– Вечно ты так. Сначала выкинешь номер, потом сопли пускаешь...

– Кирюша, ну я же дурочка! Меня надо прощать.

– Прощать? – Кирюха вновь озлился. – За то, как ты...

– Как я – что? Меня же никто не поймал – это раз. Ты спас Дамиру жизнь, это полезно для твоей репутации – это два.

– Насчет репутации... – вспомнил Кирюха. – Антошка, Настя, поздравляю! Закончим актовый зал – и все. Гуляем. Иваныч с нас барщину снял от доброты своей.

– Почему? – изумился Антон. – На него не похоже!

– В честь моего подвига, – с шутливой гордостью сообщил Кирюха. – Хотя этому пню насрать на Дамира, как и на нас на всех – он просто рад, что чистеньким остался. Вот, решил подарок сделать.

– Видишь, как все удачно вышло? – грустно улыбнулась Юкки. – А тебе наука. Не оставляй меня одну. Никогда. Мне нужны зоркий глаз и сильная рука. Я уйду из общаги при одном условии – если ты будешь со мной. Если нет – я останусь здесь хоть до Нового года. Могу уйти от тебя к кому-нибудь другому, хоть сейчас...

– Пока останься, – приказал Кирюха.

– Как твой экзамен, милый?

– Еле вытянул на четверку. Точнее, «англичанка» меня вытянула. Очень сокрушалась: что с тобой, Сайрил, не заболел ли? Ведь можешь намного лучше! Я уж не стал рассказывать, чья тут вина.

Юкки улыбнулась – уже не грустно, а лукаво – и развела руками: сам виноват. Знай, с кем связываешься!

Около шести вечера, когда работа давно была закончена, пришел Константин. Его щеки отвисали ниже, чем всегда, и были не розовыми, как обычно, даже не красными, а темно-бордовыми.

«И когда успел?» – удивился Кирюха.

– Ай, молодца! – с пьяной восторженностью протянул охранник, озираясь. От него исходил едкий до сблева запах, который Кирюха ни с чем бы не перепутал (благодаря соседу Вовке) – запах «Янтаря».

– Об... об-бъявляю благодарность, б-бойцы! – с трудом проговорил он, вытянулся и пристроил ладонь к непокрытой голове, позабыв один из важнейших армейских постулатов. Настя решилась его напомнить:

– К пустой голове руку не прикладывают.

– Она НЕ пустая! – строго ответил Константин и постучал пальцем по виску. – Не пустая, – повторил он, фамильярно обнял Кирюху и забормотал ему прямо в ухо: – Я думал, ты с говнецом человек, фашист, совсем как твой дедушка, а ты... – он засмеялся, повизгивая. – Ты прикольный пацан! Смелый! Э-э-э, морда немецкая! Ты, Кирюха, знай: если какие уроды тебе в жизни встретятся – ты их выше!

– Спасибо, брат, – Кирюха сделал вид, что польщен. – Как там крыса поживает? Поймали?

– Завтра ловить будем... Она у кого-то в комнате прячется... Иваныч целую операцию разработал... Завтра всех наших пацанов, кто в охране работает в разные смены, он собирает, делит на группы по два человека на этаж... Один ходит по комнатам, все обшаривает, второй стоит в коридоре, смотрит, чтобы крыса не выскочила... У, шлюха потная!.. Не уйдешь!..Только тш-ш-ш! Это секретная операция... Главное – чтобы врасплох... Смотри, Шнееман, языком не трепи!

Они вышли из актового зала. Константин катастрофически не мог попасть в замочную скважину, Кирюхе пришлось отобрать ключ и запереть дверь самому.

– Завтра сюда ребята придут с аппаратурой... – сообщил Константин. – Цветомузыка всякая, комп, гирлянды-хуянды...

– Завтра?!

– Завтра, – подтвердил вислощекий. – Им же надо эл... элеп... лепстри... – он громко икнул, – леп-пестричество провести, все подключить, звук протестировать... Ну а кончится сессия у вас – дискотека будет! Баб будем зажимать... – он согнул в локтях обе руки, изобразив лыжника.

Расставшись с пьяным Константином, Кирюха и его друзья спустились в комнату Антона. Компьютерный маньяк Эдик по-прежнему сидел в наушниках, уткнувшись в монитор, и не обращал внимания на гостей.

– Завидую ему... – усмехнулся Слепень. – Завидую всем, кто умеет уходить из реальности без допинговых средств – алкоголя, наркоты и прочего... Я так не умею. Но мечтаю научиться.

– А чем тебе здесь плохо? – поинтересовался Кирюха.

– Всем. Реальность мертва.

– Что это значит?

– То и значит. Это название одной песенки... ну да неважно. Помнишь, мы с тобой и с Настюхой говорили про зомби?

– Да. Ты еще спросил: «Может, мы все уже умерли, только не знаем об этом?»

– Да-да. Я потом много думал об этом и понял одну простую вещь: мы не умираем – мы изначально мертвы. Мертво все, что нас окружает. Настоящая жизнь – только здесь. – Антон ткнул пальцем себе в лоб. – Внутри черепа. Понимаешь... Меня всю жизнь убеждали в том, что я ущербный урод. Все, кого я знал и знаю сейчас. Почему же я не повесился с горя? – он хищно улыбнулся. – Не мечтайте. Что бы ни случилось там, у вас, внутри меня всегда будет царить полная гармония. Вот что бы ты сделал, Кирюха, если бы вдруг получил сколько-нибудь крупную сумму денег... ну, хотя бы тридцать три тысячи триста тридцать три рубля тридцать три копейки? Положил бы в банк? Отложил на машину? Закопал бы в литровой банке у себя на огороде? Вот я бы их потратил на всякую чухню – пиво, орешки, чипсы, мороженое... Сидел бы на солнышке с Настей и с тобой, или один, жевал чего-нибудь, пил пиво... и мне было бы хорошо.

Он схватил Кирюху за запястье, будто собирался проверить его пульс:

– Брат, давай отдадим эту шлюху тем, кто ее ищет! Свяжем ее, выволочем на улицу, позвоним, получим наши денежки. Поделим на три части, поровну...

– А чего уж делить? – иронически произнес Кирюха. – Загреб бы все под себя.

– Оскорбляешь? – окрысился Антон.

– Чего – «оскорбляешь»? Знаешь что, братишка, я никогда не посягаю на свободу другого человека. Если хочешь заложить Юкки – закладывай ее сам. И деньги забирай себе. Они тебе нужны? Забирай и меня в долю не принимай.

В разговор вмешалась Настя:

– Да что ты так трясешься, Антошка? Тоже мне – вознаграждение! Сто тысяч рублей! Это для них как табачку понюхать, если они и правда такие крутые. Я одного пацана знаю, он в месяц двести штук зарабатывает. Правда, все в казино спускает до последнего рубля. Или в слотс. Едет по городу, видит – игровой автомат стоит. Слезает и режется, пока все не спустит...

– Ты это к чему? – не понял Антон.

– А к тому, что я за Кирюху.

– И я за Кирюху! За него душа болит! Эта сучка его доконает рано или поздно!

Кирюха, которому не нравилось, когда о нем говорят в третьем лице, ударил по столу:

– Слушайте, вы! Давайте так договоримся: Юкки – язва, но она моя язва, а не ваша. Если я погорю – я погорю сам, вас втягивать не буду. А вы делайте, что хотите.

– Завтра же и погоришь, – пообещал Антон. – Смотри сам: в комнатах будет обыск, а в актовом зале ребята будут проводку делать. Куда денешь свою красотку?

– Пока не знаю... И пусть это тебя не волнует. Возьми себе на пиво, – Кирюха протянул Антону одну из двух сторублевок, конфискованных у Юкки.

– Оскорбляешь... – прошипел жестокий очкарик, но деньги взял.

– Пойду куплю ей чего-нибудь пожрать. Она же целые сутки ничего не ела.

– Эту ночь с ней проведешь? – спросил Антон. – В зале?

– Придется... – сказал Кирюха и ушел, не прощаясь. Едва дверь закрылась, Настя внимательно посмотрела в стеклянные глаза Слепня и залепила ему звонкую, будто удар хлыста, пощечину.

Темнело. Кирюха сидел у окна в маленькой каморке с плакатами и читал учебник, Юкки сидела у противоположной стены и алчно поглощала песочное печенье, щедро осыпая себя крошками. Запив последнюю печенюшку лимонадом, встала с пола, отряхнулась и деловито подошла к Кирюхе:

– Что читаем?

– История философии. Самый сложный экзамен.

– Ты сюда книжечки читать пришел?

– Нет, – раздраженно ответил он. – Пришел тебя караулить, чтобы ты опять чего не натворила.

– Кирюша... – Юкки уселась рядом с ним и положила руку парню на плечо. – Вот, ты изображаешь из себя рыцаря. Героический вид делаешь. Будто хочешь мне показать: «Ах, я такой благородный, такой терпеливый, столько всего для тебя делаю, а ты не ценишь...»