Покрытая снегом, озябшая елка

Прильнула к окну, подобравши иголки,

И жадно глядела на елку в огнях,

Мечтая о собственных радостных днях.

А елка домашняя, в ярком уборе,

Вздыхала о ветре, о снежном просторе,

О том, что она променяла вчера

На пеструю роскошь и блеск серебра.

У апельсина не доля, а долька,

Но апельсин не в обиде нисколько.

Сладкая долька ему суждена,

Да и к тому же еще не одна.

Прячутся дольки под толстою кожей,

Здесь их не сушит ничто, не тревожит.

Доля ж открыта, у всех на виду,

Всем на потеху, себе на беду.

Трагическую маску нашла в траве лисица

И усмехнулась горько: какой позор и стыд!

Хозяин-то наверно с друзьями веселится,

Меж тем как под забором лицо его грустит.

И заключила гордо: нет, мы живем иначе!

Не выставляем морды на посторонний суд.

И хоть и мы, бесспорно, в душе нередко плачем,

Но морды, наши морды улыбками цветут!

Хотя богатству бедность не чета,

Но как-то встретились они на рынке:

Богатство — о карете возмечтав,

А бедность просто, чтоб купить ботинки.

И как же были счастливы они,

В карете сидя и в ботинках стоя!

У всех на свете радости одни,

Но беднякам они дешевле стоят.

Человек впадает в детство,

Как река впадает в море.

Вырывается из тесных

Берегов и категорий.

Прочь заботы! Прочь напасти!

Снова каждый юн и холост…

Выпадает в жизни счастье,

Как последний зуб и волос.

Светлая радость на каждом лице,

Каждое сердце поет и трепещет.

Все говорят о счастливом конце,

Все улыбаются и рукоплещут.

Крики слышны: «Молодец! Мо-ло-дец!»

Вот и фанфары уже прозвучали…

Грустно вздыхает счастливый конец:

Если бы все это было вначале!

Плачьте, плакальщицы, плачьте,

Горя горького не прячьте.

Почему бы вам не плакать?

Вам за это деньги платят.

Нелегка у вас задача,

Но она вполне понятна.

А иной бедняга плачет

Целый век — и все бесплатно!

Ходит в золоте луна, в серебре — вода.

Ходит в мягком тишина, в зыбком — холода.

Ходит в пышном торжество, в пестром — суета.

И совсем без ничего ходит доброта.

Ей бы серебро воды, золото луны

В мире не было б нужды, не было б войны.

Это не ее вина, а ее печаль…

Ходит в мягком тишина, голубеет даль.

Умный умничать не будет,

Он и так умен.

А дурак стремится людям

Показать, что умный он.

Дураку живется тяжко,

У него на сердце мрак.

Как дурачиться бедняжке,

Если он и так дурак?

Всем как будто дурак хорош,

Но держите его подальше.

Правда в устах дурака — это ложь,

Его искренность хуже фальши.

Он тиран, если даже добряк.

Он злодей, пусть он злости не знает.

Если камень на камень кладет дурак,

Он не строит, а разрушает.

Мы далеко не так глупы,

Как в поговорках говорится.

И расшибаем мы не лбы,

Когда заставят нас молиться.

Вы слышите чугунный стук?

О чем он миру возвещает?

Все расшибается вокруг,

И только наши лбы — крепчают.

Хотел я поехать в Одессу.

Пришел на одесский вокзал.

Кассир посмотрел с интересом

И мне деликатно сказал:

Я вас бы отправил экспрессом

В Житомир, Москву, Ленинград.

Но все поезда до Одессы

У нас не идут, а стоят.

Шел серьезный и толковый, умный разговор.

Я пытался вставить слово — разгорелся спор.

Все кричат, один другого оскорбляют — страсть!

Я пытался вставить слово — драка началась.

Ну, у них, допустим повод. А за что меня?

Я пытался вставить слово — началась резня.

Что же сделал я плохого, почему убит?

У пожарника лихого все в руках горит.

Синица хвасталась, что море подожжет.

Вы слышали? Какое горе!

На берегу волнуется народ:

Хватает ведра, носит воду к морю.

Синица хвасталась, но моря не зажгла.

Одумалась злодейка вероятно.

Тут у народа новые дела:

Хватает воду и несет обратно.

Пешеходу легко на улице:

Транспорт движется — ты стоишь.

И покуда ты будешь умницей,

Под колеса не угодишь.

А прогрессу труднее дышится,

Даже если проезд открыт:

Попадает здесь все, что движется,

Под колеса того, что стоит.