После этого он возвысил голос. Сравнил неистовые домогательства, коими донимала его Спурия, и все их непотребство с теми узаконенными чувствами, какие римская матрона должна выказывать своему супругу. Любовная страсть поблекла под двойным гнетом безумия и животного вожделения. Он отобрал у нее ключи от дома, используя при этом формулу из Законов Двенадцати таблиц: «Claves ademit exegit» (Ключи отнял, выгнал). Этими словами он объявил о разрыве супружеских отношений. Спурия Невия потребовала свое приданое, и Гай Альбуций Сил незамедлительно вернул ей все сполна, даже без вычета традиционной части, выделяемой на прокорм детей. В заключение Спурия встала на колени, а ее старшая дочь сняла у матери с пальца обручальное кольцо и передала Альбуцию, который торжественно разбил сей атрибут супружеской покорности. Присутствующие вознесли хвалу богам. Затем съели мясо жертвенных животных. Не успели они завершить последнее возлияние, как он приказал вышвырнуть жену и ее служанок на улицу, в чем были.

Цестий заканчивает свой рассказ об Альбуции, вернувшемся в дом, следующими словами: «Он долго стоял в молчании. Потом усердно разодрал в клочья свою тогу, воздел руки и поклялся страшною клятвой — клятвой Гора, — что никогда более не вступит в брак».

Одна из древних скандинавских саг, относящаяся к XIII веку, содержит знаменитую кровавую сцену. Герой, по имени Торгейр, видя незащищенный затылок человека, не в силах противиться искушению схватить топор и нанести смертельный удар. По-французски дословно это звучит так: схватить удобный случай за волосы; в данной же ситуации скорее означает: схватить жертву за волосы и отсечь ей голову. Действие происходит близ фермы Хвассафелль. Пастух только что пригнал домой стадо. Он стоит в загоне, устало опершись на посох и глубоко задумавшись. Его подбородок лежит на скрещенных руках, руки лежат на головке посоха; посох, видимо, коротковат, ибо человек слегка горбится или сутулится и шея его вытянута вперед. Злосчастный Торгейр не может совладать с собой: он должен разрубить эту шею. Голова пастуха отлетает на восемь метров от тела и падает в траву рядом с курицей, которая взлетает, испуганно хлопая крыльями.

Торгейра преследуют. Его спрашивают, зачем он совершил это убийство, что плохого сделал ему человек, опиравшийся на посох. Герой отвечает: «Он ничем не обидел меня, но я не смог утерпеть. Уж очень удобно он стоял, как было не нанести ему удар?!» Одним из примеров, свидетельствующих о подлинной страсти к писательству, как раз и является это неудержимое стремление, подобное Торгейровой жажде убийства; настоящий писатель не в силах отказаться от жестокой или остроумной фразы, пришедшей ему в голову, даже если она груба, рискует навредить или просто неуместна в данном контексте. Цезарь — второй Торгейр. В самой своей замечательной книге «Записки о галльской войне» Цезарь пишет: «Возможность одержать победу продиктовала объявление этой войны». Ему была свойственна любовь к внезапному натиску и правдивости. Нужно заметить, что существует два вида правдивости — медлительная, вызывающая зевоту, и внезапная, доставляющая наслаждение решительным натурам. Если обстоятельства способствуют победе, они становятся побуждением к атаке. Достаточно лишь призвать к себе нескольких опытных жрецов, или летописцев, или демагогов, и они изготовят соус, под которым легко проглотить любую стряпню. Цезарь — один из немногих людей, жаждущих власти, который, пользуясь речью, не использует ее для изготовления таких соусов. Он истинный писатель, — другими словами, пишет ради удовольствия писать, даже ради опасности писать — писать правду, то есть убивать с одного удара. Именно из этой неприкрытой правды Цезарь и создает действие, личную свою пропаганду, смертельный удар боевого топора. Он не защищается, оправдывая свои поступки, он описывает их с неистовым пылом откровенности, с беспощадной резкостью выражений, с молниеносностью атаки.

Переходя таким образом к прорыву в языке, в красоте, в стремительности, он обеспечивает себе преимущество почти сексуального порядка, властное и победительное преимущество триумфатора, которому дозволено всё.

Он поражал своим бесстрастием. Искусно изображал простодушие и удивление. Шокирующая откровенность — это прерогатива повелителей. Нужно быть выше доводов разума. Альбуций Сил, который повсюду выискивал свои «sordidissima», был одержим тою же страстью. Никогда и ни в чем не оправдываться, не соглашаться ни на какой компромисс даже из учтивости, но одержимо добиваться своего, идя напролом. Цезарь обладал зычным голосом. Всю свою жизнь он разыгрывал простака. К сему он присовокуплял жизнерадостный нрав, открытый взгляд, видимость спокойствия, малую толику высокомерия и холодности, широко расставленные ноги.

Он отличался высоким ростом, очень светлой кожей лица, полными, даже слегка одутловатыми щеками, стройным и крепким телом. Цезарь любил прогорклое оливковое масло. Он был подвержен обморокам, ночным кошмарам, внезапно прерывавшим сон, и припадкам падучей. Его постоянно обуревала жажда деятельности, занятий, любовных утех, труда. Бездействие казалось ему несчастьем. Это был одержимый.

Наслаждение активной жизнью, лихорадка, порождаемая природной энергией и находчивостью, ореол славы — все это помогает убивать время. Ненависть к апатии и медлительности, к пустой болтовне и скуке, неудовлетворенность обычным ходом вещей, желание обладать телами самых необыкновенных женщин, распростертых на мужском ложе, — это род увлечения, покоряющего всё и вся, род буйной стихии, все вовлекающей в свой заколдованный круг. Он тщательно заботился о своем теле. Ему не только ежедневно подстригали волосы на голове и начисто выбривали щеки, но также выщипывали волоски во всех других местах. Его торс был таким же белым и гладким, как лицо, разве что более мускулистым. Голос был хорошо поставлен, все жесты — в высшей степени энергичны и выразительны. Он прекрасно ездил верхом. Его крайне огорчал тот факт, что он плешив. Альбуций носил широкополую белую шляпу с тесемками. Цезарь зачесывал остатки волос наверх, стараясь прикрыть белеющую макушку. Из тех почестей, коими удостоили его Сенат и народ, он превыше всего ценил право носить в любое время лавровый венок, который скрывал небольшую плешь, угнетавшую его по двум причинам: она отнимала его у молодости и отдавала увяданию и смерти. Он заправлял под пояс сборки своей латиклавии.

Я описываю Цезаря, тогда как Альбуций восхищался Помпеем, тогда как его призвал ко двору Октавиан Август. Цицерон был учеником Молона. Цезарь отправился на Родос, чтобы учиться у Аполлония Молона. Он не любил декламаторов, писавших в резком, сухом стиле. Как ни странно, здесь он предпочитал изысканный, богатый язык и тщательную отделку повествования, хотя собственные его тексты не слишком отвечают этому критерию. Он многое перенял у Теренция.

На Родосе Цезарь овладел не только искусством писать — он еще научился и страху. Его загнал в горы Сулла; пираты брали его в плен, требовали за него выкуп, осуждали на смерть. В первой половине жизни Цезарь — типичный персонаж романов Альбуция Сила. До того как покрыть себя славой, он жил при дворе царя Никомеда в Вифинии, где процветал гомосексуализм. Все солдаты Гая Юлия Цезаря на каждом триумфе поминали пассивную роль, которую он играл при Никомеде.