Потом головокружение усилилось, комната закрутилась у него перед глазами в бешеном танце, и он закрыл глаза. Это не очень помогло, теперь крутился и раскачивался он сам, к тому же, к бешеной пляске добавилась тошнота. Наверное, именно так бывает при морской болезни, подумал Грэм. Неприятно, но не более. Вполне терпимо, особенно, если не обращать внимания на слизней.
Продолжалось это безобразие довольно долго, а потом вдруг прекратилось. Грэм только вздохнул с облегчением и открыл глаза, как в виски его словно воткнулись две раскаленные иглы. Боль была мгновенной, но такой пронзительной, что он зарычал сквозь стиснутые зубы. Потом иглы вонзились еще и еще раз… и его отпустило. Совсем.
Магик опустил руку и отступил. Его шатало, и вид у него был измученный.
— Безымянный, — тихо сказал Барден. — Я же говорил, что не действует.
Так этот магик что, пытался мои мысли читать? осенило Грэма. Значит, вот так это бывает? Но если чтение мыслей такой болезненный процесс, почему он ничего не заметил, когда в его голове пытался копаться Барден? Если только он действительно это делал, а Илис не обманула его. Или, может быть, он просто действовал более профессионально и потому не так заметно?
— Очень сильная защита, — проговорил магик. — И, причем, неосознанная. Очень интересно. Вот если бы исследовать это явление…
— Успеешь еще, — буркнул Барден.
— Боюсь, я не слишком подходящий экземпляр для опытов, — влез Грэм. Голова у него гудела, но он старался не подавать виду. — Могу терпение потерять…
Барден одарил его рыжим взглядом и отвернулся. Некоторое время царило молчание; император погрузился в глубокое раздумье, и никто не рисковал его прерывать. Грэм тоже не хотел торопить события.
— Я уже знаю, кто подсказал вам способ пробраться в форт, — сказал вдруг Барден, не поворачиваясь. — Это было нетрудно вычислить. Но, Грэм, я теперь хочу услышать имя и от тебя тоже.
— Зачем? — спросил Грэм хрипло.
— Зачем? — переспросил император и ухмыльнулся. — Мне было бы приятно знать, что у тебя нет тайн от меня.
Грэм улыбнулся ему в ответ, надеясь, что его ухмылка вышла не менее кривой.
— У меня от себя-то тайн полно, а вы хотите, чтобы я доверился вам, ваше величество? Нет, боюсь, вы будете разочарованы…
— Возможно, — наклонил голову Барден. — И все же я хотел бы попытаться. Ведь так прекрасно, когда все вокруг доверяют друг другу. Приступайте, господин палач.
Гора мяса, стоявшая до сих пор неподвижно около своей жаровни, расцепила руки и сделала шаг вперед. Никаких конкретных указаний Барден ему так и не дал, словно у них все было условленно заранее.
Глава 5
Наверное, всем и каждому в Северной крепости император Касот дал указание не калечить пленника, виновного в похищении самого важного заложника империи. Зачем Бардену нужно было, чтобы Грэм оставался в относительном здравии, знали только боги и он сам. Грэм не знал и знать не хотел. Любопытства в нем не оставалось ни на грош, как и других чувств тоже. Одной ночи в пыточном кресле хватило, чтобы он забыл все, кроме всепоглощающей боли.
И все же, надо признать, с ним обошлись лучше, чем могли бы. Вот только замки ему уже никогда не вскрывать.
По окончанию допроса Грэму было не до того, чтобы смотреть по сторонам, но все же ему показалось, что Барден ушел несколько раздосадованный. Еще бы, допрос оказался не более содержательным, чем прошлый, с участием Альберта Третта, хотя в этот раз применялись гораздо более жесткие средства. Сохранить гордое молчание Грэм не сумел, это было выше его сил, но ни одного внятного слова от него не добились, что привело в ярость командующего Северной и в заметное недоумение — Бардена. Как результат, Грэм теперь имел десять пальцев на руках искореженными, покрытыми кровью и не способными даже поднести кусок хлеба ко рту, а плюс к тому — легкое безумие во взоре, которое он, правда, видеть не мог. Он не был уверен, вернется ли к его рукам прежняя ловкость, и будут ли пальцы хотя бы когда-нибудь гнуться.
Осознанно или нет, Барден лишил его главного инструмента — рук, которые были одинаково важны и для вора, и для воина. Если мне все-таки посчастливится выйти отсюда живым, думал Грэм в темноте своей камеры-могилы, мне придется заняться чем-нибудь другим.
Вскоре после допроса Барден, судя по всему, покинул крепость. За Грэмом долго не приходили, то ли давали время оклематься, то ли просто не хотели продолжать допросы без участия императора. Но Грэму и без того приходилось несладко, каждая тюремная трапеза превращалась в настоящую пытку. Пальцы его не могли удерживать решительно ничего. Кроме того, они нестерпимо болели и еще долго продолжали кровоточить. Через какое-то время кровотечение остановилось, но боль не утихала. Грэм, почти ничего не видящий в темноте и уже воспринимающий свою слепоту как должное, попытался установить степень повреждения на ощупь, но не смог. Тогда он, превозмогая боль, сделал попытку сжать пальцы в кулак и чуть не лишился сознания. Если кости раздроблены, мрачно подумал он, мне крышка. И это самое начало… о боги!
— Борон, — прошептал он в темноте, — пошли мне легкую смерть!
Но и Борон, похоже, отвернулся от него и не желал посылать ему никакой смерти, не говоря уже о легкой. Да и сама судьба откровенно издевалась над ним, приняв в этот раз облик касотцев.
После первой неудачной попытки Грэм не потерял надежды установить, целы его пальцы или нет. Он подождал некоторое время (тюремщики приходили четыре раза), и повторил попытку. Несколько пальцев получилось немного согнуть, приложив значительные усилия, но боль при этом была такая, что никаких пыточных приспособлений не требовалось. При том холоде, который царил в камере, Грэм покрылся потом, но упрямо сгибал один палец за другим. Жаль, что он не может их увидеть…
Но скоро такая возможность ему представилась. Кому-то крепко не хотелось, чтобы он умирал. К нему пожаловал очередной лекарь, приведя его в крайнее смятение.
Сначала он, конечно, и не подумал, что это лекарь. Он ожидал, что за ним пришли, чтобы отвести в пыточную камеру для очередного допроса. Поэтому он даже и смотреть в ту сторону не стал, да и бесполезно это было с его слепыми сейчас глазами, а отвернулся и буркнул:
— А пошли бы вы к Безымянному со своими факелами…
— Безымянному свет ни к чему, — услышал он незнакомый мягкий голос, принадлежавший, судя по всему, пожилому человеку. — А мне пригодится.
Грэм повернулся, сощурив глаза, и с удивлением увидел высокую сухопарую фигуру в длинном одеянии. Свет мешал ему рассмотреть как следует, но кажется, это был очень прямой старик с ухоженной белой бородой. И с коробом в руках.
— Вы тоже лекарь принца Марка? — осведомился Грэм не слишком любезно.
— Я лекарь здесь, в Северной крепости. Герр Риттер поручил мне проследить за вашим здоровьем. Понимаю, звучит дико, учитывая, что с вами делали и что вам еще предстоит, но приказы не обсуждают.
— Очень интересно, — значит, его вовсе не собираются запытать насмерть? — Лучше бы вас прислали с целью отравить меня по-тихому, что ли…
— Я вас понимаю, — тихо произнес старик. — Но я лечу людей, а не убиваю их. Я не могу дать вам яд… если бы даже он был у меня.
— Он у вас есть, не сомневаюсь. Но просить вас о такой милости не буду.
— Благодарю. А теперь позвольте мне осмотреть ваши руки, герр Риттер сказал, что они в ужасном состоянии. Ах, да! Чуть не забыл… вот. Возьмите.
Сквозь слезы боли, застилавшие глаза, Грэм увидел, как старик протягивает ему что-то, похожее на клочок бумаги. Взять! Если бы он мог…
— Что это? — спросил он, не шевельнувшись.
— Записка, — понизив голос, сообщил ему старик.
— Записка? От кого?
— Вы поймете, когда ознакомитесь с содержанием. Ах, вы же не сможете ее прочитать! — спохватился старик. — Что же делать?
— Прочтите вы.
— Удобно ли это?
— Читайте, прошу вас, — нетерпеливо проговорил Грэм.
