Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Арчилу больше не встать, глотка перерезана, кровь вытекла вся, до последней капли…

Гвади все же разрезал его на куски и уложил в тот самый хурджин, в котором принес из города товар… Едва уместилось Арчилово тело в обоих отделениях. Гвади взвалил хурджин на плечи и потащил в самую глубину леса. И тяжел же оказался, проклятый, — гораздо тяжелее краденого добра. Но Гвади справился. Он все шел да шел по лесу…

Темная была ночь. А в лесу еще темнее. Гвади стал скликать волков. Голодные. Так и сверкают огоньками жадные волчьи глаза. Учуяли мясо, подняли визг да вой.

Стоит Гвади середь леса, волки теснятся вокруг.

— Давай сюда, чего тянешь!

Гвади кидает каждому волку по куску — ни больше, ни меньше. Волков оказалось как раз столько, сколько было кусков в хурджине.

— Слава тебе, господи! Хрустят волки костями, чавкают на весь лес. Не привередливы: им все равно, что кости, что мясо. Приятно Гвади слышать, как пожирают волки Арчила, в жизни не испытывал он ничего приятнее. Волки сожрали все без остатка и снова подступили к Гвади: давай, дескать, еще! Гвади с удовольствием угостил бы их, но, к великому его сожалению, хурджин был пуст.

Гвади и сам не подозревал, на что он способен… Откуда только силы брались! И какую проявил ловкость и как хитро все обмозговал! А злобы-то сколько в сердце его оказалось, сколько ожесточения! Мужчина, да какой, а он ворочал его и кидал, точно мяч.

Или Гвади, словно козел, обладает скрытой силой, о существовании которой и сам до сих пор не подозревал? Хитер козел — вдруг такое выкинет, что только держись! Так и Гвади… Хватило же у него сил целую ночь напролет, пока не успокоил свое сердце, на разные лады убивать такого силача, как Арчил Пория.

Нет больше на свете Арчила Пория, избавился Гвади на веки веков от Арчила Пория. Кончено.

Гвади заснул и уже ни разу ие вспомнил об Арчиле, даже во сне не привиделся ему Пория, до такой степени истребил он в душе своей всякую память о нем.

В то утро он поднялся раньше Бардгунии. Спал недолго, не выспался, но с постели сорвался легко, как птичка. Во всем теле чувствовал прилив новых сил, в голове роились необычайные мысли и намерения.

Он быстро оделся и принялся хозяйничать, точно всю свою жизнь только этим и занимался.

Подоил козу, растопил очаг, испек мчади. Ребята проснулись и от удивления разинули рты. Неужели в самом деле их бабайя, засучив рукава, бегает по джаргвали, — или, может, это другой кто?

Бардгунии в то утро уже нечего было делать. Гвади запасся даже листьями свежего папоротника, чтобы процедить молоко.

Но самое удивительное, с точки зрения ребят, было то, что бабайя при этом молчал, точно воды в рот набрал, и, не подымая головы, с сосредоточенным видом переходил от одного дела к другому. Вопреки всегдашней своей привычке, он не перекинулся ни единым словом с Бардгунией, не пошутил с Чиримией, даже не погладил его по голове. И при этом бабайя вовсе не сердитый — напротив: судя по всему, он в добром расположении духа.

Умудренный житейским опытом, Бардгуния недоверчиво поглядел на отца, ожидая, не выкинет ли тот в конце концов чего-нибудь вроде вчерашнего похищения козленка.

Однако на этот раз ожидания Бардгунии не оправдались.

Зато Чиримия прямо-таки подвел отца. Из-за него чуть было не пошли прахом все труды и заботы Гвади.

Когда Гвади усадил детей за длинный низкий стол и роздал им в порядке старшинства по полной миске горячего молока с накрошенным мчади, Чиримия вдруг вскинул голову, глазенки его забегали по сторонам, словно он искал кого-то.

— А где тетя Мариам? — робко спросил он, уставившись на отца. Казалось, Чиримия решительно сомневается в том, что тарелку с молоком ему протянул бабайя, а не тетка Мариам.

Вопрос Чиримии поразил братьев, точно откровение. Они тоже почувствовали, что отец в то утро хозяйничал совсем так, как хозяйничает обычно тетка Мариам, которая время от времени угощала детей таким же вкусным, горячим завтраком.

Она забегала к Гвади в свободные часы, по утрам, и быстро приводила в порядок запущенный без хозяйки дом. Особое внимание и заботу Мариам уделяла Чиримии. Сердобольная соседка иногда даже водила его в детский сад. Оттого-то мальчик и считал, что угощение и нынче приготовлено руками Мариам.

Гвади смутился.

«Вот хитрюга растет!» — подумал он, ничуть не оби-дясь, но, чтобы скрыть смущение, взял кусок лепешки, обмакнул в молоко, оставшееся на дне котелка, и кинул в угол, отведенный для Буткии, — щенок неотступно вертелся у ног Чиримии.

Ребята быстро справились с завтраком, собрались и пошли привычной дорогой в школу.

Гвади торопливо приканчивал утренние дела. Он накрошил остатки мчади в горшочек со вчерашней фасолью, сдобрил перцем и размял ложкой. Прибрал даже присохшие к краям горшка комки разварившейся фасоли. Поев, засыпал в горшок свежую порцию фасоли и поставил возле очага, подальше от жара. Взял топор и, переступив порог, принялся запирать дверь. Пропустив болт в засов, обернулся лицом к перелазу, — Арчил стоял за плетнем.

— С нами крестная сила! Мерещится, проклятый! — произнес Гвади вслух. Не хотелось ему верить, что совершенная ночью казнь была лишь порождением его фантазии и что Пория снова стоит перед ним жив-живехонек.

Арчил весело поздоровался:

— А я к тебе, Гвади… Здравствуй, товарищ!.. — Он неторопливо шагнул через плетень и с самым беззаботным видом пошел по двору.

В руках у него был аккуратно сложенный хурджин Гвади. Арчил приветливо улыбался.

Гвади стоял перед домом, судорожно сжимая ручку топора. Он не шевельнулся, не издал ни звука.

— Здравствуй, Гвади! Ты, видно, не ожидал меня? — заговорил Пория еще более приветливо. Приближаясь, он глядел Гвади прямо в глаза.

Гвади молчал.

— Язык у тебя отнялся, что ли, милый? Почему не здороваешься?

Они стояли теперь лицом к лицу. Арчил насторожился. Гвади был совсем не тот, что обычно. Лицо угрюмое. Ни слова привета. Замолчал и Арчил.

Проходили минуты. Чувство неловкости овладело и Арчилом и Гвади.

— Пожалуйте, — произнес наконец Гвади. Видимо, чувство гостеприимства взяло верх. Раскрыв рот для приглашения, он чуть было не обронил неизменное свое «чириме», но вовремя прикусил язык.

Арчил засмеялся и протянул Гвади руку. Он сделал это так стремительно, что у Гвади не оставалось другого исхода — он отбросил топор и пожал руку Арчилу.

— Я пришел поблагодарить тебя, Гвади! Ничего не пропало, ты в порядке доставил товар, — сообщил, словно необычно радостную весть, Пория. — Ты, вижу, чего-то грустишь… Что случилось? Ребята здоровы?

Лицо у этого подлеца сияло, как солнце. Глаза источали любовь, уста — мед, вот какой он сегодня.

Беседа велась неподалеку от хурмы.

Гвади развел руками и подался назад, точно желая сказать: «Стоило беспокоиться!» Язык на этот раз решиподарком удастся его навсегда купить. Арчил еще раз заглянул Гвади в глаза… и, подпрыгнув на месте, хлопнул себя по лбу, — казалось, он только что вспомнил что-то очень важное. Вскрикнул:

— А-айт! Ты ведь еще не знаешь, какое произошло вчера недоразумение. Поистине я виноват перед тобою, — бери нож, вот тебе моя шея… Слушай: воротился я от тебя домой, собираюсь ложиться, дай-ка, думаю, пересчитаю, сколько у меня денег в кармане, ты знаешь мою привычку… Сосчитал и чуть с ума не сошел, клянусь душой моей матери. Я приготовил для тебя новенькую десятку и засунул ее нарочно сюда, в боковой карман. Хотел тебе отдать… Смотрю, лежит, проклятая, на месте. Вот тут…

Он вынул из бокового кармана чохи хрустящую ассигнацию, помахал ею в воздухе и не переводя дыхания продолжал:

— Оказывается, я дал тебе вместо нее трехрублевку, — дал, не посмотрев!.. Стукнул я себя по голове, да было уж поздно… Лень стало возвращаться, к тому же я почти разделся. Ты, верно, здорово ругал меня, так ведь, Гвади? Нехороший ты человек, честное слово, нехороший… Сказал бы прямо: «Милый мой, что ты мне суешь?» Сам виноват! Помнится, ты что-то проворчал, но я подумал, что тебе мало десятки, и взъелся… Не годится так, Гвади, не годится. Между нами должно быть доверие и полная откровенность. На, возьми — это твое…

32
{"b":"132709","o":1}