— Что? — только и сказал Риттер, подавшись вперед в кресле и вцепившись пальцами в подлокотники.

— Там… — выговорил солдат с трудом; дышал он тяжело, как будто несся по лестнице вприпрыжку. — Стража убита, камера пуста! Кириана нет! Цепи разомкнуты…

— Твоих рук дело, щенок? — сквозь зубы проговорил Риттер, обращаясь к Грэму. — Конечно, твоих, чьих же еще? Отвечай, через какой выход вы собирались покидать крепость? Где они должны выйти?

Грэм молчал. Пока он молчит, у Ива и Дэмьена есть время уйти, даже если начнется суета в крепости. А значит, все было не зря. Он не был уверен, что будет продолжать молчать в руках палача; скорее всего, заговорит, но это будет уже потом. Офицер, не дождавшись ответа, подошел и пнул его сапогом под ребра. Грэм согнулся, точнее, попытался согнуться: его продолжали удерживать.

— Оставь, — глухо сказал Риттер. — Отведите его наверх, в камеру Кириана. Допросите. Но — не калечить. Думаю, император еще захочет поговорить с ним. И перекройте все выходы из форта.

— Слушаюсь, — ответил офицер и еще раз, видимо, намекая на нечто большее в дальнейшем, пнул Грэма. В бедро. Этого было достаточно, чтобы тот сразу потерял сознание.

Глава 3

Допрос Грэм почти не помнил и даже не мог предположить, сколько он продолжался. Он то и дело терял сознание, несмотря на то, что допрашивающие действовали на удивление аккуратно и свято соблюдали приказ Риттера не калечить. Сказывались усталость и напряжение последних дней и вновь покалеченная нога, которая сама по себе была не хуже любой пытки.

Несмотря на провалы в памяти, Грэм все же умудрился запомнить, что вопросы задавал тот самый офицер, который схватил его, а потом таскал к командующему; а били его двое здоровяков, по виду вроде бы не профессиональные палачи, а обычная солдатня. Тем не менее, к задаче своей подошли они со знанием дела, били точно и очень болезненно, но вместе с тем не увлекаясь. Когда Грэм терял сознание, они с такой же сосредоточенной деловитостью приводили его в себя и продолжали.

На вопросы Грэм не отвечал. В своем затуманенном состоянии он их почти не понимал; к тому же, на него вдруг навалилось полное безразличие к собственной судьбе. Да пусть хоть забьют насмерть, ему было плевать.

Ничего не добившись, его оставили в покое до приезда императора. Заперли в той самой камере, откуда несколько часов назад умыкнули Дэмьена Кириана, но обошлись с ним не так мягко, как с медейским принцем. Вместо железного пояса, на руки надели тяжелые кандалы, крепящиеся к стене короткими цепями. Сидеть они позволяли, но не лежать. Грэм, оставшись один в густом сумраке, привалился спиной к холодной каменной стене и впал в состояние, близкое к забытью.

Иногда он полностью возвращался к реальности, ощущал в полной мере боль избитого тела, сквозь которую пробивались слабые мысли. Удалось ли уйти Иву и Дэмьену, или их тоже схватили? Странно, что это еще тревожило его, в таком-то состоянии. Еще вспоминалась Ванда, но как бы на краю сознания.

Было очень холодно и хотелось пить. Грэм, чтобы отвлечься, ощупывал ногу. Нога опухла и дико болела.

Неизвестно, сколько времени он провел в полной тишине. Грэма утомляло следить за переменой освещения. С одинаковым успехом могла пройти и минута, и вечность, он не знал и не хотел знать. Из забытья, наполненного болью, его вырвал грохот отпираемой двери. К нему пожаловали гости, и в изрядном количестве.

Грэму, ослепленному светом нескольких факелов, показалось, что в камеру вошли пятеро или шестеро. В комнате сразу стало тесно. Он попытался рассмотреть вошедших и тут же решил, что у него начались галлюцинации. Двое были обычными солдатами. Еще здесь был Риттер, мрачный, как туча, и словно постаревший лет на десять. Сейчас он казался полным стариком. Рядом с ним стоял высокий юноша в доспехах, стройный, светловолосый, лицом удивительно схожий с еще одним присутствующим здесь человеком. С человеком, который и показался Грэму лишь плодом его фантазии. Ибо перед ним в черном доспехе, в черном же плаще с изумительной работы серебряной застежкой у горла, c толстой серебряной цепью на груди, с мечом на поясе стоял тот, кого он знал как Эмиля Даниса, касотского магика и покровителя Илис. Даже точно с такой же прической, как он запомнил — короткий соломенный хвост, завязанный на затылке.

Тот, кто выглядел точь-в-точь как Эмиль Данис, внимательно разглядывал его со сложным выражением лица, и Грэму казалось, что вот-вот он что-нибудь скажет. Но вместо того, чтобы обратиться к Грэму, Данис повернулся к Риттеру.

— Вы его допрашивали, Риттер? — пророкотал он своим низким басом.

— Да, ваше величество.

Грэм не верил своим ушам. "Ваше величество"?! Барден? Этот человек, магик Эмиль Данис, на самом деле — император Касот? Он спит или бредит?

— Он сказал что-нибудь?

— Ни слова.

— Плохо допрашивали.

— Люди старались, — сдержанно ответил Риттер. — Этот мальчишка — крепкий орешек. Не так-то просто раскусить его, выше величество.

— Я пришлю Альберта, и тогда посмотрим, просто или нет. Ну, здравствуй, Грэм Соло, — обратился вдруг Данис к Грэму. — Я предвидел эту нашу встречу, но надеялся все же, что произойдет она при других обстоятельствах.

— Вы… — выдохнул Грэм и замолчал — перехватило горло.

— Да, я. Извини, что не сказал всего, но я назвал тебе свое настоящее имя, не прозвище — цени, — Барден ухмыльнулся своей волчьей усмешкой. Рыжие его сощуренные глаза смотрели прямо на Грэма. Взгляд их ничего хорошего не предвещал. — Я предупреждал тебя, что дружба с медейцами не доведет до добра. Я думал, что ты умный мальчик и все-таки сделаешь нужные выводы, несмотря на упрямство. Жаль, что я ошибся. Ты оказался глупцом, да к тому же еще и неблагодарным. Так-то ты отплатил мне за помощь?

Грэм ошарашено молчал.

— Молчишь? Напрасно. Помнишь наш разговор о благодарности и долге? Так вот, настала пора платить долги.

— Чего вы хотите? — выдавил Грэм. Горло словно было набито толченым стеклом, каждое слово давалось с трудом.

— Всего-то ничего. В качестве благодарности за оказанные тебе немаловажные услуги ты мне кое-что расскажешь. Не правда ли, несложно? Ведь говорить ты умеешь? — не дожидаясь от ответа, Барден вдруг, не поворачиваясь, резко велел своим сопровождающим: — Уйдите все. Оставьте нас одних. Марк! Ты — останься.

Всех тут же словно сдуло ветром. Кроме высокого юноши, который замер чуть позади и сбоку императора. Ни один человек не попробовал протестовать против странного приказа своего повелителя.

— Вот так лучше, — удовлетворенно сказал Барден, поискал взглядом, на что можно сесть, обнаружил низкий стул и опустился на него. Юноша остался стоять. Выражение лица у него было равнодушное, но золотые напряженные глаза словно приковало к Грэму. — Поговорим по душам. Для начала, чтобы ничто нас не смущало: этот молодой человек, — он кивнул через плечо на юношу, — мой сын Марк. Наследник империи. А вот это, — кивок на Грэма и полуоборот головы в сторону сына, — некий Грэм Соло, наинский вор и авантюрист вроде бы голубых кровей. Достаточно знаменитая личность на родине, насколько мне известно. И популярная, поскольку ищут его сейчас все, кому не лень, и на материке, и в Самистре, и даже в Истрии; цена на его голову растет не по дням, а по часам. А попал он к нам. Неплохо, не правда ли?

Грэм подумал, что касотский император слишком уж много знает о его делах, словно специально наводил справки. И он никак не мог понять, к чему такое вступление. И зачем здесь этот "наследник империи"?

— Итак, все тебя ищут, а попал ты в мои руки, — продолжил Барден. — Ирония в том, что мне ты не нужен. Передавать тебя в руки тех, кто заинтересован в твоей поимке, я не хочу. Во-первых, я как-то не привык делать людям добро, а, во-вторых… это будет слишком уж сильно смахивать на работорговлю, не находишь? Поэтому я хочу предложить тебе сделку. Ты расплачиваешься за прежние мои услуги и посвящаешь меня в подробности своего появления здесь, а я отпускаю тебя на все четыре стороны. Правда, придется признать, что после этого ты останешься в огромном, просто-таки неоплатном долгу передо мной, после всего того, что натворил здесь, но мы с тобой, я думаю, как-нибудь это переживем.