Град горьких слез-горошин из очей

Любимая роняла с тихим стоном,

Казалось — плачет небо вместе с ней

Над садом, под землею погребенным.

Те слезы пали на сердце, на дно,

И я заплакал, сидя с нею рядом,

А думалось — все выплакал давно

И в жизнь смотрю сухим и ясным взглядом.

Сошли и мой отец, и братья под кресты,

Меньших сестер земелька обнимает,

А мне оставила судьбину сироты,

Знать, за грехи меня не принимает.

Вот так я грустным думам волю дал,

В груди открылась горькая криница,

И, к милой наклонясь, я тоже прошептал:

«Одна ты у меня теперь, сестрица!»

Соха моя уже готова в дело —

Направил сошники честь честью,

Колодку вытесал из плашки белой,

И палицу обил добротной жестью.

Теперь запрячь осталось лошаденку,

Стегнуть негрозно для порядку,

И можно приналечь во всю силенку,

Покрепче стиснув рукоятку.

…Мы с нею вместе завтракали в поле,

Чтоб сытно — трудно похвалиться:

Краюшку разделили на две доли,

Запили ключевой водицей.

Вот взрезал первый пласт сошник железный,

Видать, и конь заботится о хлебе —

Загон к загону гонит так прилежно,

Аж солнце тешится на небе.

Вам, люди, что своей рукою белой

Не прикасаетесь к душе землицы,

Уразуметь не хватит жизни целой,

Как может сердце человека биться;

Того, который, в осень ли весною,

Полям сохой взрезает груди

Или зерно хоронит бороною,

Чтоб выросло для вас же, люди!

Из года в год запашка и зажинки —

Обедня пахаря святая,

Душа его подобна той осинке,

Что под ветрами облетает.

Пашите, сейте, люди, кто что может,

Единый труд — уж мы-то знаем! —

Судьбу свою украсить вам поможет

Счастливым, буйным урожаем!

Я сделал ей валек из плашки плотной

С нарезками и ручкой гладкой,

И с нею за село понес полотна,

Туда, где озерцо и кладка.

Она всю скрутку в воду окунула,

И, скинув свой кафтанец черный,

Подол широкий ловко подоткнула,

И за валек взялась проворно.

И стала колотить перед беленьем

Полотна, разложив на кладке,

И брызги осыпали ей колени,

Сверкая, как роса на грядке.

То искрами, то радугой бесплотной

Мелькали брызги многоцветно,

Чертя круги на чистой глади водной

И растворяясь неприметно.

И солнце озорное жарким жженьем

До боли ослепляло взор нам,

Моей голубки сизой отраженье

Лаская в зеркале озерном.

Так милая полотнища белила

Вальком на кладке и водою,

А после на заплечье их взвалила,

Вдоль луга понесла тропою.

Несла. Вода по ней ручьем стекала,

И на лужайке у заплота

Она полотна расстилала —

Теперь уж солнышку работа!

Белитесь, наши новые холстины,

Как белый снег, как месяц белый,

Как молоко, налитое в кувшины,

Как свежий сноп соломы спелой!

Подсохла нива, стала мягкой шерсткой,

Лукошко новое готово,

Мне смалу — сыпать зерна в землю горсткой

Наука памятна отцова.

Отмерили на черную годину

От зимнего остатка жита

И на посев отсыпали осьмину

В мешок, ее рукой пошитый.

И вышел сеять я. Она стояла

На узеньком обмежке близко,

Нам сверху солнце золотом сияло,

И ветер плыл над полем низко.

И добрый дождик зернушек-янтарин

Посыпался струей тугою

На наш надел, на поле ранней яри,

Что вспахано моей сохою.

Она, что та березка молодая,

Стояла и за мной следила,

И словно богородица святая,

Казалось мне, благословила.

Ложитесь, зерна, спать на наши нивы,

Укройтесь теплою земелькой,

Чтоб в должный срок, чтоб в день счастливый

Расстаться с темной колыбелькой.

Всходите дружно, высоко тянитесь,

Как эта пуща за дорогой,

Смиренно богу белому молитесь

И черного не прогневите бога.

Чтоб вас не иссушало лютым зноем,

Лихие ливни не смывали,

Чтоб не валило навзничь градобоем,

Чтоб вам заломов не ломали.