— Полагаю, здесь вы ошибаетесь, — сказал Даниор. — До официального вступления на престол нового короля правление Айлина продолжается. Советники короля могут действовать от его имени.

Хаган нахмурился.

— Значит, со смертью короля вся власть в стране вдруг переходит к его кирси? Да я ни на минуту не поверю в такое.

— Хотите верьте, хотите нет, капитан. Но факт остается фактом: королевские советники могли известить вас о своем согласии с решением, принятым герцогиней по вашему совету. Однако они ничего нам не передали, а это должно заставить нас задуматься.

С минуту все молчали; тишину в комнате нарушало лишь нежное воркование голубя, сидевшего на выступе стены поблизости от окна. Младшие советники вообще благоразумно предпочитали помалкивать. Какой бы совет они ни дали, он в любом случае оскорбил бы кого-нибудь. А каждый из присутствующих в кабинете мог навсегда лишить их возможности продвижения по службе.

— Айлин умер, — наконец проговорила герцогиня. Она все еще казалась немного испуганной, но глаза ее светились решимостью. — Я не знаю, как велел бы мне поступить герцог в данных обстоятельствах, но уверена в одном: он никогда не отречется от престола, по крайней мере без боя. — Шона повернулась к советнику. — Надеюсь, вы простите меня, Даниор, но у меня нет выбора. Да, я боюсь за мужа и сына, но поступаю так не поэтому. Просто такое решение в духе Явана. В духе Кергов. Безусловно, вы это понимаете.

— Понимаю, миледи, хотя и не уверен, что решения в духе Кергов, как вы выражаетесь, являются самыми благоразумными. Конечно, вы сознаете, что, выступая с войском в Кентигерн, вы подвергаете опасности жизнь своего мужа. — Кирси бросил взгляд на Хагана. — И жизнь своего сына.

Герцогиня кивнула:

— Знаю. Я намерена дать Андреасу понять, что кергская армия сотрет Кентигерн с лица земли, если он убьет герцога. — Она повернулась к Хагану. — Мы можем выступить немедленно?

— Нет, миледи. Перед своим приходом сюда я переговорил с квартирмейстером. Возможно, нам придется осаждать Кентигернский замок, в каковом случае потребуются еще люди, чтобы построить осадные орудия, а квартирмейстеру понадобится еще несколько часов, чтобы собрать дополнительный провиант. Боюсь, нам придется подождать до рассвета.

— Значит, вы заранее знали, что я поведу войско на Кентигерн?

Капитан почувствовал на себе взгляд второго советника, но не посмотрел на кирси.

— Я верил, что вы выберете самую разумную линию поведения.

— Понимаю, — с благодарностью сказала Шона. — Хорошо, мы выступим завтра.

— Должен заметить, миледи, что, несмотря на свою уверенность в правильности принятого вами решения, я не вижу необходимости в вашем участии в походе. Опасность для вашей жизни…

Герцогиня подняла руку, останавливая капитана.

— Это моя война, Хаган, если войны не миновать. Разве вы посоветовали бы Явану остаться здесь, когда его солдаты идут сражаться?

Он ухмыльнулся:

— Советовал каждый раз, миледи. Но он тоже меня не слушал.

— Миледи, — сказал советник, — я должен повторить в последний раз, что, по моему мнению, вы совершаете серьезную ошибку.

— Я понимаю, Даниор. Вы и ваши советники свободны. Я благодарна вам за совет. Вы можете мне не верить, но это правда. Надеюсь, вы поедете с нами. Вы ведь умеете вызывать туманы, верно?

— Да, миледи.

— Хорошо. Возможно, нам понадобится ваша помощь. — И она вновь повернулась к Хагану, давая кирси понять, что он может удалиться.

Даниор обвел взглядом остальных советников, словно не зная, как поступить. Мгновение спустя все они встали и гуськом вышли из кабинета. Второй советник задержался у двери, явно собираясь сказать еще что-то, но потом просто покачал головой и тоже вышел.

— Вы держались замечательно, миледи. — Хаган тоже поднялся с места.

— Спасибо. Вероятно, вы полагаете, что я многому научилась у своего мужа?

— Вы не первая и не последняя, миледи.

— Разве женщине нужно учиться таким вещам у мужа? Неужели вам никогда не приходило в голову, что я обладала способностью управлять людьми еще до своего вступления в брак?

Хаган невольно улыбнулся. Такие слова могла бы сказать Дария.

— Конечно, приходило. Вряд ли Яван полюбил бы вас так сильно, если бы не знал за вами подобной способности.

С минуту они стояли молча, но наконец капитан кашлянул и посмотрел на дверь.

— Мне нужно сообщить людям о принятом вами решении. Так или иначе, они проведут большую часть ночи за сборами и прощанием с близкими.

Шона кивнула, и он направился к двери.

— Хаган.

Капитан остановился и выжидательно посмотрел на нее.

— Неужели нам придется начать войну? Неужели все идет к этому?

— Возможно, дело закончится войной. — В голосе Хагана послышались ожесточенные нотки. — Но мы не хотели войны. И Андреас не хотел. Вся вина лежит на убийце леди Бриенны. Но Кентигерн посадил в тюрьму нашего герцога, а теперь он содержит под арестом нашего короля. Кем мы будем, если останемся сидеть здесь сложа руки?

Кентигерн, Эйбитар, луна Адриели убывает

Сквозь окна в кабинет сочился слабый серый свет, подобный речному туману; он освещал пергаментные свитки на столе Андреаса, но предметы в нем не отбрасывали тени. По крыше замка тихо стучал дождь, от которого потемнели деревянные ставни. Перед герцогом стоял обед, нетронутый и еще теплый. Бутылка санбирийского красного вина была почти пуста.

Иоанна сказала бы, что пить в такой час еще рано; что человек, собирающийся вести на войну солдат, должен быть трезвым, должен мыслить ясно и принимать решения молниеносно. Она бы страшно расстроилась, если бы узнала, что это вторая бутылка. Она бы даже устыдилась. Если бы узнала. Если бы ее еще хоть что-то волновало.

Кергский мальчишка отнял у него не только дочь, но и жену. Ин свидетель, Андреас был не лучшим из мужей. За годы брака он успел развлечься почти со всеми служанками в замке и никогда не прилагал усилий к тому, чтобы скрыть свои похождения от Иоанны. Но он никогда не заводил любовниц и никогда не любил ни одну женщину, кроме своей герцогини. Он до сих пор помнил, как красива она была в тот вечер, когда он впервые увидел свою будущую жену в замке ее отца. Золотистые волосы Иоанны свободно спадали до пояса, темные глаза сияли при свете свечей; она казалась прекраснейшей из смертных, такой изысканной и утонченной, что он почти боялся подойти к ней. Бриенна выглядела точно так же в ночь своей смерти. Она блистала подобно алмазу, которым Андреас дорожил больше, чем всеми сокровищами в своей казне. Мальчишка отнял у него все. По крайней мере, так казалось. Иногда он напоминал себе, что у него еще остались Аффери и Эннис, что они страдают даже больше него, ибо потеряли не только сестру, погибшую от руки убийцы, но и родителей, всецело предавшихся горю. Герцогу следовало находиться рядом с ними. Несмотря на нависшую над Кентигерном угрозу войны, ему следовало утешать детей, уверять их, что они по-прежнему любимы. Но он не мог отказаться от вина, как Иоанна не могла отказаться от своего уединения в спальне, откуда она не выходила со времени смерти Бриенны.

Андреас отодвинул в сторону тарелки с едой, опустошил бокал и вылил в него остатки вина из бутылки. Потом он взял со стола пергаментные свитки. Первый он получил несколько дней назад — в тот самый день, когда из Одунского замка прибыл гонец с известием о смерти короля. Андреас никак не думал, что после такой новости какое-нибудь послание покажется ему достойным внимания. Но это показалось. Оно было от Керни, герцога Глендиврского, и содержало сообщение о намерении последнего прибыть в Кентигерн в качестве миротворца.

Керни был неплохим человеком. Его отец и отец Андреаса были друзьями и союзниками, и уже по этой причине Андреас питал к нему теплые чувства. Но — вероятно, в силу отдаленности своего герцогства от центра страны и невысокого положения своего дома — Керни не взрослел с возрастом. Он по-прежнему верил в идеалы, не имевшие ничего общего с реальной жизнью, и сохранил склонность к глупым широким жестам, как явствовало из его письма. Глендиврское войско, пусть и хорошо обученное, было малочисленным. Даже если бы Керни оставил минимум людей для охраны своего замка, он не мог бы привести с собой больше семи-восьми сотен солдат. Могло ли такое маленькое войско помешать армиям Кентигерна и Керга начать войну? Письмо определенно не заслуживало внимания. Глендивр никак не мог предотвратить войну и не имел права даже делать подобных попыток.