— А что произойдет, если они во мне так и не увидят этих черт, качеств капитана Гири Блэк Джека?

— Они поставят вопрос о вашем соответствии занимаемой должности, вот и все, — спокойно ответил Дьюллос. — С того момента, как вы взяли на себя командование, поползли слухи о том, что вы пустышка, что за свой столетний сон вы потеряли героя внутри себя, если так можно выразиться, и теперь лишь его слабое подобие. Поэтому, избегая сражения с Синдикатом, вы только даете им лишнюю почву для размышлений, и скоро ваше положение может оказаться очень шатким, сэр.

— Чертовщина.

«Отлично. Сначала они принимали меня за героя, теперь за какого-то бездушного зомби, и только подумать, что какой-то штамп может так влиять на командование флотилией!»

— Хм, а есть те, кто не ведутся на эти сплетни?

— Конечно, сэр. Только нас очень мало, и наши слова ничего не значат, поскольку тем, кто уже начал сомневаться в вас, никакие слова не помогут. Они ждут от вас действий.

— И я не могу пойти на принцип, да? Только на поводу… Капитан Дьюллос, я не буду, конечно, спрашивать у вас, кто те чудовища, которые распространяют весь этот бред. Уверен, что вряд ли вы мне ответите. Но! Я взял на себя командование вашей флотилией, чтобы доставить вас домой. И если я умудрюсь при этом еще и не втянуть вас в сражение, разве это не будет значить, что больше кораблей доберутся до своего дома в целости и сохранности?

— Капитан Гири, дом едва ли самоцель. Я не утверждаю, что этот момент не важен, но изначально флотилия создана для сражений. И если мы хотим наконец-то закончить эту войну, то Синдикат должен быть полностью разгромлен. И каждый урон, который мы нанесем им в битве, восславит Альянс. Поэтому рано или поздно, так или иначе, союзным войскам придется столкнуться с Синдикатом.

— Понимаю, — после долгого молчания, полный мрачных перспектив, ответил Гири.

— И не потому, что мы так хотим умереть вдали от дома, поймите.

— Да-да, мне все ясно. Вы в этом выросли, впитали с молоком матери. Битвы и сражения… А я все еще, по-видимому, рассуждаю, оглядываясь назад, во времена спокойствия и отсутствия военной угрозы. Лично для меня война всегда была простой логической задачкой, игрой, где судья под конец подсчитает очки и объявит победителей и проигравших. А потом все напьются и будут нахваливать друг другу неподкованную ими тактику ведения боя. Сейчас — все по-настоящему. А на Гренделе все случилось так быстро, что я даже пороху понюхать не успел, — обескураживающе улыбнулся Гири. — Ваша флотилия по составу куда больше, чем те, что существовали в мое время. За одну битву сегодня я, боюсь, могу потерять куда больше кораблей, чем было в той моей флотилии. Поэтому, как видите, я все еще пытаюсь привыкнуть. Привыкнуть к затяжной войне длиной в столетие…

— Завидую, сэр.

— Да, у меня, кажется, действительно нет поводов жаловаться, да? Благодарю вас за ваше участие, капитан Дьюллос, за то, что были откровенны со мной. Я это очень ценю.

Дьюллос собрался исчезать, однако на секунду замешкался.

— Могу я все же поинтересоваться, что вы будете делать, если Синдикат появится на Калибане раньше намеченного срока?

— Выявлять имеющиеся варианты и выбирать из них самый удачный, исходя из конкретной ситуации.

— Что ж, уверен, вы сделаете правильный выбор, сэр.

Голограмма Дьюллоса отсалютовала на прощание и померкла.

А Гири в полном одиночестве провел еще немало минут, в задумчивости глядя в монитор, отображающий рассекаемое ими необъемлемое галактическое пространство.

Даже инженеры Альянса после проведенного ими тщательного осмотра, вынуждены были признать, что бывшие стратегические пункты Синдиката, расположенные на Калибане, законсервированы весьма грамотно: оборудование обесточено, источники питания выключены, все затянуто и запаковано, а атмосфера внутри поддерживается в нужном температурном режиме.

— Посмотрите на это, сэр, — указала Дижани. — Похоже, у них были даже специальные люди, которые по окончании рабочего дня проверяли, чтобы все было в точности на своих местах.

Гири и Дижани по-прежнему сидели в конференц-зале и наблюдали происходящее как прямую трансляцию с мониторов, входящих в экипировку всех членов исследовательской группы.

— Мне доводилось встречать таких людей, — заметил Гири.

— Мне тоже, — усмехнулась Дижани. — А вот тут, пожалуй, сидели те, которым приходилось дольше всего задерживаться.

Гири не смог сдержать улыбки. На столах, составляющих последний ряд в осматриваемом помещении, угнездилось многое: кружки с недопитым чаем, скрепки, бумаги, документы и даже пара сильно замороженных гамбургеров.

— Хм, такое ощущение, что те самые инспекторы скидывали сюда все самое ненужное, накопленное за рабочий день. А! Вот это может быть интересным! Головной офис! Мне всегда было интересно, каково это — покидать что-то навсегда. Например, то, где проработал или прожил всю жизнь — и вдруг покидать, — признался Гири. — Причем совершенно четко сознавая, что навсегда. И что никто другой не займет там твое место.

— Наверное, по ощущениям практически так же, как быть частью списанного с корабля экипажа, на мой взгляд, — предложила Дижани.

— Да, точно. Вам когда-нибудь доводилось это испытывать?

— Мы никогда не могли себе позволить такую роскошь, сэр, как списывать экипажи с кораблей.

Гири почувствовал, как ему становится стыдно за свое неосмотрительное высказывание.

— Простите за проявленную нетактичность, мне следовало подумать, прежде чем спрашивать.

Но Дижани, казалось, уже не слушала. Она все так же внимательно следила за транслируемой информацией.

— Интересно все же, куда отправились все те, кто когда-то населял Калибан? — продолжил он.

— Не имеет значения. Куда бы они ни отправились — в любом случае, только способствовать Синдикату в их военных действиях.

Гири очень хотелось промолчать в этот раз, но он знал, что Дижани права.

— Да, похоже на то. Хм, а это еще что такое?

Дижани нахмурилась, глядя на тот же объект, что и он.

— Записка, — раздалось из монитора. — Чернила почти поблекли, но разобрать можно. Сейчас посмотрим. Так, составлено по обычной межгалактической форме. «Всем тем, кого это может напрямую касаться. Левый… ящик… стола… заедает. Таймер… кофе-машинки… не работает. Сахар… и… кофе… в правом ящике стола… Позаботьтесь обо… всем». А вот подпись я уже разобрать не могу.

Хмурое выражение лица Дижани неожиданно сменилось улыбкой.

— Капитан, кажется, я впервые поняла, что хоть кто-то из Синдиката мог бы мне понравиться. Кто-то, написавший эту записку. А ведь никогда раньше и мысли такой допустить не могла.

Гири согласно покивал.

— Когда-нибудь, да видят предки, эта война закончится, и мы наконец-то вновь сможем воспринимать Синдикат на равных. Хотелось, чтобы вы поняли: мы не можем ненавидеть их вечно.

Она обдумала его слова.

— Или же в какой-то момент мы станем точно такими же, как они. Взять хотя бы наше отношение к военнопленным, в котором вы нас уличили, помните?

— Как вариант — да, и такое возможно.

— Офицер, скажите, пожалуйста, сколько, на ваш взгляд пролежала там эта записка? Какой давностный срок закрытия помещения от посторонних глаз?

— Одну минуту, сэр. На записке использована система летоисчисления Синдиката. Сейчас… Сорок два года, сэр. Если мы возьмем за основу именно эту дату. Кофе, оставленный ими, не выглядит шибко свежим, но вот по вкусу он все равно заметно лучше, чем полают у нас на корабле.

Гири и Дижани улыбнулись.

— Все ясно, благодарю, офицер. Сорок два года, подумать только! Вероятно тот, кто написал эту записку, может быть уже мертв к настоящему времени.

— Не думаю, что у нас был реальный шанс его встретить, в любом случае, — голос Дижани звучал твердо, ни капли сожаления о потерянной возможности.