Наверняка этого бывший мент Маклаков знать не мог, но догадался. Точнее — додумался. И хотя его временно оставили в покое, только не разрешали выходить на пост, в подсобных держали, он уже знал, что тут ему больше не работать. И, скорее всего, нигде. Все, волчий билет. И это еще в лучшем случае! Он знал, какие ловкие адвокаты у этих деловых. Ведь все же на него повесят. И квартиры лишат, сволочи, и машины, и всего, что он за всю жизнь заработал.

Он не зря три месяца тут торчал. Без всякой задней мысли, скорее по привычке, он завел на новом рабочем месте кое-какие отношения. Была тут Софа, Софья Николаевна, тридцатилетняя разведенка с сыном на руках, а в отделении она занималась каким-то там учетом. Он не больно-то понимал во всей этой банковской ахинее. Проводки, дебет, кредит, авизо, инкассо. Ну кредит, скажем, это еще куда ни шло. Взял деньги — верни с процентами. Зато он понимал в людях — сколько их через его руки прошло — и умел устанавливать с ними отношения. А еще он знал, что эта работа ему нужна. Ну не на голую же пенсию ему жить! В сторожа какой-нибудь автостоянки или общественного сортира он подаваться не хотел.

Софочку он поймал возле остановки автобуса, недалеко от ее дома. Время было не то чтобы позднее, но уже темно. Маклаков отдавал себе отчет, что за всеми сотрудниками отделения может вестись негласное наблюдение, в том числе и за ним самим, возможности банка это вполне позволяли, но это его сейчас не сильно волновало. Конечно, хорошо бы, чтобы этот внеслужебный контакт остался без внимания, но, с другой стороны, это даже в чем-то и лучше, если хозяева поймут, что он ведет собственное расследование. Так что, по большому счету, он мало чем рисковал.

— Софья Николаевна! — позвал он, когда женщина свернула за угол многоэтажки, отягощенная внушительной сумкой с провизией.

Та испугалась так, что готова была в обморок хлопнуться. Поджалась, оглянулась затравленно, накрашенный розовой помадой рот открылся, рука тянется к дамской сумочке, где лежат деньги, документы и почти наверняка газовый баллончик.

— Что?!

— Добрый вечер.

Он старался говорить медленно, размеренно, с ярко различимой доброжелательностью.

— Как вы здесь?…

— Да вот, встретить вас захотел.

— Зачем?

— Сумку позволите?

— Нет, я сама. Это не тяжело.

— Я вас до подъезда провожу.

— Послушайте, — заговорила она чуть решительнее, уже справляясь с первым приступом страха, — я не знаю, что вы тут делаете, но провожать меня не надо.

Было уже известно, что премии за месяц не видать всему отделению, а еще ходили слухи, что коллектив расформируют, а кое-кого и уволят. А уж про усиленный контроль и говорить нечего: из банка не вылезали мужики с суровыми лицами, которых все очень боялись.

— Ладно, не буду, — легко согласился Маклаков. — Как скажете. Только у меня к вам просьба.

— Извините, я спешу, — сделала она попытку уйти, но он и не таких коз обламывал.

— Не стоит…

— Но это я уж сама решу, без вас.

— А вот этого делать нельзя. Просто опасно.

— Что? — Голос ее сорвался до фальцета. — Вы мне угрожаете? Да я сейчас…

Рука ее снова потянулась к сумочке, где, кроме газового баллончика, наверняка лежал сотовый телефон.

— Это вы мне угрожаете.

Маклаков развел руками, показывая пустые ладони.

— Я же прошу только помощи. Чтобы вы помогли не только мне лично, но и всем нам. Вам, кстати, в том числе. Помогите мне, ладно? Я вас просто прошу. Пожалуйста.

Мимо прошла пара немолодых людей. Женщина в длинной синей куртке при ходьбе опиралась на костыль с четырьмя ножками. Наверное, после инсульта, судя по прижатой к животу левой руке. С другой стороны к ним приближалась молодая женщина в рыжем пальто с так называемыми «рваными» полами, как будто оно было кустарно скроено из шкур животных, хотя это, естественно, было не так. И это обилие народа подействовало успокаивающе.

— Я не понимаю, что вы от меня хотите.

Софья Николаевна говорила чуть громче, чем то было нужно, явно в расчете на то, что ее услышат посторонние, — а вдруг кто поможет или рядом «случайно» окажутся люди из банка или милиции.

Маклаков посторонился, пропуская женщину в «шкуре».

— Давайте я и впрямь провожу вас до подъезда. Или, если хотите, зайдем в кафе, — показал он на ярко горящую неоновую вывеску метрах в двухстах от того места, где они стояли.

— Нет, говорите здесь.

А она действительно здорово напугана. Он серьезно рассчитывал, что она согласится посидеть с ним хотя бы за чашкой кофе. Разведенка и все такое. К тому же они симпатизировали друг другу, даже романчик намечался.

— Вы видели фоторобот? — спросил он. — Какой?

— Сонь, не надо, — совсем по-свойски сказал он. — Что мы тут с вами… Давайте уже не будем. Тем более вы знаете, как я к вам отношусь.

Разведенка. Без мужика. Еще не старая. Бить надо в самое уязвимое место. Или давить.

Она перехватила ручки сумки — тяжелая, ладонь режет. Маклаков быстро нагнулся и забрал, только что не вырвал у нее поклажу.

— Так вы мне поможете?

— Я не понимаю.

— Кто он?

— Ну откуда мне это знать?!

— Сонечка, — укоризненно проговорил он. — Зачем вы так со мной? Я же прошу вас. Вы же знаете. Мне очень, очень нужно. И вам, и всем нам. Неужто вы думаете, что я вас обманываю? Да мы все стали жертвами какой-то чудовищной… Я даже не знаю. Понимаете? И вы. И я. Все!

До ее подъезда ходьбы было около десяти минут. В гости Маклаков не попросился. Да его бы и не пустили. Но он получил больше, чем рассчитывал сегодня. Фамилию и адрес человека, которого запомнили его коллеги. Видно, Софу здорово мурыжили, если она запомнила эти данные. Маклаков предполагал, что в лучшем, самом хорошем, случае он узнает это завтра. Или не скоро. Очень не скоро. Тогда, когда в этом уже не будет необходимости.

Впрочем, не исключено, что у Софьи Николаевны просто профессиональная память. Столько лет сидеть на этих бумагах, поневоле запомнишь.

Мэтр Роман имел обыкновение обставлять свое появление с почти запредельным шиком. Дорогие, сверкающие на солнце машины, сопровождение, охрана, одежда известных марок, золото на пальцах, лучше с бриллиантами, весьма недешевые аксессуары вроде часов «Ролекс» тысяч за сто евро. А еще его частенько сопровождали красивые женщины, одна или две, что вызывало зависть у мужиков. Где он только таких баб-то находит?

Горнин смотрел на этот выезд из окна своего кабинета и чувствовал, что неприятности вырастают перед ним в полный рост. За две копейки Роман Георгиевич не то что из своего офиса не выйдет — с горшка не встанет. А тут явился во всем великолепии. Черное пальто нараспашку, белый шарф под воротником — красавец!

Его можно было бы считать позером, дешевкой, если бы Перегуда не был тем, кто он есть.

Было слышно, как тетя Люся ругается в голос, заставляя гостей вытирать ноги о мокрую тряпку, которой она мыла полы, начисто игнорируя современные приспособления для наведения чистоты — ей сам черт был не брат и чужие советы она не слушала, — но Горнин знал, что это всего лишь слабая и никчемушная попытка авангарда отразить атаку превосходящих сил неприятеля. Как бы там ни надрывалась бывшая зэчка, для маг-директора она была не больше чем муха на стекле его автомобиля. Да, неприятно, да, жужжит, да, отвлекает, но для всякой мухи найдется мухобойка, а то, что Роман Георгиевич до сих пор не замахнулся своей мухобойкой, это всего лишь его добрая воля. Или лень. Либо расчет. Либо…

Додумывать Горнину было некогда.

Он быстро переместил книги и фигуры на своем столе. Он не собирался отдаваться «другу Роме» просто так. Он вообще не собирался гнуться перед ним. Открытую книгу «Голос ветра» он засунул на полку, вместо нее положив на угол стола «Воспоминания и рассуждения монахов благословенного ордена иезуитов», изобилующие подробностями пыток и допросов, заканчивающихся, как правило, сожжением на костре. Мерзкая работа, но в качестве обманки для «друга Ромы» сойдет, тем более что до библиотеки бежать было некогда.