Возможно, для начала стоило немного приоткрыть правду, хотя Кресенна едва ли могла понять значение этого его шага.

— На самом деле я обладаю и другими магическими способностями, — сказал Гринса, внезапно приняв решение.

Он сел в постели, и одеяло соскользнуло с его груди.

— Что ты имеешь в виду? Я думала…

— Я хороший предсказатель. Но в других областях магии я мало искушен. Поэтому предпочитаю помалкивать. — Он ухмыльнулся. — И все же я могу показать тебе кое-какие забавные вещи.

Вытянув руку вперед, как делала недавно Кресенна, Гринса вызвал из пустоты маленькое облачко тумана. Сначала расплывчатое, словно одинокое белое облако в чистом небе, спустя несколько мгновений оно начало вращаться, постепенно набирая скорость, и вскоре превратилось в миниатюрное подобие вихря, порожденного самой Морной. Это не стоило Гринсе особых трудов. Любой кирси, наделенный способностью вызывать ветра и туманы, запросто мог сделать то же самое. Но это было все, что он решился показать Кресенне.

Позволив крохотному смерчу несколько секунд повращаться на своей ладони, Гринса подбросил его в воздух, и он повис между ними. Было невыразимо приятно употребить свои способности на нечто отличное от простых предсказаний, и он на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь ощущением магической силы, протекавшей сквозь его тело. Друг-инди однажды спросил его, каково это — обладать такой силой и владеть тайнами магии.

— С таким же успехом ты можешь спросить солдата, каково держать меч в руке, — ответил Гринса. — Или спросить музыканта, каково играть на музыкальном инструменте.

Друга такой ответ не удовлетворил, но Гринса не нашел лучшего объяснения. Во многих отношениях магия кирси ничем не отличалась от ремесел инди. Они еще в детстве обучались магии, точно так же как дети-инди овладевали разными ремеслами. И точно так же приобретали навыки в магии, как приобретают навыки в любом другом деле, пока акт использования волшебной силы не становился естественным и стремительным, как мысль. Разница была лишь в том, что магический дар, которым обладал Гринса, отнимал у него частицу жизни всякий раз, когда он его использовал. Немногие инди знали это. Было общеизвестно, что кирси живут гораздо меньше, чем инди, и обычно слабее и болезненнее них. Но мало кто из представителей другого племени знал, что использование магии сокращает жизнь беловолосых. Такое знание заставило бы людей, которые полагались на магический дар кирси (как герцог Кергский полагался на дар Фотира), раздумывать и колебаться всякий раз, когда требовалось прибегнуть к магии. Или стало бы мощным оружием в руках людей, ненавидевших кирси. Так или иначе, соплеменники Гринсы не считали нужным делиться с инди этим секретом.

С другой стороны, поскольку они платили такую дорогую цену за использование своих способностей, каждое магическое действо, совершенное одним кирси для другого, обретало огромное значение. Даже огненная перчатка Кресенны и крохотный смерч, вызванный для нее Гринсой, считались необыкновенно щедрыми дарами, а возможно, даже объяснением в любви.

— Это замечательно. — Кресенна завороженно смотрела на вихревое облачко, улыбаясь детской улыбкой. Она осторожно подняла руку. — Можно потрогать?

— Конечно.

Девушка бросила на него быстрый взгляд и снова стала наблюдать за крохотным смерчем. Она поднесла к нему снизу руку, и Гринса опустил облачко ей на ладонь.

— Какое холодное! — Кресенна рассмеялась. — Такое ощущение, словно снежные хлопья падают на ладонь.

Он ничего не ответил. Ему было достаточно просто смотреть, как она зачарованно смотрит на маленький смерч. Через минуту она опустила руку, и вихревое облачко снова повисло в воздухе. Гринса подождал еще несколько секунд, а потом вызвал легкий ветерок, который пронесся сквозь облачко и рассеял его, — только тонкие струйки тумана еще несколько секунд вились в воздухе, словно дым от угасавшей свечи, а потом исчезли.

— Спасибо, — сказала Кресенна после непродолжительного молчания. — Это было чудесно.

— Не стоит благодарности.

— Все же, по-моему, ты скромничаешь. По части ветров и туманов ты настоящий мастер.

Несмотря на то что питал к ней такие чувства и сейчас сидел в ее постели, спрашивая себя, не влюбился ли уже, Гринса услышал звон набатного колокола в глубине своего сознания — словно где-то вдали горел храм.

— На самом деле нет. — Он старался говорить беззаботно. — Это практически все, что я умею. Это не значит, что я могу вызвать настоящий смерч, обладающий разрушительной силой.

— Ты уверен? А по-моему, вызывать и подчинять своей воле такие вот маленькие смерчи даже труднее, чем большие.

Конечно, Кресенна была права. Она загоняла Гринсу в угол, и он сам помогал ей в этом. В любых других обстоятельствах, с любым другим человеком здесь, в Прибрежных Землях, он почувствовал бы себя в опасности.

— Пожалуй, ты права, — сказал Гринса, отогнав прочь неприятные мысли. — Когда-нибудь я попытаюсь вызвать ветер посильнее. А ты мне поможешь.

— С удовольствием. Только вряд ли тебе понадобится помощь.

Гринса ухмыльнулся, но ничего не ответил, надеясь, что разговор закончен.

— Ты слышал, что герцог с сыном едут в Кентигерн? — чуть погодя спросила Кресенна.

На эту тему ему тоже не хотелось говорить. Но что он мог поделать?

— Да, слышал.

— Похоже, Тавис оправился после своего Посвящения. Леди Бриенна будет прекрасной герцогиней и королевой.

Гринса кивнул:

— Несомненно. — Но при одном упоминании о предстоящей поездке Тависа в Кентигерн у него испортилось настроение. Видение, которое он вызвал в Киране во время Посвящения молодого лорда, по большей части оставалось загадочным для него самого — в частности, обстоятельства заточения Тависа. Тавис, явившийся в камне, был молод; следовательно, роковых событий не придется ждать долго. Но с другой стороны, Гринса был уверен, что сына герцога никогда не посадят в кергскую тюрьму, а это позволяло надеяться, что у него еще есть время подготовиться. Объявление герцога о предстоящей поездке в Кентигерн все изменило. Несмотря на договоренность о браке, отношения между двумя домами не отличались теплотой; Гринса почти не сомневался, что тюрьма, которую он видел в камне, находится в Кентигернском замке.

— Тебя смущает этот брак? — спросила Кресенна, нахмурив лоб.

— Вовсе нет.

— Тогда в чем дело?

Гринса заколебался, пытаясь решить, насколько он может быть с ней откровенен.

— В Посвящении, да? — спросила она, прежде чем он успел ответить. — То, что тебе открылось в Посвящении Тависа, произойдет в Кентигерне?

— Точно не знаю. — Но это прозвучало как признание.

— Ты боишься, что именно так и будет.

Гринса глубоко вздохнул:

— Да.

— И что ты собираешься предпринять?

Он пожал плечами:

— Не знаю. Что я могу предпринять? Это судьба. — Честность имела свои пределы, даже когда дело касалось Кресенны.

Девушка кивнула:

— Пожалуй, ты прав. — Она опустила взгляд на свои руки, словно внезапно почувствовав неловкость. — А с ним действительно должно произойти нечто ужасное, да?

— Кресенна…

— Извини. — Она быстро помотала головой. — Считай, что я ничего не спрашивала. Наверное, ты и так рассказал мне больше, чем хотел.

Гринса снова улыбнулся и взял ее руку.

— Боюсь, да. Но что я мог с собой поделать?

Девушка залилась румянцем, подалась вперед и легко поцеловала его в губы.

— Ничего, — прошептала она. — Ты ровным счетом ничего не мог с собой поделать.

Кресенна отстранилась — ее лицо сияло в темноте, словно Панья, — и движением, грациозным, как язычки пламени, недавно плясавшие у нее на ладони, через голову стянула с себя рубашку. Она тряхнула головой, и белые волосы рассыпались по ее плечам, обрамляя улыбку, при виде которой у Гринсы часто забилось сердце. Ее ослепительно белая кожа, казалось, светилась. Он перевел взгляд на ее груди — маленькие, круглые, безупречной формы — и медленно, словно помимо своей воли, протянул к ним руки. Она склонилась над ним и снова поцеловала, на сей раз страстно.