Ближе к вечеру под покровом темноты мы приближаемся к деревне и роем окопы на невысоком холме. Разведка доносит, что в течение последних недель русские заняли окопы, выкопанные бойцами фольксштурма и местным населением для защиты деревни. И вот теперь нашей учебной роте предстоит с криком «ура!» взять эти укрепления. По крайней мере, так нам сказано.

Ночь проходит тихо, однако новобранцы нервничают и никак не могут уснуть. Для них и для моряков это будет боевое крещение.

22 октября. Сегодня над полями висит туман, так что вместо деревни нам видны лишь смутные очертания домов. Наша рота заняла позиции на правом фланге и ждет дальнейших приказов. Правда, похоже, что нашим новобранцам не сидится на месте. Не дожидаясь приказа, они с криками «ура!» устремляются вперед, однако тотчас принимают на себя ответный автоматный огонь. Мне слышно, как чьи-то голоса зовут санитаров. Затем мы снова идем в атаку. Как ни странно, вражеский огонь сейчас гораздо слабее. И все равно у нас четверо раненых, трое с легкими ранениями и один с тяжелым. Думаю, что потери других рот значительно больше наших: там потеряли убитыми и ранеными не только рядовых солдат, но и младших и старших офицеров. Впрочем, враг в своих окопах тоже несет тяжелые потери. Те, кому повезло остаться в живых, пытаются бежать, но мы их ловим, и они один за другим попадают к нам в руки.

Больше нам на пути не встретилось русских. Мы свободно проходим через деревню. По дороге мы видим изуродованные человеческие тела — следы страшных зверств, вроде тех, что русские творили над своими соотечественниками весной 1944 года. Я был тому свидетелем во время нашего отступления. Вот и здесь я вижу тела убитых немецких женщин. Одежда на них бесстыдным образом порвана, а сами они изуродованы ужасным образом. В сарае мы находим тело старика, которому вилами проткнули горло, и теперь его тело, словно тряпка, висит, переброшенное через дверь. В одном доме все перьевые подушки вспороты и перемазаны кровью, а среди пуха и перьев лежат расчлененные трупы двух женщин и двоих детей. Вид этого зрелища столь ужасен, что некоторые из новобранцев выбегают на улицу, их рвет.

Невозможно описать чудовищные зверства, что предстали нашему взору в Неммерсдорфе. Для их описания у меня просто не хватает слов. И тем более жутко рассказывать о тех надругательствах, что выпали на долю ни в чем не повинных женщин, детей и стариков. В какой-то момент я задумываюсь о том, что сказал один из новобранцев, когда увидел стаи воронья над деревней. Он их тогда назвал стервятниками. Неужели то было обыкновенным совпадением, что над деревней собралась черная туча птиц? Что это было? Может, дурное предзнаменование. К сожалению, я не могу обсуждать эту тему с молодым человеком, потому что он в числе тех, кто получил ранение во время утренней атаки.

23 октября. После боя за Неммерсдорф нам становится известно, что местное отделение национал-социалистической партии не предупредило население деревни и не предприняло мер по его эвакуации. Вот почему русские застали людей ночью врасплох, когда те мирно спали в своих постелях. Чего не скажешь о самих партийных функционерах. Вот кто успел вовремя унести ноги.

25 октября. Объединенными усилиями немецким частям вновь удается отбросить русских назад, и линия фронта на какое-то время стабилизируется. Наш резервный батальон еще на несколько дней остается в Неммерсдорфе, чтобы занять позиции в окопах и на близлежащих высотах. Этим утром нас сменили, и мы возвращаемся в наши казармы в Инстербурге. В течение последующих дней учебный центр свертывает свою работу. Учебные роты наконец-то будут задействованы на передовой.

27 октября. Сегодня мы покидаем Инстербург, но никто толком не знает, куда нас перебрасывают. По лагерю ходят самые разные слухи. Кто-то говорит, что нас отправят на передовую, другие — что просто перебросят в другой учебный центр где-то на территории Польши. Тем временем часть бывших моряков отправили в другие части, зато им на смену прислали бывших летчиков люфтваффе.

29 октября. Ну все, кажется, ситуация прояснилась. Нас высаживают в Лодзи, после чего мы с песнями маршем входим в ворота польских казарм, которые станут нашим домом на предстоящие несколько недель.

10 ноября. Мы уже почти две недели обитаем в одной из бывших польских казарм. Это красное кирпичное здание, обнесенное со всех сторон высокой стеной. В последние дни ударили морозы, и нам выдали теплые шинели. Каждое утро мы с песнями маршируем вместе с другими учебными ротами по улицам Лодзи, направляясь к тренировочному полигону за чертой города. Полигон огромен и хорошо оснащен. Здесь есть даже противотанковые окопы. Натаскивать бывших летчиков и моряков, пытаясь сделать из них пехотинцев, дело нелегкое, хотя и имеет свои положительные стороны.

На кормежку жаловаться не приходится. Если что урезали, так это пайку табака, и заядлым курильщикам, вроде меня, ее не хватает. Не удивительно, что некоторые солдаты пытаются наладить контакты с местным населением, чтобы разжиться на черном рынке польскими папиросами, — так называются сигареты с длинным мундштуком, — чтобы потом перепродавать их другим. Эта торговля сопряжена с определенным риском, и в одной из частей солдаты были предупреждены о том, что любые контакты с местным населением чреваты самыми непредсказуемыми последствиями. Некоторые солдаты уже за это поплатились.

Торговля из-под полы незаконна, поэтому происходит в сомнительных местах. Немецких солдат нередко нарочно заманивают в темные углы и подворотни. Как правило, этим занимаются участники польского сопротивления с единственной целью: убить наивного немца. Практически каждый день мы слышим о том, что где-то нашли мертвое тело либо кто-то пропал без вести. В нашей казарме было два таких случая — новобранцы ушли в город и бесследно исчезли. По словам других бойцов, дезертирство не входило в их намерения.

7 января 1945 года. В нашей казарме вновь царит полная неразбериха. В очередной раз нас отвозят на товарную станцию и грузят на поезд. Нам не говорят, куда мы едем, но слухов по этому поводу хоть отбавляй. То и дело выдвигаются разные версии, хотя мы, как инструкторы, знаем от командира батальона, что на фронт нас точно не отправят, потому что наши подопечные еще не до конца прошли курс боевой подготовки. Обычно мы передвигаемся ночью, а поскольку города подвергаются массированным бомбардировкам, то наши остановки нередко бывают в чистом поле. Нас везут через Берлин и Гамбург дальше на север, в Данию. Наконец мы доезжаем до Архуса. Здесь нас ссаживают с поезда и везут в небольшую деревню.

10 января — 6 марта. Наша учебная рота размещена рядом с портом, в новенькой, недавно построенной школе. Условия размещения отличные; здесь хватает места для проведения тренировок и обучения обращению с оружием. На улице царит жуткий холод. Поля припорошены снегом. Надо сказать, что наш гарнизон расположен очень удачно, всего в нескольких минутах ходьбы от полигона, где можно проводить занятия по пулеметной стрельбе.

Мы делаем ознакомительную вылазку в деревню и остаемся довольны. Такое впечатление, что мы в раю, потому что здесь можно купить то, без чего мы обходимся вот уже долгое время. Например, пирожные и булочки с кремом — они продаются в любой кондитерской. Вряд ли я в ближайшее время запихну в себя столько заварных пирожных, сколько поглотил их за последние несколько дней.

Наше пребывание в Дании началось, казалось бы, удачно, однако после того, как имели место несколько неприятных и провокационных случаев, для меня и моих товарищей пребывание здесь превратилось в невыносимую пытку. Причиной всему — наш новый ротный командир, который ничего не смыслит в боевой подготовке. Мы успели убедиться в этом уже в самый первый день, как только прибыли на место. Поскольку, по его мнению, наша рота должна была стоять по линейке, когда Transportfuhrer явился к нему с рапортом, он целый час продержал нас по стойке смирно на морозе перед зданием школы. Лишь после этого он принял рапорт и дал команду вольно. С его стороны это была довольно эгоистичная выходка — ему хотелось продемонстрировать свою власть над нами. Вместо этого он выставил себя полным кретином.