Они стали напарниками, расследуя дело под названием «Ледяное сердце». Работу координировали с Майло Стеджисом. Предстояло покончить с подонком-психопатом, расправлявшимся с людьми творческих профессий. Довести дело до раскрытия оказалось не просто: Эрик едва не погиб от ножевых ран. Просиживая часами у дверей больничной палаты, Петра познакомилась с родителями Эрика и узнала, почему их сын так молчалив и держится отчужденно.

Когда-то у него была семья — жена и двое детей — но он всего лишился. Хизер, Дэнни и Дон. Их отняли у него жестоко, убили. Эрик восстановился в армии и целый год жил на антидепрессантах, затем пошел служить в полицию Лос-Анджелеса. Связи помогли ему получить должность детектива голливудском участке, и Шулкопф определил его в напарники Петры.

Если Шулкопф и знал о прошлом Эрика, то держал информацию при себе. Петра, ни о чем не подозревая, начала налаживать с напарником приятельские отношения и наткнулась на холодную стену. Вскоре она оставила свои попытки. Они отдалились друг от друга и до минимума сократили общение.

Затем наступила та ужасная ночь. Даже сейчас Петра все еще подозревала, что Эрик думал о суициде, отчаянно бросаясь на преступника, вооруженного ножом. Эту тему она никогда не поднимала. Не видела смысла.

Она была не единственной женщиной в его жизни. Еще работая над расследованием «Ледяного сердца», он встретил экзотическую танцовщицу, глупенькую блондинку с точеной фигурой. Девушку звали Кайра Монтего, хотя она была известна также как Кэт Магари. Она сидела возле палаты в обтягивающей одежке, сморкалась в платочек, разглядывала ногти. Было заметно, что она не в состоянии читать глянцевый журнал — то ли из-за беспокойства, то ли, как подозревала Петра, из-за врожденного нарушения внимания. Петра пересидела девицу, и когда Эрик проснулся, именно ее рука сжала его ладонь, именно она заглянула, в его страдающие карие глаза.

Эрик лечился несколько месяцев, Кайра регулярно навещала его в арендованном бунгало в Студия-Сити, принося суп из ресторана, пластиковые столовые приборы. А также свою силиконовую грудь, накладные ресницы и бог знает что еще.

Петра сама готовила для Эрика. Она выросла в семье вдовца из Аризоны, где кроме нее было пятеро братьев, и научилась отменно стряпать. Во время недолгого замужества она создавала настоящие деликатесы. После развода полуночница Петра редко включала духовку. Но, желая выздоровления Эрику, снова ощутила острую необходимость в ней.

Глупая блондинка в конце концов исчезла за горизонтом, и Петра немедленно заняла ее место. Они с Эриком, преодолев первоначальную неловкость, постепенно сдружились, а потом и сблизились. Любви он отдался с пылкостью, как освобожденный из неволи зверь. Утолив острый сексуальный голод, Петра обнаружила, что лучшего любовника у нее еще не было: он был то нежен, то страстен, при этом всегда знал, чего она ждет от него в тот или иной момент.

Потом они перестали быть напарниками на службе, но остались любовниками. Жили врозь: Эрик — в одноэтажном коттедже, Петра — в своей квартире на Детройт-стрит, возле музея Роу. Затем грянуло 11 сентября, и сотрудники Эрика, зная о его службе в войсках специального назначения, нашли ему новое применение. Его перевели из убойного отдела во вновь созданный отряд национальной безопасности и откомандировали за океан для антитеррористической подготовки. Целый месяц он учился в Израиле распознавать смертников и делал многое другое, о чем не мог ей рассказать.

Когда была возможность, звонил, иногда посылал письма по e-mail, а ее электронных посланий получать не мог. Последняя весточка от него пришла неделю назад. Иерусалим — прекрасный город, израильтяне — люди жесткие, бестактные, но компетентные. Он планировал вернуться через две недели.

Два дня назад пришла открытка с изображением башни Давида. На ней аккуратным почерком Эрика выведены слова.

П.

Думаю о тебе, все в порядке.

Э.

Работа в одиночку ей нравилась, но она знала, что не за горами день, когда ей навяжут нового напарника.

Закрыв дела Йошимуры и Кашиджана, она взяла два отгула, чтобы немного отдохнуть.

Но вместо отдыха получила кровавую баню и Айзека Гомеса.

Случилось это в тот день, когда она решила опять заняться живописью. Заставила себя встать в десять утра, чтобы при свете дня написать копию картины Джорджии О'Киф.

Она всегда любила эту художницу. Петра выбрала не цветы и не черепа, а серый, вытянутый вверх Нью-Йорк — раннюю работу О'Киф.

Повторить гениальную картину Петра не надеялась, но одно лишь стремление приблизиться к оригиналу пойдет ей на пользу. Кисть она не держала в руке несколько месяцев, и первые мазки дались с трудом. Однако к двум часам дня она вошла во вкус и подумала, что получается неплохо. В шесть часов села на диван, чтобы взглянуть на результат, да так и уснула в гостиной.

Ночью в пятнадцать минут второго ее разбудил телефонный звонок.

— Несколько жертв. Клуб «Парадизо», бульвар Сансет, рядом с Западной авеню. Вызываем всех детективов, — сказал диспетчер. — Возможно, уже показывают по телевизору.

Идя в душ, Петра нажала кнопку пульта. Сообщение о происшествии прозвучало на первом же канале, который она включила.

Возле клуба «Парадизо» застрелены несколько подростков. Там шел концерт хип-хоп групп. Трагедия произошла на территории парковки. Из окна неизвестного автомобиля высунулся ствол.

Четыре трупа.

Когда Петра приехала, территория была оцеплена, а тела жертв коронер уже прикрыл кусками полотна. Под сине-черным голливудским небом возвышались рядком четыре холмика. Из-под задравшегося угла полотна, скрывающего одну из жертв, виднелась кроссовка. Розовая кроссовка небольшого размера.

Мощные лампы заливали светом парковку. На первый взгляд, здесь было больше сотни подростков, кое-кто слишком юн, чтобы в столь поздний час ходить по улицам без сопровождения взрослых. Детей разбили на группы и каждую отвели в сторону под надзором полицейских. Пять групп, все — потенциальные свидетели. «Парадизо» — кинотеатр, который отдали сначала евангелистской церкви, а потом переделали в концертный зал, — мог вместить свыше тысячи зрителей. Из такой аудитории набралось не слишком много детей.

Петра поискала глазами других детективов и увидела Эб-рамса, Монтойю, Дилбека и Хааса. Вместе с ней их будет пятеро на пять групп.

Мак Дилбек имел за плечами тридцать лет службы. Ему и полагается быть старшим.

Петра направилась к Дилбеку. Он помахал ей рукой еще издали, когда до него оставалось десять ярдов.

Маку исполнился шестьдесят один год. Рост пять футов восемь дюймов. Серебристые набриолиненные волосы и такой же блестящий серый костюм из синтетики. Узкие округлые лацканы выглядели несколько старомодно, однако Петра знала, что он купил костюм новым. Мак пользовался лосьоном «Аква Велва», носил кольцо с искусственным рубином — память об окончании средней школы — и жетон полиции Лос-Анджелеса. Жил он в Сими-Вэлли, на работу добирался на старом «кадиллаке». По выходным предпочитал конные прогулки, либо катался на «харлее». Сорок лет женат, на бицепсе татуировка «Semper Fi» ^[1]. Петра считала его умнее большинства врачей и юристов, с которыми была знакома.

— Извините, что прервал ваш отдых, — сказал он. Глаза усталые, но выправка, как всегда, безупречна.

— Похоже, нам понадобится весь наш штат. Мак помрачнел.

— Настоящая бойня. Четверо детей.

Он повел ее по широкой подъездной аллее подальше от тел — к Западной авеню. В этот ранний утренний час транспорта здесь почти не было.

— Концерт закончился в половине двенадцатого, но ребятишки крутились на территории стоянки — курили, пили.

Типичное поведение. Автомобили отъезжали, но один из них задним ходом двинулся к толпе. Ехал медленно, никто не заметил. Затем из окна показалась рука и ствол, раздались выстрелы. Охранник был слишком далеко и ничего не видел, зато слышал с дюжину выстрелов. Четыре попадания, все смертельны. Похоже, девятимиллиметровый калибр. Петра взглянула на ближайшую группу ребят.