С точки зрения жителей Миры это был просто грабеж, и понятно, что греческая Церковь отказалась от празднования этого события. Радость жителей Бари, которые теперь могли установить новую раку в своем городе, и Римской Церкви, которая ее благословила, тоже вполне понятна. Быстроту, с которой русские приняли праздник Перенесения, объяснить намного труднее. Однако, если мы примем в расчет историческую почву южной Италии и Сицилии, русские связи с ними станут яснее. Это затрагивает давние интересы Византии в том регионе и касается еще более раннего продвижения норманнов с запада. Норманны, чьей первоначальной целью была война против арабов в Сицилии, позднее установили свой контроль над всей территорией южной Италии, и это положение вызвало целый ряд столкновений с Византией. Мы уже видели, что в византийской армии были вспомогательные русско-варяжские войска, по крайней мере, с начала десятого века. Известно, что сильное русско-варяжское соединение принимало участие в византийском походе на Сицилию в 1038 – 1042 гг.572 Среди других варягов в экспедиции принял участие норвежец Харальд, который позднее женился на дочери Ярослава Елизавете и стал королем Норвегии. В 1066 г. еще один русско-варяжский отряд, находившийся на византийской службе, был размещен в Бари.573 Это было до «перенесения» реликвий Св. Николая, но следует заметить, что некоторым из русских столь сильно понравилось это место, что они осели там постоянно и со временем итальянизировались. По-видимому, через их посредничество Русь узнавала об итальянских делах и особенно близко к сердцу приняла радость по поводу новой святыни в Бари.

Поскольку на протяжении всего этого периода война была тесно связана с торговлей, результатом всех этих военных походов, видимо, явились какие-то коммерческие взаимоотношения между русскими и итальянцами. В конце двенадцатого века итальянские купцы расширили свою торговую деятельность до. причерноморского региона. Согласно условиям византийско-генуэзского договора 1169 г., генуэзцам было дозволено вести торговлю во всех частях Византийской империи, за исключением «Руси» и «Матрахи».

Г. И. Братяну толкует эти названия как Черное море и Азовское море.574 Так, по его мнению, Босфор оставался закрытым для генуэзцев. Это толкование не убедительно; намного более правдоподобным представляется объяснение Кулаковского. Он полагает, что эти два названия относятся не к двум морям, а к отдельным местностям. «Матраха», конечно, является другим названием Тмутаракани. «Русь», на взгляд Кулаковского, следует отождествить с Керчью. Таким образом, согласно этому ученому, для генуэзцев было закрыто только Азовское море, а не Черное.575

В период Латинской империи (1204 – 1261 гг.) Черное море также было открыто для венецианцев. Как генуэзцы, так и венецианцы со временем основали ряд торговых баз («факторий») в Крыму и Приазовье. Хотя и нет свидетельств о существовании таких факторий в домонгольский период, но и генуэзские, и венецианские купцы, должно быть, посещали крымские порты задолго до 1237 г. Поскольку их также посещали и русские купцы, была очевидная возможность некоторых контактов между русскими и итальянцами в Причерноморье и Приазовье даже в домонгольский период.

Между прочим, можно отметить, что значительное число русских, должно быть, приезжало в Венецию и другие итальянские города вопреки желанию, в иной связи с черноморской торговлей. Они были не торговцами, а наоборот, объектами торговли, то есть рабами, которых итальянские купцы покупали у куманов (половцев). Говоря о Венеции, мы можем вспомнить «венедицких» певцов, упоминаемых в «Слове о полку Игореве». Как мы видели (см. 2, выше), их можно считать либо балтийскими славянами, либо венетами, но скорее всего они были венецианцами.

С Испанией, или, точнее, с испанскими евреями хазары вели переписку в десятом веке.576 Если какие-либо русские и попадали в Испанию в киевский период, то они тоже, вероятно, были рабами. Следует заметить, что в десятом и одиннадцатом веках мусульманские правители Испании использовали рабов в качестве телохранителей или наемников. Такие войска известны как «славянские», хотя в действительности только часть из них составляли славяне. Многие из арабских правителей Испании опирались на эти славянские соединения в несколько тысяч человек,577 которые упрочивали их власть. Однако знания об Испании на Руси были туманными. В Испании, однако, благодаря исследованиям и путешествиям мусульманских ученых, живших там, постепенно было собрано определенное количество сведений о Руси – древней и современной им. Трактат Аль-Бакри, написанный в одиннадцатом веке, содержит ценные сведения о докиевском и раннем киевском периодах. Наряду с другими источниками, АльБакри использовал повествование еврейского купца Бен-Якуба.578 Еще один важный арабский труд, содержащий сведения о Руси, принадлежит Идриси, также жителю Испании, завершившему свой трактат в 1154 г.579 Испанский еврей, Вениамин из Туделы, оставил ценные записки о его путешествиях по Ближнему Востоку в 1160 – 1173 г., во время которых он встречался со многими русскими купцами.580

Византийская империя в политическом и культурном отношениях была главной силой средневекового мира, по крайней мере, до эпохи крестовых походов.581 Даже после первого крестового похода империя все еще занимала чрезвычайно важное место на Ближнем Востоке, и лишь после четвертого похода обозначился упадок ее могущества. Таким образом на протяжении почти всего киевского периода Византия представляла собой высший уровень цивилизации не только для Руси, но также и по отношению к Западной Европе. Достаточно характерно, что с византийской точки зрения рыцари – участники четвертого крестового похода – были не более чем грубыми варварами, и следует сказать, что они действительно вели себя именно так.

Для Руси влияние византийской цивилизации значило больше, чем для любой другой европейской страны, за исключением, возможно, Италии и, конечно, Балкан. Вместе с последними Русь стала частью греко-православного мира; то есть, говоря в терминах того периода, – частью византийского мира. Русская Церковь была не чем иным, как ветвью византийской Церкви; русское искусство было пронизано византийским влиянием.

Следует принять в расчет, что, согласно византийской доктрине, греко-православный мир должен быть руководим двумя главами – патриархом и императором; «созвучие» между Церковью и государством должно было составить основание греко-православного общества.582 Теория не всегда соответствует факту. В первую очередь константинопольский патриарх не был главой всей греко-православной Церкви, поскольку было еще четыре патриарха, а именно: епископ Рима (т. е. папа, признанный одним из вселенских патриархов до схизмы 1054 г.) и три восточных патриарха (Александрии, Антиохии и Иерусалима). Что касается Руси, то это не имело большого значения, поскольку в киевский период русская Церковь была не более чем епархией константинопольского патриархата, а власть того патриарха была огромной.

Но характер отношений между императором и патриархом Константинополя мог затрагивать, а иногда и затрагивал Русь. Хотя теоретически патриарх не был подчинен императору, на деле во многих случаях выборы нового патриарха зависели от отношения императора, который был в том положении, чтобы вмешиваться в церковные дела. Со временем некоторые византийские ученые, специализирующиеся в церковном праве, были вынуждены признать привилегии императора в управлении Церковью.583