— Даже если мы сбежим, — продолжал мастер, — Чризмферри падет. А вместе с городом падет и Первая земля. И в последующем хаосе гибель будет грозить всей Мириллии.

Тилар кивнул:

— Мы будем биться здесь.

— Биться будешь ты, — кисло заметила Катрин.

— Это моя битва, — ответил Тилар. — Вы все это знаете. Все происходившее после того, как Мирин коснулась моей груди, готовило меня к ней.

Его слова встретила тишина.

Наконец шевельнулся Креван.

— Ты пойдешь один, но возьми с собой часть меня. — Он шагнул к Тилару и вытянул перед собой меч. Золотой вирм сиял на серебряном клинке. — Змеиный клык выкован из обычной стали, но нет в мире клинка прочнее его, как нет и равного по балансу. Быть может, если подведет Милость, поможет сталь.

Тилар принял меч и ножны Кревана и повесил их на ремень.

Следующим подошел Роггер, стряхнул с себя пояс с метательными ножами:

— Все равно они только ржавеют без дела.

Тилар застегнул пояс на груди.

— Но я хочу получить их потом обратно, — добавил вор. — Я не раздаю свои ножи задаром.

Геррод жестом подозвал Тилара.

— Я владею лишь знанием. — Он указал на угольный набросок. — Тебе не помешает знать место, где предстоит биться.

Тилар кивнул.

Рядом с ним встала Эйлан.

— Мне нечего тебе дать, кроме принесенной клятвы, — сказала она. — Ради тебя я позабуду о долге и оставлю тебе твое семя.

На сей раз кивок у Тилара вышел смущенным.

Дарт шагнула к нему следующей.

— У меня есть только кровь, и я отдала ее по доброй воле. — Девочка уже успела снова подпитать меч. — А Щен не оставит меня.

Тилар опустился на колено и коснулся ее щеки.

— Вы оба достаточно потрудились.

Дарт уперлась взглядом в пол.

— Но мне осталось сделать еще кое-что. — Она встретилась с ним глазами.

И снова они были много старше, чем ее лицо. Пальцы девочки легли на кинжал у пояса — проклятый клинок Яэллина. Еле слышно она прошептала:

— Я не дам себя поймать.

Тилар открыл было рот, чтобы возразить, но девочка уже отошла. Она знает правду. Ложные заверения лишь оскорбят ее.

Затем к нему ступила Катрин. Девушка скинула плащ теней и протянула ему:

— Он полон силы.

— Но я больше не рыцарь.

— Тем не менее он послужит тебе, хотя и недолго, пока не истечет Милость. Используй его тени с умом.

Она попыталась помочь ему накинуть плащ, но это вышло неловко. Его локоть столкнулся с ее. Вдобавок она наступила ему на ногу. Они разучились двигаться вместе. Катрин отступила.

Тилар оправил плащ на плечах, как подсказывала старая привычка.

Катрин встретилась с ним взглядом. На ее глазах были слезы. Она не могла выдавить ни слова. Словно они оказались запертыми по разные стороны двери и ждали ключа, который отомкнет ее. Но у Тилара его не было. Он даже не знал, сумеет ли найти замок. И он уже не понимал, где заканчивается ее вина и начинается его собственная.

И если подумать, что он мог бы предложить? Он помнил ужас на лице Катрин, когда она увидела изломанного калеку — его настоящий образ. Тело, что он носит сейчас, — всего лишь воспоминание, оболочка прошлого. Иллюзия, отголосок, тени и свет.

Он отвернулся.

Длани встрепенулись. Жутким хором зазвучали их голоса.

— Принеси меч! — Кастильон снова содрогнулся. В глубине замка посыпались камни. — Я не стану ждать!

Тилар глубоко вдохнул и повернулся к друзьям.

Время слов прошло. Он сжал рукоять меча и направился к задней двери. Остальные последовали за ним, процессию замыкали деревянно шагающие Длани. Марионетки, которыми снизу управлял их бог. Но кто обладал большей свободой?

Тилар дошел до двери, открыл ее и, не оглядываясь, начал спуск по узкой лестнице.

Катрин смотрела, как он исчезает в темной глотке лестничного колодца. Перед глазами возник порт, откуда закованный в цепи Тилар покидал Ташижан и ее жизнь, сломанный и лишенный рыцарской чести. Слезы наконец полились свободно. Она отвернулась.

Длани тоже смотрели ему вслед пылающими глазами.

Катрин хотелось убить их всех, изрубить на куски. Ее плечи содрогались. Пальцы скрючились на рукояти меча. Но Дланей не в чем было винить. И их смерть никому не принесет пользы.

Девушка обвела взглядом товарищей.

Ей трудно далось встретиться с каждым глазами — это означало прочесть в них отчаяние.

Катрин упала на колени на твердые камни. Нагнула голову, спрятав лицо. Она не даст отчаянию поглотить себя. Ее скрутила боль. Он снова покинул ее и снова оставил после себя невыносимое чувство вины. Живот заныл, вспомнились старая боль и кровь.

В тот миг она ненавидела Тилара.

Но, как и раньше, Катрин хотелось лишь одного.

«Вернись!»

Тилар спускался по узкой лестнице. Путь освещали редкие настенные факелы. Он старался думать лишь о том, с чем скоро предстоит встретиться, но уголком глаза то и дело замечал течение вплетенной в плащ Милости.

Когда он миновал один из факелов, сила теней оттекла в глубину складок, но, стоило сделать несколько шагов в темноту, она разливалась заново. Приливы и отливы, знакомые, как биение собственного сердца, но приглушенные, поскольку сейчас он отрезан от их полной мощи. Они казались скорее полузабытым сном.

Он спускался быстро, ощущая силу и вспоминая то время, когда носил такой плащ, как вторую кожу. Но сейчас он облачился в чужую.

Плащ Катрин.

Она была облачена в него, когда перед судом отреклась от Тилара. Но с другой стороны, он действительно скрывал от нее правду. Она ничего не знала о сделках с серыми торговцами.

Тогда он наивно верил, что сумеет пройтись по тонкой линии между черным и белым. Он связался с серым рынком, чтобы собрать денег для сиротских приютов Аккабакской гавани, где вырос он сам. Он не хотел, чтобы другие дети повторили его нелегкий путь.

Но постепенно все изменилось. Монеты стали оседать в его кармане. Сначала совсем немного, потом больше. И так долго мелкий обман казался ему каплей в море по сравнению с приносимым добром.

Трудно распознать грань, где серое становится черным, где сумерки переходят в ночь.

Так и случилось.

А Катрин! Они были созданы, чтобы стать единым целым. Именно ее свет открыл Тилару глаза на тьму, куда он погружался. Он попытался вырваться, но провокация давно стала ходовой монетой среди серых торговцев. Его обвинили в убийстве…

Снова закипела старая злость.

И с ней мешалось чувство вины. Ребенок. Потерянный в крови и боли разбитого сердца… Катрин никогда не простит его.

Почему-то вина и отчаяние лишь подстегивали его злость. Шаги Тилара убыстрялись.

Наконец-то он достиг конца лестницы, остановился на нижней площадке и глубоко втянул в легкие воздух.

Перед ним была дверь. Она вела в маленькую гостиную, где вдоль стен стояли скамьи. С порога он внимательно осмотрел комнату, выискивая какую-нибудь ловушку.

Дальняя дверь отличалась от входной и размерами, и величественной отделкой. Если верить наброску Геррода, она и ведет в главный зал.

Тилар подошел к двери с Ривенскриром наготове.

Грянул раскат грома.

Он переждал грохот и прижался ухом к двери. Не услышал ничего, кроме шума бегущей под ногами реки. Вода в Тигре поднялась высоко.

Тилар отступил на шаг, сжал покрепче меч богов и потянулся к ручке. Одним движением он распахнул дверь и влетел в зал, используя силу плаща, чтобы укрыться в тенях. Пригнулся и заскользил вдоль стены.

Перед ним лежал полуразрушенный зал Тигре.

От удивления Тилар открыл рот. Клекот воды раздавался громче, он эхом гулял по помещению, поднимаясь из проломов в полу.

Жидкий свет редких факелов выхватывал сломанные скамьи, перевернутые столы и разбитые в щепки стулья. Казалось, по залу пронесся смерч. Нет, такие разрушения не могли быть следствием крушения флиппера.

И тут до Тилара донесся запах. Запах жженой крови.