Но Меррипен молчал.

И тогда заговорил Джулиан Харроу.

– Я тот самый джентльмен, – тихо проговорил он.

Уин вскинула голову. Потрясенная, она смотрела на него. Харроу подошел и взял ее за руку.

– Я прошу у всех вас прощения, – продолжал он, – и в особенности у мисс Хатауэй. Я не хотел давать пищи для сплетен и компрометировать мисс Хатауэй. Но этот инцидент лишь ускоряет то, что я так или иначе намеревался сделать, а именно просить руки мисс Хатауэй.

Уин перестала дышать. Она устремила на Меррипена взгляд, полный немой муки, но черные глаза Кева были пусты.

Он ничего не сказал.

Он ничего не сделал.

Меррипен скомпрометировал ее, а теперь позволял другому мужчине пожинать плоды. Меррипен, поклявшийся ее защищать и беречь, допустил, чтобы ее вызволял другой. Его предательство ранило сильнее, чем самая сильная боль. Никогда ей еще не было так плохо, даже тогда, когда она лежала при смерти, умирая от скарлатины. Уин ненавидела его. Она знала, что будет ненавидеть его всю жизнь и после смерти тоже.

Разве у нее оставался выбор? Что еще ей оставалось, кроме того, чтобы принять предложение Джулиана? Сказать Харроу «да» или сгубить себя и своих сестер?

Уин почувствовала, как вся кровь отлила от лица, но она смогла вымучить улыбку, посмотрев на своего брата.

– Что скажете, милорд? – спросила она Лео. – Должны ли мы сначала у вас попросить благословения?

– Считайте, что вы его получили, – сухо ответил Лео. – Я же не хочу, чтобы моя кристально чистая репутация оказалась замарана скандалом с вашим участием.

Уин повернулась к Джулиану.

– Тогда мой ответ – да. Да, доктор Харроу, – сказала она решительно. – Я выйду за вас.

Между изящными темными бровями миссис Хант пролегла складка. Она посмотрела на Уин с некоторым недоумением, но, коротко, по-деловому, кивнув, сказала:

– Я ухожу, чтобы объяснить соответствующим сторонам, что то, что они видели, было объятием влюбленных. Возможно, несколько слишком бурным, но вполне простительным ввиду предстоящей скорой свадьбы влюбленной пары.

– Я пойду с тобой, – сказал мистер Хант, приблизившись к жене. Он пожал руку доктору Харроу. – Мои поздравления, сэр. – Тон его был вежливым, но довольно сдержанным. – Считаю, что вам очень повезло в том, что вы сумели завоевать сердце мисс Хатауэй.

Когда Ханты ушли, Кэм подошел к Уин. Она заставила себя посмотреть прямо в его проницательные глаза, чего бы ей это ни стоило.

– Ты уверена, что хочешь этого, сестричка? – тихо спросил он.

Сочувствие в его голосе чуть было не довело ее до слез.

– О да. – Она сжала зубы, чтобы не дрожали губы, и даже сумела выдавить улыбку. – Я самая счастливая женщина на свете.

И когда набралась духу для того, чтобы посмотреть на Меррипена, она увидела, что он ушел.

– Какой отвратительный вечер, – пробормотала Амелия, после того как все вышли из библиотеки.

– Да, – сказал Кэм.

– Куда ты меня ведешь?

– Назад, в гостиную. Надо держать фасон. Делать вид, что все довольны и счастливы.

– О Господи. – Амелия отпустила его руку и отошла к глубокой сводчатой нише с окном, откуда открывался вид на улицу. Она прижалась лбом к стеклу и тяжело вздохнула. Амелия нервно постукивала ногой по полу.

Какой бы серьезной ни была ситуация, Кэм не смог удержать ухмылки. Когда Амелия бывала чем-то обеспокоена или злилась, привычка ее брала свое. Он как-то сказал ей, что она напоминает ему колибри, которая утрамбовывает свое гнездо одной лапкой.

Кэм пошел к ней и опустил свои теплые ладони ей на плечи. Он почувствовал, как она вздрогнула под его прикосновением.

– Колибри, – прошептал он и принялся нежно разминать ее сведенные мышцы. По мере того как напряжение отпускало ее, стук постепенно утихал. Наконец Амелия успокоилась настолько, что смогла рассказать ему о том, что думает.

– Все присутствующие в библиотеке понимали, что Меррипен был тем самым мужчиной, что ее скомпрометировал, – коротко сказала она. – Не Харроу. Я не могу в это поверить. После всего, через что прошла Уин, разве она этого заслуживает? Она выйдет замуж за мужчину, которого не любит, и уедет во Францию, а Меррипен и пальцем не пошевелит, чтобы остановить ее? Что с ним такое?

– Что с ним – так просто не объяснишь. Успокойся, любовь моя. Ты не поможешь Уин тем, что продемонстрируешь всем присутствующим, как ты расстроена.

– Я не могу не расстраиваться. Все это плохо. Очень плохо. О, как вспомню ее лицо…

– У нас есть время, чтобы все наладить, – пробормотал Кэм. – Помолвка еще не свадьба.

– Но помолвка обязывает! – в беспомощном отчаянии воскликнула Амелия. – Ты же знаешь, что общество рассматривает помолвку как контракт, который не принято разрывать без серьезных на то оснований.

– Отчасти ты права, но не надо сгущать краски.

– О, Кэм, ты ведь никогда не допустил бы, чтобы что-то встало между нами? Ты ведь никогда никому не позволил бы нас разлучить?

Кэм даже не знал, что ей ответить, – таким глупым показался ему вопрос. Он развернул Амелию лицом к себе и очень удивился, увидев, что его такая практичная, такая разумная жена на грани слез. Беременность делает ее эмоциональной, подумал он. Увидев влажный блеск в ее глазах, он почувствовал такой сильный прилив нежности, что не смог удержаться от того, чтобы не сжать в ладонях ее голову, не заботясь о том, что может испортить прическу.

– Ты все, ради чего я живу, – сказал он тихо, привлекая ее к себе. – Ты для меня все. Ничто и никогда не сможет меня заставить покинуть тебя. Если бы кто-то попытался нас разлучить, я бы его убил. – Он накрыл ее губы губами и поцеловал так чувственно, так страстно, что она, обмякнув в его руках, прижалась к нему всем телом. – Итак, – сказал он, глядя в раскрасневшееся лицо жены, полушутливо-полусерьезно, – где тот знаменитый зимний сад?

Она засмеялась сквозь слезы.

– Я думаю, хватит с нас скандалов на один вечер. Ты собираешься поговорить с Меррипеном?

– Разумеется. Он не станет меня слушать, но до сих пор меня это не останавливало.

– Ты думаешь, он… – Амелия замолчала, услышав шаги в коридоре и громкий шелест тяжелых шелковых юбок. Она съежилась, прижавшись к Кэму, и почувствовала, как он улыбается, уткнувшись лицом ей в волосы. Они оба стояли, замерев, прислушиваясь к болтовне двух проходящих мимо дам.

– И зачем только, скажи на милость, Ханты их пригласили? – раздраженно спросила одна из дам.

Амелии показалось, что она узнала этот голос – он принадлежал одной кумушке с кислой физиономией, что сидела в углу гостиной, пока остальные танцевали. Чья-то незамужняя тетушка из разряда старых дев.

– Может, потому, что они ужасно богаты? – предположила ее компаньонка.

– Полагаю, скорее потому, что лорд Рамзи – виконт.

– Ты права. Виконт, который к тому же еще не женат.

– И все же… Цыгане в семье! Только подумать! Разве можно рассчитывать, что они будут вести себя как цивилизованные люди?! Они живут, повинуясь лишь своим животным инстинктам. И мы должны вести себя с ними так, словно считаем их равными себе.

– Ханты сами буржуа, знаешь ли. Пусть Хант и скупил половину Лондона, он все равно останется сыном мясника.

– Они и многие из присутствующих здесь гостей – люди совсем не нашего круга. Я не удивлюсь, если этот скандал окажется не единственным. В такой компании возможно все, что угодно.

– Это ужасно, я согласна. – Повисла пауза, после которой вторая женщина задумчиво добавила: – Я искренне надеюсь, что на следующий год меня снова сюда пригласят…

Когда голоса стихли в конце коридора, Кэм, нахмурившись, посмотрел на жену. Ему было безразлично, что говорят люди о цыганах. Но ему было очень неприятно то, что стрелы, летящие в него, временами попадали в Амелию.

Амелия улыбалась, глядя ему в лицо. Глаза ее были темно-синими и ясными.

– Что тебя так забавляет? – удивленно спросил он.

Амелия крутила пуговицу на его сюртуке.