Подстрелили беднягу орла,

И сказал он в последних мученьях:

«Нет, не ядом смертельна стрела,

А орлиным своим опереньем».

И поникнул орел и затих,

И сложил свои крылья большие.

И куда улетать от своих?

Как понять, где свои, где чужие?

«Ты бы не гонялась, рыбка, за наживой.

Без наживы плохо, но и с ней паршиво.

Клюнешь на наживу — сделаешь ошибку:

Ведь нажива — это, в сущности, наживка».

Так однажды щука просвещала тюльку.

Старую рыбачку, но душой — фитюльку.

Рот раскрыла тюлька: что творится в мире!

Но, конечно щука рот раскрыла шире.

Погнался за рыбой прожорливый жерех,

И оба с разбега влетели на берег.

И думает жерех: нет, рыба, шалишь!

На суше, поди, от меня не сбежишь!

И думает жерех, что рыба погибла,

И, радуясь, шлет благодарность судьбе.

И вдруг вспоминает, что сам-то он — рыба!

В такую минуту забыть о себе!

«Отпусти меня, рыбак, — говорит рыбешка,

Дай возможность мне, рыбак, подрасти немножко.

Будут у меня рыбак, и семья, и дети

Вот тогда-то мы, рыбак, попадемся в сети.

Будет знатная уха — с луком и картошкой…»

Соблазняет рыбака хитрая рыбешка.

Ох, рыбешка, что-то ты размечталась шибко:

Редко сходятся мечты рыбака и рыбки.

Лягушка попалась в рыбацкую сеть:

«Какая ж я рыба? За что мне терпеть?»

Когда ж на опушке попалась в ловушку,

«Да разве ж я зверь?» — завопила лягушка.

Ловцы на земле расставляют силки,

И реки сетями прудят рыбаки…

В такой обстановке смертельно опасной,

Спасается тот, кто ни рыба ни мясо.

Обильные яства к добру не ведут,

В еде соблюдайте культуру.

Недаром не ест по неделям верблюд:

Верблюд сохраняет фигуру.

Сухую колючку верблюд пожует

И дальше спокойно шагает.

От голода впалый верблюжий живот

С другой стороны выпирает.

Лев на обед барана пригласил.

В расчете на приятную беседу

Пришел баран. И тут сообразил,

Что приглашен он в качестве обеда.

Баран, конечно, был весьма задет:

Лев поступил не слишком благородно.

Вздохнул баран: «Эх, пропадай обед!

Чем так гостить, пойду домой голодный».

Овцы ели, ели, ели

До отвала, до победы

Так что волки еле-еле

Дождались конца обеда.

И с таким же аппетитом

Волки ели, ели славно.

А теперь и овцы сыты,

А уж волки — и подавно.

Пригласили правду отобедать враки.

И узнала правда, где зимуют раки.

Как дошло до драки из-за пятака,

Наломали правде, честные бока.

Видно, только голод правде по карману.

Ни гроша у правды за душою нет.

А когда покормится правда у обмана,

То обычно дорого платит за обед.

Спросили осла для решения спора:

Как любит ходить он: с горы или в гору?

В какую бы пору охотней он шел?

«Я лучше бы ездил, — ответил осел.

Запряг бы осла да шарахнул дубиной,

Иначе не сладишь с упрямой скотиной.

С ослами ленивыми — просто беда!»

Прекрасная вещь — верховая езда!

Недаром каменные львы

Поставлены у входа в зданье:

По утверждению молвы,

Лев спит с открытыми глазами.

Он охраняет отдых наш,

И можем мы сказать без лести:

Он самый неусыпный страж

Из спящих на рабочем месте.

Я звезда. Я горю, как свеча,

Вырывая из мрака вселенную.

И работаю я по ночам,

Тратя время особенно ценное.

Но кому это нужно, друзья,

Чтобы в небе трудились, как негры, мы,

Если девять десятых энергии

Все мы, звезды, расходуем зря?

Да, лебедь рвется ввысь, и в этом есть резон,

И щука в холодок стремится не напрасно,

Рак пятится назад: что сзади, знает он,

А что там впереди, ему пока не ясно.

А воз стоит. И простоит сто лет.

И о другой он жизни не мечтает,

Пока в товарищах согласья нет,

Ему ничто не угрожает.

Сокрушались гномики:

Нет печальней повести,

Мы всю жизнь работали

Для очистки совести.

Не щадили ни себя

Ни родных, ни близких…

Глядь — а совести то нет:

Вся ушла в очистки.

Смотрели мышки, как дерутся кошки,

Кричали браво, хлопали в ладошки.

Уж так-то разыгрались их страстишки!

Но в драке кошек проиграли мышки.

И так они расстроились, бедняжки!

Обидны мышкам кошкины замашки.

И все же мышки, встав едва на ножки,

Еще сильнее хлопали в ладошки.