Мы зашли в довольно большой зал. Я осмотрелся. Но моя дочь осмотрелась еще быстрее и сказала:

– Папа! Купи мне, значит, эти брючки, кофточку, маечку…

Она торопилась перечислить все названия, хоть как-нибудь связанные с одеждой. Я оборвал ее на полуслове.

– Маша, подожди! Секундочку! Мы сейчас все сделаем по-другому. Идем, на все смотрим и ничего не покупаем. Даже руками не трогаем. Потом поворачиваем обратно…

Маша казалась чрезвычайно заинтересованной моим рассказом.

– А почему? – спросила она.

– Потому что там конец магазина. Некуда идти.

– А-а…

Она кивнула, давая понять, что все поняла.

– А потом? – спросила она наконец.

– А потом, – не без удовлетворения закончил я, – мы и покупаем то, что нам в результате понравилось.

– Папа, расскажи еще раз, – попросила Маша.

Ей, как мне показалось, очень понравилась эта необычная история.

– Ну вот, вошли мы в магазин, осмотрелись и не спеша пошли по нему. Вокруг нас яркие красивые вещи.

– Детские? – с беспокойством уточнила она.

– Детские, – успокоил я ее. – И вот мы идем и идем, и ничего не покупаем… А потом разворачиваемся и идем обратно… И только потом выбираем то, что нам больше всего понравилось.

Маша наконец осознала весь смысл моего предложения. И вот она смотрела на меня уже довольно снисходительно.

– Папа! – сказала она. – Ну ведь так у нас никогда ничего не будет!

Когда я рассказал эту историю своему приятелю Олегу, он даже не рассмеялся, а только коротко кивнул.

– Конечно, она права. Надо сразу все хватать. Ты что, еще не понял?

И он в свою очередь рассказал мне поучительную историю про свою трехлетнюю дочь Алису. Маша и Алиса в хороших отношениях и даже, можно сказать, дружат семьями своих родителей. На днях Алиса тоже пошла в магазин. Это был парфюмерный магазин. Она переступила порог этого заведения, и глаза ее широко раскрылись. И вот она, никого не замечая, уверенно пошла к прилавку, за которым стояла во всех отношениях ухоженная продавщица. Она держала в руках какую-то склянку с туалетной водой и довольно рассеянно разглядывала ее.

– А что, праздник? – словно вскользь спросила ее Алиса.

– Праздник, – ответила продавщица. – Именины сердца.

– А-а… А ногти чем накрасила?

Отец Алисы утверждает, что только в этот момент обратил внимание на то, что длинные ногти продавщицы выкрашены в яркий фиолетовый цвет.

– Лаком, – удивленно ответила продавщица.

– Женщина! – вдруг простонала Алиса. – Я тебя умоляю! Накрась мне ногти! Шикарный, шикарный лак!

Продавщица чуть не выронила из рук склянку, а потом достала свою косметичку, присела и долго красила Алисе ногти фиолетовым лаком.

Подытоживая, Олег сказал, что гордится своей дочерью и что только так и следует жить.

Вернувшись домой, я рассказал эту историю даме своего сердца, Машиной маме. Пока я говорил, Маша несколько раз встревала с одним вопросом:

– А это про кого?

– Про Алису, – наконец ответил я.

– Про мою Алису? – уточнила она.

– Про твою, про твою.

Маша кивнула и замолчала. Дослушав историю до конца, она посидела, подумала и наконец пожала плечами:

– Я ее не узнаю.

Так я пока и не понял, как же все-таки следует жить.

Маша никогда не была в цирке, но уже несколько лет очень хотела попасть туда. Несколько раз она была близка к этому. Но ее родители в последний момент предпринимали все необходимые усилия для того, чтобы поездка в цирк именно в этот день оказалась невозможной.

И вот, наконец, Маша оказалась в цирке. Чего она ожидала от него? Безусловно, чего-то важного в своей жизни. Она придавала визиту в цирк явно преувеличенное значение. Как только мы поднялись по ступенькам цирка на Цветном бульваре и вошли в двери, она истошно закричала:

– Я в цирке!

Другие мальчики и девочки косились на нее с демонстративным недоумением и старались делать вид, что ничего особенного не происходит. Возможно, посещение цирка было для них таким же привычным делом, как и поход в библиотеку. Не знаю. И вот мне уже казалось, что они ни много ни мало обходят ее стороной. Мою дочь, про которую трехлетний Денис в детском саду с гордостью говорит, что она его жена, здесь обходили стороной! А сама она при этом считает своим мужем Кирюшу. А Никиту в этом проекте вообще никто не рассматривает всерьез.

Так вот, мы вошли, значит, в цирк и сразу увидели слона. Я-то, честно говоря, оторопел. Дело в том, что большой серый пыльный слон, идущий рядом с тобой по коридору, вообще-то редкость для меня.

Маша кивнула слону как старому знакомому, и я лишний раз подумал о том, что надо бы воспринимать мир попроще и допускать, что с тобой в любой момент может произойти любая неожиданность. То есть надо бы равняться в этом смысле на нее.

Между тем это машинальное движение души моей дочери не осталось незамеченным. К ней сразу подбежал фотограф и, на всякий случай заискивающе улыбнувшись мне, спросил ее:

– Девочка, хочешь сфотографироваться со слоном?

– Да, – тут же ответила Маша.

Заручившись ее поддержкой, фотограф уже довольно нагло посмотрел на меня и сказал:

– С вас 300 рублей.

– А не много? – на всякий случай спросил я. Он не успел ответить.

– Нет, папа, – ответила Маша. – Мало.

– Две фотографии, – пожал плечами фотограф, – 10 на 15. Нормально. Со слоном же. Может за ухо его подержать. Он не укусит.

– Да он шевельнется, и от нее ничего не останется, – раздраженно сказал я.

Я понимал, что вряд ли они, конечно, держат тут такого слона, который шевелится, когда дети хватают его за ухо. Так я на самом деле думал. Но просто мне не нравился этот фотограф.

– Вы что, папа? – посмотрел на меня фотограф. – Вы не знаете, с кем имеете дело. Этот слон будет стоять, как фарфоровый.

На ум ему пришло странное сравнение.

– Но на всякий случай вы, конечно, станете рядом с ребенком, – добавил фотограф.

Мы подошли к слону. Я взял Машу на руки, она схватила слона за ухо и дернула что было сил. Я замер. Но слон, по-моему, даже не заметил нашего присутствия. Фотограф нажал на кнопочку.

– Слон, ты плохой, – вдруг обиженно сказала Маша.

– Почему он плохой? – спросил я, но тут же и сам понял. На самом деле для слона, как выяснилось, все это переживание тоже не прошло даром. В результате он пукнул. Представляете, что бывает, когда пукает слон? Запахло жареным.

– Папа, – спросила Маша, когда мы отошли на безопасное расстояние, – а если я опять возьму слона за ухо, он опять пукнет?

– Да, моя девочка, – сказал я, – поэтому больше мы к слону никогда подходить не будем.

И мы пошли в зал. Началось представление, и оказалось, что деликатная тема в этот вечер еще вовсе не исчерпана. Один клоун забавы ради начал на арене раздевать другого. В итоге клоун оказался в центре арены в одних блестящих трусах. Он медленно и с удовольствием поворачивался вокруг своей оси. У него был мощный загорелый торс. Его-то он, наверное, и стремился продемонстрировать публике.

Но его торжество продолжалось недолго. Маша смотрел а-смотрела на него, а потом с недоумением прошептала:

– А трусы?

Ее, конечно, никто, кроме меня, не услышал. А она обращалась, как оказалось, именно к клоуну. И, выждав еще несколько секунд, звонким детским голосом прокричала уже на весь цирк:

– А трусы?!

Взрослые и дети начали хохотать. Большинство, наверное, решило, что это так и надо, что моя Маша – «подстава». Но клоун-то знал, что она не «подстава». Он еще раз медленно обернулся вокруг своей оси и начал всматриваться в зал. В душе этот парень, я уверен, был стриптизером. И Машин крик донесся до самых потаенных уголков его души. Если бы она крикнула еще раз, он бы, возможно, снял трусы.

Но она этого не сделала. Хорошая девочка.

Моя дочь, когда была маленькой, легко решала все свои проблемы со мной. Как-то раз, год назад, она попросила меня почитать ей на ночь. А я и сам в этот момент не отказался бы, чтобы мне кто-нибудь почитал на ночь. Примерно так я ей, зевнув, и сказал. Ну, то есть на самом деле я, конечно, попытался объяснить ей, что надо же учиться засыпать безо всяких книжек, потому что скоро она начнет ходить в детский садик и там ей никто книжки перед сном читать не будет. Таким образом я решил одним выстрелом убить двух зайцев: ничего ей не читать и заодно подготовить ее ко взрослой жизни со всеми ее тяготами и лишениями.