И снова по приказу Владигора повыбивали донышки из полутора десятков бочек с крепким медом, и уж подходили синегорцы к Пустеню радостные и возбужденные и меж собою говорили так:

— Ничего, ребята! Князь нас не предаст! Недаром огненное зелье приготовил. Как жахнет — полстены не будет.

— Нас бы только не побило… — с сомнением качал головой какой-то воин.

— А что если и побьет с десяток-полтора! Другие-то пролезут в город!

— Вот пусть тебе и оторвет башку, а мне не к спеху, я еще в Пустене всласть хочу нажраться да напиться!

Так подходили они, ведомые командирами, к тому месту, где порох был заложен. По приказу князя остановились в поле, в двухстах шагах от норы, вместившей десять бочек с порохом. Крас с Владигором уже хлопотали близ нее, тянули от горки с нарочито высыпанным зельем бечевку, пропитанную пороховым составом.

— Ну, зажигаем! — сказал Крас, когда конец бечевки был уже далеко от пороховой мины. — Высекай искру, ван! Сейчас увидишь ты, на что способен Огненный дух победы!

Владигор кресалом по кремню чиркнул. Снопик искр упал на конец бечевки, и тотчас зашипела, разбрасывая искры, тонкая огненная змейка, светлячком на черной, не освещенной еще земле побежало пламя к бочкам с порохом, прикрытым дерном, чтобы не видно было их со стен.

— Прочь бежим! — закричал Крас, таща Владигора за рукав.

Князь кинулся вслед за Красом, который, несмотря на тучную фигуру, бежал довольно прытко.

Не успели Владигор и Крас преодолеть и пятидесяти шагов, как вздрогнула у них под ногами земля, точно не на твердом месте они стояли, а на зыбучем болоте, в уши ворвался страшный грохот, яркая вспышка осветила поле перед стеной, и ураганный ветер повалил Владигора и Краса на землю, а чуть позднее посыпались на них земляные комья, древесная щепа и глина.

Никогда не слышал Владигор такого грохота. Даже раскаты грома не гремели так оглушительно, как вырвавшийся на волю огненный дух. И долго лежали на земле синегорцы, напуганные и оглушенные, присыпанные земляным крошевом, думая про себя: то ли вновь Перун их наказать решил, то ли сам Владигор сильнее Перуна стал, завладев способом творить гром и молнии.

Да и Владигор, находившийся к стене поближе, чем его рать, лежал ошеломленный, не ожидал он, что действие Огненного духа окажется таким могучим. Но привел его в чувство Крас, шепнув ему:

— Ну, княже, поднимайся, веди своих воинов в пролом, в Пустень. Проход открыт.

Владигор, голову подняв, взглянул туда, где еще совсем недавно возвышалась пустеньская стена. Сразу увидел он в ней большую, с висящими по краям бревнами, брешь. Бледный свет зари взору его явил и очертания построек Пустеня, что виднелись через пролом. И, увидев это, понял Владигор, как близок он к победе.

На ноги вскочил он резво, точно и не был оглушен и ушиблен ураганом Огненного духа. Меч выхватив из ножен, обернулся к дружинникам и рати, крикнул:

— Синегорцы! За мной, на приступ! Нет больше для вас преграды! Вбегайте в город!

Воины головы подняли, пролом увидели, и всякий понял, что дождались победы. Толпой нестройной бросились к пролому, готовые уничтожить всякого, кто встретится на их пути.

Но, видно, иги не заметили, чем занимались ночью синегорцы, а тем более не предполагали, что неведомая, страшная сила сумеет разрушить крепкую пустеньскую стену. Лишь с десяток ночных дозорных, бродивших по площадкам стены, попытались было остановить толпу, но проще было бы ветхому мосточку сдержать ледовую лавину в половодье, чем этой горстке смельчаков противостоять рвущимся к победе синегорцам. Не изрубленные, а просто растоптанные тысячами ног, они остались лежать у пролома, в то время как жаждущие женщин и богатства воины Владигора бурными ручьями растеклись по узким улочкам города, врываясь в каждый дом, где нещадно убивали, насиловали, грабили. Только поджигать дома им было строжайше запрещено Владигором, стремившимся сделать Пустень новым Ладором.

Сам князь с дружинниками быстро овладел и дворцом Грунлафа. Когда вбежал он на подворье, сердце его не затрепетало, хотя еще осенью прошлого года Владигор был сам не свой от безумной страсти, сжигавшей его. Лик Кудруны, поцеловавшей его на пиру, не мелькнул в памяти князя. Иные страсти волновали сейчас его сердце.

В спальню княгини Крылаты, супруги Грунлафа, Владигор вломился с обнаженным, окровавленным мечом. Женщина, заслышав шум, встала с постели. В одной только нижней рубахе, гордо и бестрепетно спросила, увидев вбежавшего воина:

— Кто ты, срамник, и по какому праву врываешься в спальные покои самой Крылаты?! Я — жена Грунлафа!

— А я — Владигор, князь синегорский, и плевать хотел я на то, что ты — жена Грунлафа! Теперь ты в моей власти точно так же, как Ладор, столица Синегорья, во власти мужа твоего. Теперь мы квиты. Но не бойся, ты — старуха, и мне не нужна. Сейчас же покажи, где скрыты сокровища Грунлафа. Он завладел моими, я вправе забрать его богатства!

Рано постаревшая женщина молчала. Когда Грунлаф уходил в поход, он доверил ей присматривать за своими несметными сокровищами, и добровольно передать их врагу Крылата считала предательством и преступлением.

— Не дам! — сказала она решительно. — Прочь пошел, щенок синегорский! Ты не сумел сберечь мою единственную дочь, Кудруну, врученную тебе, когда ты был уродом! Теперь же ты хочешь ограбить нас! Прочь отсюда!

Владигор, нагло улыбаясь, стер кровь с клинка полотном рубахи стоявшей перед ним женщины, вложил меч в ножны и сказал:

— Пустень мой. Ты, Крылата, наверное, слышала грохот? Это мое войско вошло в твою столицу через пролом, сделанный в стене средством, имеющимся только у меня. Знай, я сровняю Пустень с лицом земли, и никто никогда больше и не вспомнит об игах. Где они? Почти все жители перебиты моими воинами. Кто защитит тебя? Знай, я уже не прежний Владигор. Я ищу власти над всеми соседними землями. Зачем тебе умирать? Лучше проведи меня в сокровищницу, и я, так и быть, пощажу тебя, Крылата.

Княгиня знала о добрых свойствах души Владигора, но теперь она видела перед собой жестокое, неумолимое существо, готовое на все.

Не с ненавистью, а с горечью взглянула Крылата на Владигора, подошла к стене и отбросила занавес. Откинув крышку небольшого сундука, она достала оттуда ключи и резко сказала Владигору:

— Идем! Я все отдам тебе!

— Ну, так-то лучше, княгинюшка. Тебе на пользу! — со смехом сказал Владигор и вышел вслед за повелительницей Пустеня, теперь не принадлежавшего ей.

Они долго шли по переходам дворца, покуда Крылата не остановилась рядом со стеною, ничем не отличавшейся от прочих стен.

— Я могла бы не отдать тебе сокровища моего мужа, Владигор. Никто не сумел бы их разыскать, кроме Грунлафа и меня. Но я знаю, что они сослужат тебе дурную службу, а поэтому владей ими безраздельно.

Отодвинув пластину на стене, Крылата просунула ключ в замок. Часть стены отошла внутрь, и Владигор, захвативший с собою факел, увидел сундуки. Они были очень похожи на те, что стояли в сокровищнице ладорского дворца, но ему сейчас казалось, что он стал обладателем совершенно необыкновенных богатств, способных превратить его во властелина мира. Князь шел мимо сундуков, поднимая крышки, но блеск прекрасных вещей почему-то не радовал его.

А у входа в сокровищницу стоял Крас, но он был серьезен, как никогда. Чародей считал, что все происходящее здесь, в этом городе, в этом дворце, столь естественно подчинено законам природы, что поведение Владигора нельзя ни ругать, ни как-то поощрять. Крас даже не испытывал радости от внушенной Владигору мысли стать императором.

Разве можно хвалить людей за то, что они приходят к завершению пути, на который их толкнула мать-природа?