— Крепко, видно, насолил ты кому-то своими прогулками по Оборонной и поисками Анжелики.

В этом редактор был прав. Анонимку прислал кто-то, кто видел Андрея и Елку на Оборонной...

Ревмир Иванович скрипнул стулом, на котором удобно устроился, как бы намекая Андрею, что пауза затянулась.

— Вспомнили, Андрей Павлович? Не надо пересказывать анонимное письмо в редакцию, я его читал. И видел резолюцию вашего главного редактора: «Списать в архив — обвинения абсурдны».

— Мне неизвестно, что начертал Главный. Просто мы к этой теме больше не возвращались,

— Решительный мужик ваш редактор, — то ли с одобрением, то ли с укоризной произнес Ревмир Иванович. — А вдруг в том послании было хоть зернышко правды?

— Почему же только одно зернышко-то? — Андрей начал злиться. — Там их несколько штук разбросано: я знаком с Елкой, посещал с нею бар «Вечерний», она была у меня в гостях, допускаю, что раньше она кое-что покупала-продавала...

Ревмир Иванович задумчиво забарабанил пальцами по крышке тумбочки.

— Когда берут несколько фактиков и заваривают на крепкой дозе клеветы — убойной силы настой получается. И не таких, как вы, Андрей Павлович, сшибали с ног подобным варевом.

— Сейчас другое время, Ревмир Иванович. — Андрей понял, о чем говорит следователь.

— Ваше молодое счастье, Андрюша.

Андрей впервые заметил, что у следователя волосы побиты сединой, глаза серо-дымчатого, усталого цвета, а лицо перепахано морщинами. Вот только лоб не тронут временем — высокий и чистый.

Следователь посмотрел на часы.

— Заболтались мы с вами, Андрей Павлович. Давно уже вышел лимит времени, который определила ваша строгая Людмила Григорьевна. Ну, бог даст, простит она нас.

Получилось в рифму, и Ревмир Иванович первым рассмеялся. Смеялся он искренне, от души.

— Еще несколько вопросов. Я человек более строгий, чем ваш редактор, поэтому его вопрос повторю более определенно: были ли ваши отношения с Елой Анчишкиной чисто дружескими или...

Андрей не дал закончить фразу:

— Нет! Я сказал, нет! — Нелепость подозрений привела его в ярость.

— Почему же? — Вспышка гнева не произвела на Ревмира Ивановича никакого видимого впечатления. — Вы сами говорили, что она очень симпатичный человек.

Андрей устало проговорил:

— Я другую люблю, понимаете, другую... И Ела это знала.

— Значит, ревность отпадает, — Ревмир Иванович произнес эти слова с удовлетворением, он уже давно пришел к выводу, что любовь и ревность здесь ни при чем, но все-таки надо было спросить об этом Крылова, пусть журналисту и неприятно отвечать на такие вопросы.

— Теперь, Андрей Павлович, о второй анонимке...

— Ну и дотошный человек вы, Ревмир Иванович! — с некоторым удивлением произнес Андрей.

— За то меня и держат, Андрей, хотя еще вчера пора было на пенсию.

— Вы меня как-нибудь одинаково кличьте, — попросил Крылов, — или Андрей Павлович, или просто Андрей. Второй анонимки не было. Была записка, брошенная в мой почтовый ящик...

Андрей пришел с работы, как обычно, поздно. Открыл почтовый ящик внизу, в подъезде, извлек груду газет, очередной номер «Нового времени» на английском, пакет из издательства. И только дома обратил внимание на то, что среди газет белеет конверт. Он был без штемпелей и без адреса, стандартный конверт, который можно приобрести в любом киоске «Союзпечати». В конверт вложен листок, вырванный из канцелярской книги. Под графами «порядковый номер», «приход», «расход» печатными буквами начертано:

Подписи не было. Написано грамотно, без единой ошибки. Ровненько, словно под линейку. Андрей растерянно вглядывался в строки, явно выписанные человеком не без идиотского, самодовольного юмора. Ишь ты: «надеемся»! А он и не подозревал, что кто-то все эти недели присматривается к нему, взял на заметку, «будьте благоразумны»... Жалкий пижон! Андрей скомкал бумажку, швырнул ее в корзинку у стола, куда сбрасывал клочки рукописей, отработанные вырезки из газет. Приготовил чай, включил приемник, поймал «Маяк». Передавали последние известия. Индукционные печи Кировабадского литейного завода выдали первые плавки. В счет будущей пятилетки работают экипажи земснарядов Казанского речного порта. Коллектив ордена Ленина Липецкого тракторного завода взял повышенные социалистические обязательства и выпускает машины сверх плана. Завершена реконструкция столичного стадиона «Динамо». Флагман итальянского пассажирского флота «Леонардо да Винчи» затонул в заливе Специя. Расширяются поставки Соединенными Штатами оружия в Китай и Пакистан. В Москве завтра днем температура около 20 градусов, кратковременные дожди, ветер северо-западный. В 22.40 слушайте стихотворения Тютчева, читает Михаил Царев...

Стервецы, письменные «уведомления» присылают, упражняются в парижско-нижегородском штиле. Осатанели от злобы. Решили взять на испуг. Не пройдет этот номерок, пусто-пусто. Где он, этот ультиматум из подворотни? Ага, «надеемся, что больше не увидим вас...». Странно, но почему-то не нарисовали череп и кости. Это вписалось бы в текст. Показать Мишке и Елке, они по «штилю» определят кто? Да нет, неудобно, еще смеяться будут, подумают, что испугался. В корзину «ультиматум»...

— ...И я его выбросил, это послание, потому что реликвии такого рода не храню, смотреть на них тошно, будто виноват в том, что разная дрянь существует.

— Поторопились, Андрей Павлович, — сокрушенно заметил Ревмир Иванович. — Очень хотелось бы мне ознакомиться с этим образчиком деловой переписки.

И тут Андрея осенило.

— Позвольте, Ревмир Иванович! — чуть не закричал он. — Вы-то откуда о нем знаете? Я никому не показывал «ультиматум», выбросил и с концами...

— У меня свои источники информации, — уклонился от ответа Ревмир Иванович. — Только вы в следующий раз такие послания сохраняйте.

— Следующего раза не будет, — с уверенностью заявил Андрей.

— Так уж?

— Я буду умнее, и врасплох меня по голове не стукнут.

— А я подумал, что решили, как там в записке той, «не совать свой длинный журналистский нос...».

— Плохо вы меня знаете, Ревмир Иванович. А ведь прав был наш Главный: кому-то я крепко дорожку перекрыл.

— Кажется, да.

— Откуда вам известно о записке, Ревмир Иванович? Сгораю от любопытства.

— Все потом, Андрей. Просто я хотел убедиться, что «ультиматум», как говорится, имел место.

— Он мне настроение на несколько дней испортил. Все-таки подобную корреспонденцию не каждый день получаешь.

— Любопытно, как вы поступили дальше?

— На следующий день встретился, как и договаривались раньше, с Тоней, Елкой и Мишкой. Мы гуляли по Сиреневому бульвару, шел дождь, но нам было хорошо.