– Маша, – говорю, – тут что-то не так. Смотри, ты же говоришь, что это мама нашла тебе такую няню.

– Да.

– И вам же с ней эта няня не нравится. – Да.

Она не видела тут никакого противоречия.

– А знаешь, почему? – спросил я. – Просто это я нашел эту няню. А не мама.

Трудно сказать, почему я вдруг решил пожертвовать собой в этой деликатной ситуации. Вообще-то мне это несвойственно.

– Нет, папа, – уверенно сказала Маша. – Ты не мог найти такую плохую няню.

Она, таким образом, не приняла жертву. Принесли пирожные и кофе.

– А чек? – спросила Маша.

– Минуточку, – смутилась официантка.

– Опять начинается? – нахмурилась Маша.

Она спросила точно так же, как спрашивает мама, когда укладывает ее спать, а Маша не хочет.

– Извините, пожалуйста, – пробормотала официантка. – У вас скидка?

Она была уверена, видимо, по Машиному поведению, что она ходит сюда каждый день – специально, чтобы портить людям нервы.

– У нас нет скидки, – ответил я.

Официантка приободрилась и с достоинством отступила.

– Маша, – сказал я, – давай теперь поговорим о твоих делах.

– Давай, – легко согласилась она.

– Я про Дениса. Говорят, он тебе уже не муж?

– Нет, – серьезно сказала Маша. – Он же у меня игрушки отнимает. Ты мой муж.

– Ну нет. Я же отец твой.

– Ну и что?

И в самом деле: ну и что?

– Ну, я мамин муж.

– Да я знаю, – успокоила меня дочь. – Жалко.

Хорошо, вырастив дочь, ходить с ней в кафе-кондитерскую, чтобы с таким успехом решать проблемы бытия.

– Пойдем, папа, – сказала Маша. – Нам пора.

– А пирожные как же?

– А я их птичкам отдам. Им нужнее. Интересно, от кого она эту фразу услышала. От меня она такого услышать не могла.

Время от времени мы с Машей, конечно, ходим в гости. Это я так обреченно написал, а ей вообще-то нравится.

– Папа, – говорит неделю назад Маша, поглядев в окно. – Мне надоела эта зима. Давай что-нибудь придумаем.

За окном зеленые листья и дождь, но, по сути, она абсолютно права. Происходящее этим маем ставит просто в тупик.

– И что ты предлагаешь? – спрашиваю я рассеянно. И тут же понимаю, что допустил ошибку и что она может ею воспользоваться. Например, она может попросить чупа-чупс, этот проклятый леденец на палочке. А она уже все утро и так грызла эти леденцы.

Я и так у нее из отца превратился в человека, который, придя с работы, может принести чупа-чупс, но может и забыть. И время от времени он, от которого и так-то довольно мало толку, забывает. А иногда приносит, но потом и об этом забывает и думает, что в карманах у него ничего нет. И тогда приходится прямо на нем самой выворачивать все его карманы, пока не найдешь в них то, что нужно.

Однажды Маша, когда была в хорошем расположении духа, постаралась объяснить мне что-то важное насчет чупа-чупса.

– Понимаешь, папа, – сказала она, – если человек хочет чупа-чупс, то надо принести ему чупа-чупс.

И она с неким сомнением поглядела на меня: понял ли я хоть что-то?

И вот, значит, я соображаю, что когда я спрашиваю ее, какие у нее предложения, то она может тут использовать мои слова против меня. Но она и сама как-то рассеянна и пропускает этот пас.

– Не знаю, – говорит она со вздохом, – может, в гости надо сходить.

И вот мы пришли в гости к мальчику Теме. Это воспитанный мальчик, который знает, как вести себя, когда к нему приходят гости. Начать с того, что он почти вдвое старше Маши. Тема усаживает Машу на белый пушистый ковер и дает ей пару игрушек из своего детства: мяч и пирамиду. Он понимает, что, если дать одну игрушку, девочка может заскучать, а если три, то слишком расшалится. Ни то ни другое не входит в правила приема гостей. Да, Тема хорошо знает, как занять ребенка.

Маша с некоторым опасением осматривается вокруг. Может показаться, что ей тут неуютно. На самом деле она смотрит, далеко ли родители. Потому что есть ведь несколько моделей поведения: с родителями, без родителей, а также с родителями, которые где-то рядом. В каждом случае есть смысл вести себя по-разному.

Родители где-то рядом. Маша садится на ковер и начинает лениво перекатывать мяч. Тема учит ее перекатывать мяч как надо. Маша вздыхает. Тогда он дает ей в руки пирамиду, показывает, как в нее играть. Маша берет ее в руки и внимательно смотрит на Тему. В этот момент я вхожу в комнату и понимаю, что мальчик прямо сейчас может получить этой пирамидой по голове.

– Папа, – Маша обрадована, – знаешь, о чем я сейчас думала?

Мне кажется, я знаю. Конечно, про чупа-чупс. Но я не дурак говорить ей об этом.

– Я думала, что мы зайчики, а мама-зайчиха умерла, а папа все на работе и на работе.

Ну, думаю, теперь, после такого предисловия, она точно попросит чупа-чупс. Она запугала меня этим чупа-чупсом очень сильно. Это одна из главных моих фобий. Но ничего подобного, не попросила.

– Мне душно и скучно, – говорит Маша.

– Я веселый мальчик, – не согласен Тема. – И мы можем открыть окно.

– Не надо. Лучше я разденусь.

И она быстро раздевается до трусиков. Тема смотрит на нее с испугом. А она не может скрыть торжествующей улыбки. Ну и кто к кому пришел в гости? Вот какая мысль, мне кажется, владеет ею.

И в этот момент я понимаю, что я ее на самом деле сейчас совершенно не интересую. Я бы не сказал, что так уж приятно. Но, в конце концов, когда-то, говорю я себе, это должно было произойти. Зато чупа-чупс не попросит.

– Маша, – говорю я, расслабившись, – не скучай. У Темы есть и другие игрушки. Он сейчас тебе еще что-нибудь принесет.

– Есть, – говорит Тема и приносит пистолет. Маша хватает его, наставляет его на меня и кричит:

– Папа! Где мой чупа-чупс?!

Трехлетняя Маша (на самом деле, если задуматься, ей уже три с половиной скоро будет) уже давно просится на море. Из-за этого с ней бывает трудно. Мысль о море не оставляет ее практически ни на минуту.

На море она была первый раз в жизни в прошлом году. Тогда она обнаружила, что у моря нет берега, и была страшно расстроена. Я объяснял ей, что этим море и отличается от реки, но она ничего не хотела слышать. Отдых стал ей не мил. Она переживала молча, в одиночку. Это тоже было впервые в ее жизни, и я от этого страдал не меньше, чем она, пока не догадался свозить ее на один остров, с которого хорошо просматривался берег, где мы жили, и таким образом вышло, что у моря все-таки два берега.

С тех пор она регулярно вспоминала о море. Пару недель назад она призналась, что море ей приснилось.

– А что тебе приснилось? – спросил я.

– Ты, мама, бабушка, – честно вспоминала она. – Детский сад.

– А что ты делала?

– Каталась на велосипеде.

– По морю?

– Нет, папа. На велосипеде нельзя кататься по морю.

– Но ты к морю ехала на велосипеде?

– Нет, я вокруг дома каталась с Кириллом. Он меня не догнал.

– Маша, – спросил я ее, – но почему ты говоришь, что сон был про море?

– Потому что я хочу на море.

И вот теперь практически каждый разговор на любую тему она быстро сворачивает к морю.

Более того, она вбила эту мысль в голову и своему младшему брату, полуторагодовалому Ване, и он теперь тоже без устали показывает рукой за окно, делает характерные движения руками, как будто плывет (с сомнением смотрит на сестру, все ли так, как надо, и она коротко кивает ему, и он абсолютно, сверхъестественно счастлив и хохочет).

Ваня никогда не был на море, и Маша время от времени рассказывает ему, как там хорошо. Там огромные попугаи («Ваня, они громко каркают, вот так: кар-р! карpi»), там есть одно место, где тебя рано утром за пять минут сделают лисой или зайчиком («вот такие черные усы рисует!»), да там столько всего, что нет больше никакого смысла оставаться дома.

– А что вообще-то ты там будешь делать? – спросил я ее, когда она в очередной раз подошла ко мне с серьезным разговором на эту тему.