

У ворот Шарбонн позвонила в колокольчик. Сквозь железную решетку были видны неясные очертания монастырских сооружений. От них веяло тишиной и покоем. В такую глухую ночь трудно было поверить, что где-то в мире могут существовать зло и насилие.

Так было, пока Шарбонн не указала на место, где нашли раненого. На траве все еще оставались пятна крови. Арианн вздрогнула – из темноты возникла призрачная фигура с фонарем в руке, плавно двигавшаяся к воротам. Ниспадающие до земли белые одежды монахини скользили по траве.

Это была сама мать-аббатиса. Монашеский головной убор обрамлял лицо Мари Клэр, которое, как утверждал один питавший к ней неприязнь архиепископ, было слишком упрямым для монахини. Мари Клэр находчиво возразила, что женщина, смиренно сложившая руки и молитве, не всегда служит Господу наилучшим образом.

Дочь герцога, Мари Клэр Абэнжьон расстроила честолюбивые мечты своей семьи выдать ее за члена королевского семейства и, не считаясь с волей отца и покойного короля Франциска, выбрала покрывало монахини.

Мари Клэр, долгое время бывшая подругой матери Арианн, жестом пригласила Арианн пройти внутрь и крепко обняла ее.

– Арианн, детка! Слава богу, приехала.

Девушка отстранилась, с нетерпением ожидая ответы на бесчисленные вопросы, но Мари Клэр жестом удержала ее. Аббатиса не хотела говорить в присутствии Шарбонн и, поблагодарив, отпустила служанку. Когда Шарбонн повела лошадей к конюшне, аббатиса тихо сказала:

– Я бы доверила Шарбонн свою жизнь, но не хочу еще дальше вовлекать ее в это дело, пока сама не узнаю побольше, что происходит.

– Что за дело? – шепотом спросила Арианн. – Кто этот человек, который меня ищет?

– Не могу сказать. Он упорно отказывается говорить с кем-нибудь, кроме тебя. Даже не называет себя.

– Не думаете ли вы, что он, может быть, из тех, кто привез весточку от отца? – дрогнувшим от волнения голосом с надеждой спросила Арианн.

Мари Клэр покачала головой:

– Нет, дорогая. Боюсь, в том, что привез незнакомец, нет ничего хорошего.

– Вы не могли прочитать по глазам?

– У меня никогда не хватало терпения овладеть этим искусством. Вместо этого я доверяю своей интуиции и полагаюсь на другие полученные в результате наблюдений сведения и… Хорошо, ступай со мной.

Свет фонаря освещал путь по объятой тишиной территории монастыря. В этот час остальные монахини собрались в трапезной на ужин. В других зданиях было темно, за исключением слабого света в одном длинном приземистом помещении.

Изолятор предназначался для лечения заболевших монахинь. В отношении посетителей монастыря существовали строгие правила, но они давно уже не соблюдались, монахини часто оказывали помощь престарелым и нуждающимся горожанам. Подобно многим обитательницам острова Фэр, сестры монастыря Святой Анны были склонны придерживаться собственных правил.

Войдя в изолятор, Арианн увидела, что большинство коек пустует, за исключением одной в дальнем конце, отгороженной высокой деревянной ширмой. Рядом, перед потухшим камином, на низкой скамеечке сидела занятая приготовлением повязок больничная сестра.

Аббатиса что-то тихо ей сказала, и пожилая сестра удалилась. Мари Клэр жестом подозвала Арианн подойти к отгороженной ширмой кровати.

Вытянувшийся на узкой койке незнакомец выглядел довольно безобидно, как и любой другой мужчина в его положении: без сознания, обнаженный до пояса, грудь туго перебинтована. Мари Клэр поднесла подсвечник поближе, чтобы Арианн могла лучше разглядеть лицо.

Его лицо было мертвенно-бледным. Темно-золотистые волосы, как и борода с усами, коротко подстрижены. Арианн прикинула, что ему лет двадцать пять.

– Знаешь его? – тихо спросила Мари Клэр.

Арианн покачала головой и перевела взгляд с лица на мускулистое тело, большие сильные руки, протянувшийся от правого плеча до ключицы старый шрам. Человек, которому не чужды тяжелый физический труд или применение силы. Он лежал неподвижно, дыхание почти не прослушивалось.

– Он… будет он… – запинаясь, начала Арианн.

– Поправится ли? Не знаю, – ответила Мари Клэр. – Я сделала все, что могла, хотя не владею искусством исцеления, каким обладала твоя мать. В боку у него торчала стрела арбалета, сломанная пополам. Подозреваю, что сломал ее он сам, пытаясь вытащить. Мне удалось ее удалить. Но, как тебе хорошо известно, теперь опасность для него представляют инфекция или потеря крови. – Мари Клэр задумчиво посмотрела на больного. – Я бы сказала, что у него хорошие шансы. Видно, что это сильный молодой человек с твердым характером.

– Но кто он? Нет ли какого-нибудь ключа к разгадке?

– К сожалению, есть. – Мари Клэр отвела Арианн и сторону и показала потрепанную кожаную переметную суму. – Наш таинственный гость, очевидно, расстался с конем где-то на материке. Скорее всего, на мой взгляд, он перебрался через канал на остров Фэр на одной из рыбацких лодок. Кроме ножа, это все, что у него было.

Мари Клэр поставила суму на деревянную скамью, распустила ремни и вытащила белую накидку с нашитым красным крестом.

– Знаешь, что это такое? – спросила она.

– Нет.

– Форменная одежда солдата армии гугенотов. Арианн, конечно, знала, что на большей части территории Франции уже много лет царят беспорядки и волнения, ужасы религиозной гражданской войны. Протестанты и католики с дьявольским упорством убивали друг друга во имя Бога. Но этот ужасный конфликт, казалось, кипел далеко от острова Фэр.