Все это было непонятно и тревожно, но все же сын жил дома, встречался с Тер, играл в баскетбол, занимался в университете. Может быть, это ненадолго? Пройдет? В нынешнее время у молодых часты депрессии. Вылечиваются…

Длинноволосого студента с томными глазами Дон встретил однажды после занятий в библиотеке. Подошел, шепотом попросил выйти. Они вышли на лестничную площадку, где стояли копировальные аппараты. Опуская в щель монетки, можно было получить любое количество фотокопий любых книжных страниц, которые предварительно закладывались в аппарат. Большой популярностью аппараты не пользовались. Фотокопии обходились не дешево. Можно было вполне заниматься в библиотеке, а не таскать фотокопии домой.

— Слушай, парень, — завел свою песню Дон, — хочу с тобой посоветоваться. Есть у меня один приятель…

Он повторил рассказ, который недавно излагал бородатому «хиппи».

— Что скажешь? — спросил в заключение Дон.

— Что тут сказать, — длинноволосый многозначительно, сосредоточенно помолчал, — надо молиться. — И он устремил на Дона ясный взор.

Дон почесал затылок.

— Молиться! Но делать-то что? Речь идет об убийстве.

— Это прискорбно, — убежденно покачал головой его собеседник, — очень прискорбно! Но не это главное. Главное, любить Иисуса. Ты обязательно скажи это своему приятелю. — Он наставительно погрозил пальцем.

— Послушай. — не отставал Дон, — ладно, я скажу ему. Оп помолится, а дальше? Ведь твой Иисус не будет же звонить в полицию?

— Не будет, — оживленно подтвердил длинноволосый, — и не надо. Какое это имеет значение? Пойми, важно не то, что человека убили — их каждый день у нас сотнями убивают, а что еще один пришел к святому духу. Не можем мы, пойми, исправить мир. Какой он есть, таким и останется. Наше дело — молиться.

— И все?

— Как все? Молиться, участвовать в таинствах. Главное, не лезть в эту мирскую грязь. С отвращением надо закрывать глаза и возносить взгляд к святому духу…

— Да, — разочарованно протянул Дон, — липовый ты советчик.

Длинноволосый усмехнулся.

— Ты что же, хочешь, чтобы святой дух за твоего приятеля решал? У него своих дел хватает. Хитрые все больно стали! Думай за них! Нет уж, кукиш! Пусть сам разбирается. Святой дух только молитвы принимает. Будет он тебе еще в земном болоте копаться! Мы, брат, столько тут натворили, что за миллион лет не разгребешь…

— Иди ты со своим святым духом! — рассердился Дон. — К тебе как к человеку, за советом, а ты святого строишь.

— Сам пошел к черту! — огрызнулся длинноволосый.

Так закончился этот душеспасительный разговор.

Чину свою историю Дон втолковывал особенно тщательно и долго. Тот молча глядел на собеседника своими непроницаемыми черными глазами, и Дону показалось, что он не понимает.

— …Ясно? — переспрашивал он в десятый раз. — Тебе ясно? Как ты считаешь — идти моему приятелю в полицию или нет? Ты бы вот как поступил?

Чин долго молчал, и Дон решил уже, что так и не дождется ответа. Неожиданно Чин решительно произнес:

— Нет.

— Что нет? — переспросил Дон.

— Не пошел бы.

— Почему?

— Они все заодно. У них правды не найдешь. Теперь молчал Дон, пораженный злостью, звучавшей в словах Чина.

— Откуда ты знаешь? — спросил он наконец. — У тебя есть доказательства?

— Доказательства не нужны, — спокойно объяснил Чин. — Там, где полиция, там всегда нечестность, обман. Не помогут они твоему приятелю.

— Погоди, почему ты так говоришь? — начал возражать Дон. — Полиция существует, чтоб преступников ловить, а честных людей оберегать.

— Ну что ж, — так же спокойно завершил беседу Чин, — если ты в этом уверен, так и дай совет своему приятелю. Но только если ты по-настоящему в этом уверен. — Он помолчал и спросил совсем тихо: — А ты уверен?

Дон не знал, что ответить. Чип еще некоторое время постоял, сверля Дона странным взглядом своих черных глаз, потом повернулся и неторопливо удалился. А Дон продолжал стоять. Он так и не мог ответить на вопрос, заданный ему Чином. Уверен ли он в честности полиции? А? Уверен?

Разумеется, самый толковый совет мог дать Артур.

Но разговор именно с ним Дон, как ни странно, оттягивал. Он инстинктивно чувствовал, что услышит много неприятных слов.

Все же, зайдя в спортзал (и с тоской понаблюдав за тренировкой товарищей), он дождался Артура и подошел к нему, когда тот выходил из раздевалки.

— А, Дон, — обрадовался Артур, глядя на него сосредоточенным взглядом. — Видишь, я теперь все время ношу линзы. Как, ничего?

— Ничего, — сказал Дон, — у тебя теперь мужественный и решительный вид. Эдакий «железный канцлер», а не мокрая курица, как обычно.

Артур засмеялся.

— «Мокрая курица»! Нехорошо, издеваешься над товарищем. Как растяжение? Проходит? На процедурах бываешь?

— Бываю, бываю, — пробормотал Дон, — скоро приступлю к тренировкам. Слушай, я к тебе за советом. Время есть?

— Конечно! Пойдем сядем в холле, до лекций еще час. Что стряслось?

— У меня ничего, у приятеля одного. Такое дело получилось…

И Дон в четвертый раз изложил теперь уже совсем обкатанную, уточненную в деталях историю своего несчастного «приятеля».

Артур слушал не перебивая, устремив на Дона сквозь линзы сосредоточенный, внимательный взгляд.

— Что скажешь? — спросил под конец Дон. — Ты у нас самый умный, вот я к тебе и пришел. Сам-то я ничего дельного посоветовать ему не могу. Не силен в таких вещах.

— В каких же силен? — усмехнулся Артур. Он был другим. За несколько минут неуловимо переменился. Перед Доном сидел не долговязый, белобрысый, добродушный парень. Сейчас Артур был таким, как в спорах, — твердым, жестким, саркастичным. До жути проницательным. Дон чувствовал себя не в своей тарелке (и зачем только придумал он этот дурацкий «референдум»?). Дон молчал.

— А приятель твой — человек решительный или, вроде тебя, размазня? — задал Артур новый вопрос, иронически глядя на Дона.

— Как тебе сказать…

— Ясно! А сам ты как думаешь, что будет, если он пойдет в полицию?

— Они арестуют того «пушера»… — нерешительно предположил Дон.

— Да? Так вот я тебе прочту маленькую лекцию. Пришел за советом, так слушай. Ты знаешь, что сказал наш уважаемый глава государства о наркомании? Что «проблема приняла размер национального бедствия». Понял? В нашем городе от наркотиков умирает более трех тысяч человек в год. Из них три четверти — школьники. На этих смертях хозяева наркотического бизнеса имеют в год больше двух миллиардов. Ведь, чтоб обеспечивать себя «зельем», наркоману нужны десятки тысяч в год. Где твой приятель — ты говоришь, он студент — и ему подобные возьмут такие деньги? Могу ответить. Грабят и убивают. Больше половины всех преступлений в нашем с тобой благословенном городе совершают наркоманы. Так что в этом деле одним убийством больше, одним меньше — никого не интересует. Тем более, полицию. Как ты думаешь, будут все эти «пушеры» и стоящие за ними синдикаты мелочиться, зарабатывая миллиарды? Будь покоен, в карман полиции не один миллиончик свалился. Ты же сам говорил, что когда твой приятель обратился к полицейскому, тот послал его подальше. Так? Ну вот, он кое-что наверняка от того «пушера» имел. А какой-нибудь О'Кин, начальник отдела полиции, который борется против наркомании (у нас, кстати, в университете его дочь учится), тот уже не от мелких толкачей, а от главных заправил и не кое-что, а десятки тысяч получает. Будь уверен…

— Ну уж…

— Да не «ну уж», а точно! Так что пойдет твой приятель в полицию, его же и упрячут. Тут ничего не сделаешь…

— Что ж, — растерянно спросил Дон, — так, значит… (Неужели и Артур ничего не может посоветовать?)

— Нет, не значит! — Артур поднялся и стал расхаживать по пустынному холлу. — Не значит! Твой приятель должен все это написать в газеты.

— А напечатают?

— Десять не напечатают, одиннадцатая поместит! Пусть на митинге выступит. Я могу организовать. Можно написать письмо всем членам парламента. Пойти в тот район и устроить пикетирование этого бара. Словом, привлечь внимание, поднять шум, чтоб люди знали. Чтоб «пушеры» попритихли, чтоб полиция вынуждена была хоть что-то делать. В конце концов, там есть и честные люди! Словом, бороться, сражаться!