Помогаем оттащить грузовик в сторону и забираемся в соседний овраг, чтобы немного отдохнуть. Туман начинает медленно редеть. Позади нас ничего не видно, только ровная заснеженная степь. Вдали слышны звуки боя. Что там происходит? Этого никто не знает.

— Нужно ехать на юг, к Нижне-Чирской, — напоминает нам обер-ефрейтор. Это название станицы, где должны собраться после прорыва русских войск наши машины. Отлично. Вперед, к Нижне-Чирской!

Неожиданно меня охватывает чувство уныния. Я бы предпочел вылезти из машины и раствориться в тумане, как это сделали многие другие солдаты. Я не трус, но безумный рывок из танкового кольца, испуганные лица окружающих меня солдат, часть которых потеряла оружие, не добавляют мне мужества. Затем я вижу незнакомого офицера с лейтенантскими погонами, по виду учителя или государственного чиновника в мирное время. Сейчас он здесь единственный офицер, которому придется взять на себя тяжкое бремя ответственности за нас и выполнять то дело, к которому он не готов. Вижу, что у него красная нашивка так называемого ордена «за мороженое мясо». Эту награду получали те, кто пережил зиму 1941–1942 года в России. Думаю, что фронтового опыта у него не очень много. Мои товарищи, видимо, придерживаются того же мнения.

Лейтенант делит нас на две группы и отправляет защищать от танков ближнюю рокадную дорогу. Забавная ситуация! У нас нет ни противотанковых пушек, ни достаточного количества стрелкового оружия, ни патронов. Противотанковые рвы наполовину завалены снегом. Мы с Кюппером принимаемся расчищать свою стрелковую ячейку, чтобы немного согреться. Мое скептическое отношение к лейтенанту изменяется, потому что он каким-то чудом смог обеспечить нас горячим питанием. Мы даже представления не имеем, как ему это удалось, — вокруг еще слишком темно и туманно, — но пища вкусная и, определенно, мясная. Сидящий в соседней стрелковой ячейке Зейдель начинает смеяться. Он считает, что мы едим конину — мясо той старой лошади, которую он совсем недавно видел возле железнодорожного полотна. Может быть, он и прав, но в любом случае это горячая пища, которую мы едим впервые за последние три дня, и очень вкусная!

23 ноября. Утро стоит тихое, хотя в небе полно немецких истребителей и бомбардировщиков, которые готовятся к серьезному бою. Невысокого роста, жилистый унтер-офицер-пехотинец, назначенный старшим над нами, — наш gruppenfuhrer — рассматривает окружающую местность в полевой бинокль. К нам приближаются какие-то люди. Мы ожидаем наступления русских, но когда они подходят ближе, видим, что это отставшие солдаты. Они вливаются в наши ряды, увеличив численность подразделения. Подъезжают еще несколько машин, одно 75-мм противотанковое орудие и пара зенитных орудий нашего полка. Последние пригодны не только для стрельбы по воздушным целям, из них можно стрелять и по танкам. Многие солдаты знакомы друг с другом и явно рады новой встрече.

Еще одно везение — к нам, наконец, добрался бронетранспортер с Дерингом и остальными товарищами. Они потерялись в тумане и снова наткнулись еще на один русский танк. Им пришлось затаиться. Лишь ранним утром они рискнули рвануть вперед. Они летели так, будто за ними гнались черти. К огромной радости, до нас добрались еще две машины, в том числе и одна с полевом кухней. Теперь наша часть представлена достаточно полно. Судя по тому, что нам сказали, некоторым машинам снабжения удалось вчера перебраться на южный берег Дона и в данный момент они должны быть на пути к Нижне-Чирской.

Днем 23 ноября наша боевая группа была неожиданно усилена крупным саперным подразделением под командованием офицера в чине капитана. Саперы появились буквально из ниоткуда, пригнав взвод пленных русских солдат, которых они взяли в плен по пути сюда. Подразделение прибыло из саперной школы, дислоцирующейся в районе Калача. Трем ротам саперов удалось успешно миновать участки фронта, занятые русскими танками.

Опытный капитан саперных войск берет на себя командование нашей боевой группой и восстанавливает дисциплину в рядах растерянных и деморализованных людей. Оказывается, что самые растерянные и впавшие в уныние — это те солдаты, у которых пока еще нет боевого опыта; те, кто побывал в Сталинграде, служили главным образом в обозе, ремонтных ротах или при штабе. Даже мы, прибывшие в качестве пополнения еще в октябре, еще толком не нюхали пороха. И это несмотря на то, что мы лучше других обучены, экипированы и подготовлены к самой серьезной боевой обстановке. По этой причине нам придают вторым номером пулеметной команды только тех, кто уже участвовал в боях. Во время прорыва они были или больны, или возвращались из отпуска, или по какой-то другой причине находились в тылу.

Я не особенно доволен, когда вторым номером мне назначают обер-ефрейтора Петча, того самого, у которого недавно сдали нервы.

Кюппера назначают вторым номером Мейнхарду, у которого второй в нашем отделении легкий пулемет MG-34. Наш моральный дух в значительной степени подкрепляется с осознанием того, что большинство наших солдат в бою будут находиться недалеко друг от друга.

Между делом нам удается выяснить наше нынешнее местонахождение. Мы находимся рядом с деревней Рычов, сейчас она у нас за спиной. Это на берегу Дона, рядом с железнодорожной веткой Калач — Сталинград. В нескольких километрах к юго-востоку расположен железнодорожный мост, по которому можно перебраться на другой берег Дона. Увидеть его можно только в полевой бинокль. На другом берегу реки должна располагаться другая боевая группа. Всего в паре километров к западу от нас находится железнодорожная станция Чир с бензохранилищем и складами. Два водителя, прибывшие к нам оттуда, утверждают, что станцию уже захватили русские.

Мы также узнаем от Мейнхарда, что наша боевая группа удерживает плацдарм и должна стать на пути советских войск и удержать станцию, через которую проходит железнодорожный путь в Сталинград, а также два моста через Дон. У нас имеются: одно 88-мм зенитное орудие, два 75-мм противотанковых орудия и одна зенитка для стрельбы по наземным целям. У саперов есть несколько минометов и несколько кумулятивных зарядов для стрельбы по танкам. Ожидается также, что нам на помощь придут три танка и еще одно 88-мм орудие. Надеемся на то, что оправдается слух о том, что 4-я танковая армия генерал-полковника Гота, идущая к Сталинграду, поможет нам. На Гота и его танкистов надеемся как на чудо.

Это известие, а также призыв «Стоять до конца, солдаты! Фюрер вам поможет!» укрепляют наш боевой дух лишь на короткое время. Мы быстро понимаем, что можем надеяться лишь на самих себя. Наши прежние надежды тают столь же стремительно, как и снег под упавшим на него снарядом. Практически нескончаемые, ежедневные атаки противника и постоянная борьба за выживание заметно ослабили нас. К прочим фронтовым лишениям следует добавить чувство голода, которое мы испытываем порой по нескольку дней, когда остаемся без пищи и вынуждены обшаривать вещмешки убитых русских солдат в поисках хлебных крошек.

Сейчас нам всем очень тяжело. Это время ни я, ни мои товарищи, которые останутся в живых, не забудем никогда. Нас часто охватывает отчаяние, особенно после того, как мы потеряли противотанковые орудия и не дождались пополнения. Более того, связи с другими нашими боевыми группами, которые находятся к югу от Дона, нет.

24 ноября. Ближе к полудню на нашем правом фланге раздается треск пулеметных очередей. Затем мы слышим винтовочную стрельбу. Перестрелка усиливается, и вскоре мы замечаем появившихся из тумана русских пехотинцев. Впервые вижу противника так близко. Помимо несомненного любопытства испытываю огромное возбуждение. Враг напоминает мне огромное стадо овец, мчащееся по заснеженному полю. Попав под огонь наших пулеметов и винтовок, оно на мгновение застывает на месте, после чего снова бросается вперед.