– Дядя Мерлин, может, я не вовремя? Может, мне…

Внезапно дверь замка распахивается. Невидимая сила увлекает спотыкающуюся Элли в зловещий, напоминающий пещеру холл с каменным полом. С высокого потолка рваными знаменами свисает паутина. С отсырелых стен ухмыляются изъеденные молью лисьи морды. Мертвые цветы, стоящие в погребальных урнах, отдают гниением. В этом доме только грязь выглядит живой.

– Дядя Мерлин, ну пожалуйста! Хватит играть в прятки. Обещаю не визжать, если вы превратились в жуткого урода. Честное слово, оборотни, по-моему, очень даже симпатичные. Впрочем, можете надеть мешок на голову, если вам так уютнее. Ну и дела! Ах вот вы где, гадкий дядюшка?!

С мозгами у крошки Элли, прямо скажем, не густо. Она обращается не к дядюшке Мерлину, а к ржавым доспехам, стоящим возле стены. Приподняв забрало, кричит в пустоту. Ку-ку! – а там никого. Но не надо отчаиваться: у нашего железного рыцаря есть брат-близнец, стоящий по стойке «смирно» в двух шагах. Черт побери! И там никого!

– Дядя Мерлин, предупреждаю – я сейчас рассержусь! – Она лезет в карман куртки за подружкой, которая никогда не подведет, – плиткой шоколада. Сделав паузу и подкрепившись, продолжает осмотр. Сует нос в просветы лестничных перил, находит кучку мусора, открывает двери, которые никуда не ведут.

Время бежит. Я пытаюсь проникнуть в сон.

– Послушай меня, Элли, – пробую я урезонить разошедшуюся толстуху. – Тебе вовсе незачем встречаться с дядюшкой Мерлином. Я могу рассказать тебе, как все на самом деле было в тот день. Электричества нет и в помине, ледяная ванна, все вокруг заплесневело – в том числе и продукты. И это неотступное ощущение, будто что-то упорно мешает этому дому обрести покой. Но я все же поняла, что дядюшка Мерлин – отнюдь не плод воспаленного воображения.

Внимает ли моим призывам толстощекая девочка, пока бродит кругами, шумно сопя? Кажется, смелости в ней поубавилось.

– Послушай, мне очень жаль, но без толку звать мамочку. – Я умолкаю, не в силах произнести, что мама погибла, свалившись с лестницы над железнодорожными путями, когда мне было семнадцать лет. – Дядюшка Мерлин был одиноким стариком – запертым, образно выражаясь, в шкафу, кишащем скелетами. Его любимым развлечением было наводить страх на родню, угрожая завещать все свое имущество публичному дому.

Стоило стараться! Разговариваю-то я сама с собой. Девочка Элли исчезла. Спряталась.

– А ну-ка вернись! – впадаю я в гнев. – Мне что, целый день валяться в постели и пытаться тебя вразумить? У меня, между прочим, тоже есть дела. А еще, дорогая, ты уж извини, но я чертовски разочарована тем, что ты даже не поинтересовалась, как все сложилось в дальнейшем. Хочешь верь, хочешь нет, но Мерлин-корт – теперь мой дом. Задействовав свой недюжинный дизайнерский талант, я вернула ему былой блеск. Видишь ли, дядюшка Мерлин в последнюю минуту передумал и оставил бордель ни с чем. Поместье и свое состояние он завещал мне и некоему джентльмену по имени Бентли Т. Хаскелл. Тому самому платному кавалеру, которого я наняла, чтобы поразить своих родственников. С гордостью спешу тебе сообщить, что он стал моим мужем.

Мне почудилось или ушки девочки Элли впрямь вылезли на макушку?

– Удивилась, да? Думала, наверное, я так и не обзаведусь мужем? И умру толстухой? И поверь, Бен – это тебе не заурядный, рядовой муженек – из тех, что кузина Ванесса приложит к телу, а потом пожертвует Армии Спасения. Бен – это олицетворение всех мыслимых мужских достоинств: неописуемо красивый, элегантный, галантный и преданный. И вдобавок при деле. Если хочешь знать, он сейчас спит после трудового дня – Бен заправляет в своем ресторанчике «Абигайль». Если б не спал, я бы тебя познакомила.

Тишина.

Лисьи физиономии по-прежнему ухмыляются со стен, но другой физиономии я что-то не наблюдаю.

– Будь любезна, посмотри на меня! – Мой голос разносится по холлу, по всему дому… – Хорошенько посмотри! Неужто не видишь, каких я добилась успехов? Причем, милочка, заметь – практически без твоей помощи. Я теперь худая! Восхитительно тощая! Между прочим, Бен – один из лучших кулинаров в мире. Обучался в Париже! Тем более удивительно – что он создал новую меня! Мой милый совратил и сократил меня! Шоколад я теперь презираю. Слово «сливки» для меня – непотребное ругательство. Что меня нынче действительно возбуждает, так это сырые овощи и жидкий бульон.

Я чувствую себя несколько глупо, но не смущаться же парочки вытаращившихся доспехов!

– Элли, детка, ты где? Отзовись! – От собственных воплей у меня кружится голова. Комнаты Мерлин-корта, прошлого и нынешнего, сливаются в бесформенное и бесцветное пятно.

– Почему ты не отвечаешь? – Мой голос доносится словно издалека. – Слушай, как можно быть такой эгоисткой? Думаешь, я стала бы тащиться в такую даль, искать тебя, если бы могла обратиться к кому-нибудь еще? Неужели не понимаешь, что только ты можешь подсказать мне… напомнить… что такое – быть ребенком?..

А знать это мне необходимо. Я жду ребенка.

Я, миссис Бентли Т. Хаскелл, проживающая в Мерлин-корте, Читтертон-Феллс, отошедший от дел художник по интерьерам, гордая хозяйка одаренного кота по имени Тобиас, не испытываю ни малейшего предчувствия надвигающейся опасности. В это субботнее июньское утро я возлежу средь бордового и серебристо-серого убранства супружеской спальни. Солнечные лучи проникают сквозь зарешеченные окна, причудливо преломляясь и усиливая торжественно-загадочный блеск мебели красного дерева.

Я неспешно беру с прикроватной тумбочки ручное зеркальце. Тьфу! Ах ты, мерзкое стекло, если не избавишься от своей паршивой честности, полетишь в окно! Неужто надо напоминать, что мои чудные щечки похожи на пенорезину? Или о том, что я пренебрегаю мудрым предостережением тетушки Астрид: от избытка слез тускнеет цвет глаз? К счастью, у меня длинные волосы. Я искусно обрамляю ими лицо. Золотистые фазанчики на обоях в жизни не слышали слова «перелет». И они не единственные, кто окажется совершенно не подготовлен к тому, что ждет впереди…

– Бен, милый…

– Что, солнышко? – отзывается мой красивый и преданный супруг.

– Сегодня ночью мне приснился такой странный сон. Будто я снова маленькая Элли и впервые заявилась в Мерлин-корт. Я ведь тогда и помыслить не могла, что много лет спустя у дядюшки Мерлина возникнет эксцентричная затея собрать все семейство под своей крышей и я найму тебя для маскировки собственной неполноценности. Кажется, будто только вчера ты согласился за скромную плату выступить в роли моего одуревшего от любви жениха, правда?

– И вот результат, мое сокровище! – Бен, некогда мой платный кавалер, а ныне любящий законный супруг, присел на краешек постели и нежно провел по моей щеке длинными тонкими пальцами, способными вызвать приступ необузданной страсти даже у куска бисквита. Прикосновение его было необычайно нежным, а голос звучал необычайно рассеянно. – И кстати о снах, Элли, сегодня с утренней почтой я получил письмо, которое прочел, прежде чем принести тебе поднос с завтраком. Поверь мне, новость эта – поистине сон, ставший явью! – Обольстительно поблескивая сине-зелеными глазами, он похлопал по карману своего черного шелкового халата.

Тускло улыбаясь с подушки, обшитой ноттингемским кружевом, я боролась с желанием рассказать Бену, какой блаженный трепет вызывают во мне его темные кудри. Но мне не хватало сил. Я уже успела постичь, что утренняя тошнота – это именно то, к чему у меня природная склонность и недюжинный талант.

– Так что это за волнующая новость, милый? Неужели электрическая компания пообещала пересмотреть наши счета? – Пальцы мои блуждали по его мужественной груди. – Я боялась, они не поверят мне, что полотенцесушилка завела обыкновение включаться, когда ей заблагорассудится… – Я задумчиво пожевала губами. – Возможно, сыграло свою роль мое замечание о том, что Доркас и Джонас также обратили внимание на выкрутасы треклятой железяки.