Вскоре Леся прибыла в Одесский порт, где ее ждала большая радость — встреча с сестрами Ольгой и Дорой. Тепло приняли поэтессу и давние друзья Комаровы.

25 октября пароход покинул родные берега. Леся заняла свое место в каюте второго класса. Неприятности начались с первых дней плавания. В Стамбуле на пароход набилось много народу — преимущественно греков, которые, опасаясь кровавой резни, убегали из Турции. В Лесиной каюте оказалось семеро пассажиров. Теснота, спертый воздух. Попыталась подняться на палубу, но это оказалось невозможным: не только каюты, но и все проходы и закоулки заняты людьми, их скарбом. Галдеж стоит невероятный. А тут еще и море разыгралось не на шутку. На пароходе поднялась паника. Продолжительные стоянки в портах по настоянию военных патрулей, обход минных полей, курсирование боевых кораблей — все это усиливало тревогу пассажиров. У Измира Леся видела собственными глазами, как утонул подорвавшийся на мине пароход.

Неприветливы были и приморские города — хмурые, молчаливые. «На берег я нигде не сходила — трудно, да и не было охоты, — как-то уныло выглядели турецкие города, без привычной веселой суеты, заполненные серо-зеленой формой солдат… А те, кто выходил в Константинополе, говорили, что там жутко ходить под взглядами турок…»

В субботу, 3 ноября, в два часа дня пароход дважды протяжно загудел и начал сбавлять скорость. Леся поднялась с постели, взглянула в окно каюты и увидела знакомую картину: в солнечном сиянии повисла панорама древней Александрии. Позади осталось Кипрское море — последний перегон долгого и трудного морского пути. Впереди — различные санитарные и таможенные хлопоты, но теперь, по крайней мере, виден конец пути.

На следующий день, в воскресенье, в восемь утра Леся была уже в Гелуане, на вилле «Тевфик», где ее приветливо встретила знакомая хозяйка.

В этот раз Лесе досталась хорошая, просторная комната с юго-восточной стороны — солнечная и теплая. Здесь стояла широкая (на французский лад) кровать под тюлевым балдахином, кушетка, шкаф-трюмо, мраморный умывальник, электрическая лампа. Пол покрыт линолеумом, это очень важно, иначе здесь бывает зимними вечерами холодно ногам. Питание отличное: утром — кофе с молоком; в 11 часов — молоко; в первом — завтрак, как обед, только без супа; в четыре — снова молоко и чай; в семь — обед. К завтраку и обеду дают фрукты: мандарины, финики, гранаты, бананы и еще какие-то сладкие, пахучие цитрусовые.

За все это Леся платила не 110 рублей, как в прошлые разы, а только восемьдесят. Приятно было и то, что пансион маленький — всего на десять человек.

После дождей, туманов и морозов очень обрадовала погода: теплая, солнечная и ветра нет. Климатические и погодные условия складывались, в общем-то, благоприятно. Однако Леся выздоравливала медленно и неуверенно. Понадобилось два месяца для того, чтобы она смогла сесть за какую-нибудь работу. Но и тогда нечем было похвалиться в смысле здоровья: о своем самочувствии она говорила весьма сдержанно.

Ольге Кобылянской. 23 декабря 1912 года, Гелуан. «Дорогая подруга! Вот и снова кто-то белый в золотом Египте и поздравляет кого-то черненького еще с одним Новым годом! И если кто-то черненький откликнется, то белый молчать не будет: он уже может писать, а еще недавно был такой жалкий, совсем ни к чему пригоден не был. Теперь египетское солнце уже влило в кого-то жизнь и немножко энергии, но будет ли ее много когда-нибудь — один бог ведает».

После Нового года Леся поднялась и, как она сама говорила, начала «что-то там возиться»: изучала испанский язык, давала уроки французского, готовила две части триптиха, чтобы вместе с апокрифом «Что дает нам силу?», написанным десять лет назад, послать во Львов для сборника, посвященного сорокалетию писательской деятельности Ивана Франко. В начале февраля 1913 года она закончила триптих: написала «Чудо Орфея» и сказку «Про великана», которая стала ее последним законченным стихотворением. В этой сказке-легенде Леся Украинка с особой силой снова и снова утверждает непоколебимую веру в победу угнетенного народа. Веками народ-великан спит тяжелым неспокойным сном. Господа-богатеи измываются над ним. Но скоро, скоро он пробудится:

Наряду с этим писала большую драматическую поэму «Оргия». Преодолевая на своем пути одно препятствие за другим, Леся Украинка оставляла украинской литературе бессмертные творения. Они как маяки освещали скалистую дорогу, осилить которую могут лишь смелые, мужественные бойцы. Как башни замка, устремляясь ввысь, они выстроились одно за другим: «На крыльях песен», «Думы и мечты», «Одержимая», «В катакомбах», «Осенняя сказка», «Кассандра», «Лесная песня», «Каменный хозяин». А теперь «Оргия»! Леся Украинка, как Строитель из «Осенней сказки», как Каменяр Ивана Франко, знала, что надо, не останавливаясь, двигаться вперед, рубить скалу, «ровнять правде путь».

Думала ли она о том, что пишет последнее произведение, что возводит последнюю башню на своем творческом пути? Конечно, нет. Ведь ее поэтический гений был в полном расцвете. Хоть и очень высоко поднялась в своих последних произведениях, вершина, к которой она стремилась, чтобы там поставить победное знамя, скорее всего была еще впереди. Последние драмы не оставляют сомнений в том, что поэтесса приближалась к новым творческим открытиям.

Весной Леся снова прощалась с Египтом. Снова пароход и прекрасные моря под высоким голубым небом, берега на далеком горизонте, опоясанные желтой каймой.

Домой возвращалась в худшем достоянии, чем после двух предыдущих поездок. Недуг активизировался, его не могли приостановить ни южное солнце, ни лекарства. Первого мая Леся Украинка покинула Египет с чувством неопределенности, неуверенности. На пароходе, державшем курс из Александрии в Одессу, ею овладели невеселые мысли и воспоминания. Она уже понимала, что спасения нет, что ее жизнь неуклонно и катастрофически быстро стремится к неизбежному финишу.

Кто знает, удастся ли еще побывать в Египте? Чужая и далекая страна, а вот стоит перед глазами — вся золотая, веселая, приветливая. Хотелось бы увидеть эту страну, пожить здесь, но не так, как в этот раз. Эту зиму Леся пролежала да просидела в пансионе, как арабская дама в гареме. Даже не нанесла визит Большому сфинксу и пирамидам, не была и в музее, где прекрасные чернобровые женщины с золотыми лицами развлекаются в обществе загадочно-радостных розовых сфинксов.

А как хорошо было бы взять дагабию (большую парусную барку) да подняться по Нилу к великим разрушенным святыням Луксора, Карнака, Эсне, Элефантины… Но… это всего лишь сладкие мечты человека, который может только лежать, а если сидит, то уже счастье. Ну что ж, ведь и лежачим светит солнце, и на них смотрят звезды, и драгоценный пурпур египетского заката им виден, и золотая пустыня навевает жаркие полуденные грезы, и они проходят перед их глазами. Так что не все еще потеряно, и нечего на очень уж минорный лад настраиваться.

6 мая пароход причалил к берегу в Одесском порту. В тот же день она писала сестре Лиле в Екатеринослав:

«Милая Лилеенька! Итак, в Одессе. Пробуду, наверное, до субботы, чтобы отдохнуть, побыть с приятелями и, может, новых вестей дождаться, а в субботу все же двинусь в Киев… Здоровье ничего, только очень устала…»