Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Очень хорошо, — похвалила матрона. — Давай же не будем заставлять нашего лорда ждать.

Чризм вздохнул и с легкой улыбкой на губах повернулся к ним.

— Может, дорогая матрона, вам стоит оставить нас с Дланью наедине.

— Но господин, она…

Говорливая женщина замолчала, стоило богу поднять палец.

— У нее все получится, — утешительно проговорил Чризм.

С быстрым поклоном Шашил покинула покои.

Дарт не могла оторвать глаз от разложенных на холсте инструментов. Грудь сдавило, как будто воздух в комнате внезапно загустел. Щен лежал на каменном полу и медленно повиливал хвостом. Его огненные глаза внимательно рассматривали ланцеты — так собака не сводит глаз с суповой кости. Когда девочка раскладывала их, она строгим жестом приказала своему другу не мешать.

Чризм пошевелился в своем кресле у окна:

— Как бы добрая матрона ни старалась внушить тебе важность и серьезность твоих обязанностей, беспокоиться не стоит.

Дарт украдкой глянула на бога. Его глаза переливались изумрудной Милостью, обрамленное мягкими каштановыми кудрями лицо оттеняла легкая щетина. От его улыбки в душе девочки разлилось тепло. Ей вспомнились пролитые в ночь убийства Виллима слезы — сокровище, потраченное в память слуги.

— Каждый человек проливает кровь, — продолжал Чризм. — То же самое и с богами. За одну эту зиму, работая в саду, я, наверное, раз десять поранил себе руки.

Дарт не могла себе представить подобную картину, но тут ей вспомнилась первая встреча с Чризмом в саду, когда она приняла его за садовника. Глядя на бога сейчас, девочка не понимала, как могла ошибиться.

— Пусть моя кровь высоко ценится, но течет она совершенно так же, как у любого другого человека. Не бойся. Мы с мастером Виллимом не признавали формальностей.

Чризм закатал рукав, обнажив руку. На красноватой от загара коже четко выделялись белые, выгоревшие под солнцем волосы. Он повернул руку, чтобы подставить внутреннюю сторону запястья: там кожа оказалась более бледной и нежной, как женская щека.

— Тебе всего лишь нужно сделать быстрый глубокий прокол. Биение сердца проделает остальную работу.

Дарт кивнула и взяла с холста ленту плетеного шелка. Щен приподнял голову, его хвост энергичнее застучал по полу. Свободной рукой девочка махнула ему, чтобы лежал смирно. Она не хотела, чтобы он помешал ритуалу — особенно если в ритуале замешана кровь.

Щен опустил голову, но продолжал бдительно нести вахту.

Дарт опустилась на колени перед креслом бога и перевязала лентой его руку повыше локтя. Она тренировалась всю ночь, и ее движения отличались быстротой и уверенностью. Она затянула узел, постоянно помня о том, чтобы не дотрагиваться до кожи бога.

— Завяжи потуже, — посоветовал Чризм.

Девочка сглотнула и повиновалась. Шелк ленты глубоко врезался в кожу. Почему-то она думала, что плоть бога будет твердой как камень.

— Очень хорошо.

Дарт отстранилась и бережно подняла с шарфа серебряный ланцет. Предстояла самая тяжелая часть: нанести рану богу, которому она служит.

— Видишь вену у края запястья? — спросил Чризм. — Для глубокого кровопускания Виллим предпочитал ее.

Дарт аккуратно взяла в свою руку его запястье. На ощупь кожа оказалась очень теплой, почти горячей.

— Быстрый прокол — и все.

И все же девочка замешкалась.

— Не бойся. — В голосе бога звучало терпеливое понимание.

Дарт закусила губу, вонзила кончик лезвия в вену и тут же отняла ланцет. Рубиновая капля выступила на бледной коже — сокровище более бесценное, чем любой добытый из недр Мириллии драгоценный камень. Его добывали из сердца бога.

— Сосуд… — с улыбкой напомнил Чризм.

Дарт вздрогнула, только сейчас осознав, что завороженно рассматривает каплю крови. Она не глядя потянулась за репистолой, опрокинула ее, и хрустальная крышка со звоном покатилась по каменному полу. Девочка дрожащими пальцами поймала крохотный сосуд.

— Успокойся. Нет никакой спешки.

Кровь на запястье собралась небольшой лужицей. Дарт двумя руками держала репистолу, но все равно хрустальный сосуд дрожал с каждым ударом ее колотящегося сердца.

Чризм перегнулся через подлокотник и наклонил руку над репистолой отточенным за тысячу лет движением. Лужица стала быстрым полноводным ручьем.

Дарт не отрывала глаз от широкого горлышка репистолы, чтобы не потерять ни толики божественного дара. Сосуд чуть подрагивал в руках, но мимо не пролилось ни капли. Репистола была почти полна.

Чризм оценивающе глянул на струю крови:

— Думаю, достаточно, Дарт.

Девочка бросила на него быстрый взгляд. Глаза бога полузакрылись, запястье окутало мягкое свечение, как свет пробившейся сквозь облака луны. Чризм наложил на себя благословение. Рана затянулась, и кровь остановилась, стекали последние капли.

— Платок, пожалуйста, — попросил он.

Дарт потянулась одной рукой, нащупала сложенный платок зеленого кашмирского холста и протянула ему.

Чризм повернул к ней запястье; крепко зажав в кулаке репистолу, девочка промокнула последние капли. От пореза не осталось и следа. Платок она сожжет на жаровне у входа в покои, в которой постоянно поддерживает огонь именно для таких целей. Остатки впитавшейся в ткань Милости становились непредсказуемыми и опасными, их любили использовать в темных ритуалах черные алхимики. Поэтому подобные вещи тотчас сжигались, включая даже слегка замаранную потом или желчью одежду Чризма. Даже ложки и вилки очищались огнем, чтобы избавиться от остатков слюны.

Мысли о темных Милостях напомнили Дарт о виденном ею убийстве женщины по имени Джасинта. Перед глазами снова встал черный проклятый клинок и держащий его человек. Дарт навела осторожные справки и теперь знала его имя: Яэллин де Мар — один из Дланей лорда Чризма.

Больше она ничего о нем не знала и по мере возможности избегала его. Яэллин отвечал за черную желчь, содержимое кишечника, которое Чризм извергал в хрустальный ночной горшок; в точно такой же горшок утром и вечером собирали желтую желчь.

Дарт не раз вспоминала убийство в саду и последние слова Джасинты. «Мириллия будет свободна!» Что они значили? Женщина пронесла в кастильон проклятый кинжал, а когда ее разоблачили, бросилась на клинок, чтобы избежать пленения. Почему? И какую роль играл в происшествии Яэллин? Если он ни в чем не замешан, почему ни в замке, ни в Высоком крыле ничего не слышали о страшном событии?

Девочка хранила немало своих секретов и не хотела вмешиваться еще и в чужие. Поэтому она никому не рассказала об увиденном в саду, даже Лаурелле. Да и что она могла рассказать? Как обвинить в убийстве одного из Дланей, когда он верно служил Чризму уже второй десяток лет?

Она настолько погрузилась в мрачные мысли, что не заметила, как последняя капелька крови скатилась с запястья бога. Сжавшись, Дарт наблюдала, как медленно рубиновая капля летит к каменным плитам пола и шлепается… но не об пол, а на бронзовый нос. Щен ринулся вперед и успел поймать каплю в воздухе.

Вместо того чтобы пройти призрачного друга насквозь, кровь на мгновение сделала его материальным. Бронзовые когти щелкнули по полу, на расплавленной шкуре вырисовались пластины, а грива встала острыми шипами. Дарт захлестнула волна жара, как от раздутого огня.

Она замерла.

Пока девочка завершала ритуал, Чризм успел снова повернуться к окну, но теперь беспокойно зашевелился. Щен уставился на сидящего бога, и его глаза вспыхнули ярким светом. Изо рта вывалился язык пламени.

Чризм начал оборачиваться, и тут капля на носу Щена с шипением испарилась. Вверх взвилась крохотная струйка дыма, вместе с ней растворился и Щен.

— Что это за запах? — спросил Чризм. Он отобрал у Дарт руку, положил ладонь на подлокотник и перегнулся через него, рассматривая комнату.

Дарт помахала, разгоняя струйку, прочистила горло. Щен потряс головой, будто отряхиваясь, и потрусил в угол.

Чризм не заметил его, но продолжал принюхиваться.

— Должно быть, кто-то из Дланей очищает столовые приборы, господин, — склонила голову Дарт. — В жаровне у дверей.

62
{"b":"132800","o":1}