Никки решила, что вернется в Оксфорд в понедельник вечером. Ей ужасно хотелось остаться в Лондоне с Харпером еще на одну ночь. Но он был весь в делах, а когда разговаривал с ней по телефону во время ленча, голос его звучал резко и озабоченно, поэтому она не стала навязывать ему свое общество.
В пять часов Харпер сделал перерыв в своем напряженном расписании, чтобы отвезти ее на вокзал, где она должна была сесть на поезд до Оксфорда. Знай она заранее, какой странной будет эта поездка, то отказалась бы ехать с ним: Харпер, хмурый и молчаливый, вел машину, а Никки уставилась в окно на кишащие автомобилями улицы, стараясь придумать тему для разговора. Ее обуял страх, что того согласия, которое установилось между ними на уикэндах, может уже не быть.
Возможно, Харпер просто не мог одновременно вести машину и поддерживать беседу, а может быть, он за что-то рассердился на нее. Да и вообще все это — плод ее воображения. Тем не менее, после того как она купила билет и он проводил ее к нужному перрону, Никки почувствовала себя очень несчастной.
Она повернулась к нему, чтобы попрощаться, думая, что он не заметил ее состояния. Но ему было достаточно лишь взглянуть на нее, чтобы все понять. Он нетерпеливо и тяжело вздохнул, обнял ее и так крепко прижал к себе, что у нее чуть не затрещали кости. Никки стало ужасно стыдно, так как она решила, что ему не терпится отделаться от нее.
— О Боже, посмотри на часы, — отвернувшись, пролепетала она, а слезы застилали ей глаза. — Ближайший поезд отойдет через несколько минут. Мне придется бежать бегом.
На самом деле ей хотелось подольше' остаться в его теплых объятиях.
Он прижал ее еще крепче, затем отпустил и сделал шаг назад. Взгляд был жесткий, губы напряженно сжаты. У Никки сдавило сердце. Ничего не видя, она ткнулась губами ему в подбородок, затем, спотыкаясь и не оглядываясь, пошла к поезду. Харпер, наверное, уже ушел, и лучше ей, глупой, этого не видеть!
Лишь войдя в переполненный вагон и найдя место, где можно было более или менее свободно встать, она сообразила — он ведь не сказал ей ни единого слова, ни доброго, ни сердитого, даже не попрощался.
Июнь пролетел быстро. Правда, для Никки существовали одни лишь уик-энды. Харпер дал ей ключ от висячего замка на двери в ее новую светлую мастерскую. Как только прибыли необходимые художественные принадлежности, она в короткий срок закончила эскизы и сосредоточилась на портрете Харпера. С этой минуты начался отсчет шестимесячного срока.
Она работала как одержимая, хотя и понимала, что не следует так спешить. Часами она делала наброски, а если они ей не нравились, рвала их на клочки в ярости оттого, что впервые у нее не все получалось, как хотелось.
А часы, проведенные с Харпером… Никки будет вспоминать этот июнь с почти невыносимой болью, так как каждый уик-энд ослепительно ярко запечатлелся у нее в памяти, словно дни перед надвигающейся смертью и потому такие скоротечные. Между ними было все: смех и обида, радость, такая огромная, что казалось, она умрет от нее, редкие, но бурные споры. Каждое столкновение, каждая ночь любви, каждый бесценный миг, проведенный с Харпером, были для Никки восхитительны и потрясающи.
Она все время думала, как внести в их жизнь больше уравновешенности, видела, что Харпер тоже прилагает к этому усилия — то вдруг проявит терпение в споре, то разрядит улыбкой тяжелую атмосферу, возникшую из-за его плохого настроения. Иногда согласие им почти удавалось, и тогда эти волшебные минуты тянулись вечно. Они имели свой вкус, запах, их можно было потрогать. Ей казалось, что она близка к безмятежному счастью. Но затем какая-нибудь мелочь, вроде непонятного взгляда или загадочного замечания, снова разрушала равновесие.
Один такой вечер никогда не изгладится у нее из памяти. Это было последнее июньское воскресенье. Накануне в субботу они с Харпе-ром поздно легли спать, долго разговаривали, а потом в полной гармонии занимались любовью. На следующий день, в воскресенье, она согласилась поиграть в компьютерную игру с Чарлзом, а Харпер спустился вниз побыть с матерью.
В игре с Чарлзом Никки потерпела полный крах. Хихикая от восторга, шестилетний ребенок легко переиграл ее, так как она, к своему стыду, совершенно не умела управляться с клавиатурой компьютера. Никки признала свое поражение, а про себя смеялась, видя, с какой жалостью смотрит на нее Чарлз. Выполнив обещание, данное мальчику, Никки бесшумно сбежала по лестнице вниз в поисках Харпера и Хелен.
Они, должно быть, в малой гостиной, подумала она, не обнаружив их в передних комнатах. Она уже была у открытых дверей и тут услыхала безукоризненно правильную английскую речь Хелен:
— Просто стыдно за нее. Неужели она не понимает, что ведет себя неподобающим образом?
Никки остановилась как вкопанная. У нее было такое чувство, будто ее предали. Хотя они с Хелен всегда были всего лишь вежливы друг с другом, ей очень нравилась мать Харпера, и она полагала, что это доброе отношение взаимно. Сейчас Никки ощутила в голосе Хелен явное неодобрение. Она застыла на месте, ожидая, что ответит Харпер. После тягостного минутного молчания он сказал жестко и неумолимо, словно выносил приговор:
— Да, я знаю. Если бы я мог предположить, что она поведет себя именно так, то никогда не допустил бы этого. Я просто не представлял, как глубоки ее чувства.
От такого предательства Никки в ужасе зажала руками рот, чтобы подавить крик. Голова была как в тисках, и она больше ничего не расслышала. Затем раздался холодный голос Хелен:- Я полагаю, что, порвав с ней, ты вынужден будешь прекратить отношения и с ее семьей. Это очень неприятно. Что ты собираешься предпринять?
— Я предоставил Никки несколько удобных случаев, но она даже не хочет это обсуждать. Замкнулась в себе. Она слишком гордая, и с ней трудно договориться. — Харпер сердито рассмеялся.
Они обсуждают ее жизнь, будущее, ее любовь и счастье так, словно у нее нет ни права голоса, ни права выбора! От охватившего ее гнева у Никки потемнело в глазах.
— Но ты должен что-то сделать. Так дальше продолжаться не может, — сказала Хелен с беспокойством.
Харпер огрызнулся:
— Я уже сам подумал о том, что мне делать! Но сейчас об этом рано говорить.
Что ж, и на том спасибо. Он хотя бы кажется немного задетым. Злые и мучительные слезы потекли у Никки из глаз. Она повернулась, чтобы убежать к себе. Как же ей хотелось не плакать, а с решительным видом войти в комнату и, черт побери, посмотреть им обоим в лицо!
Внизу лестницы она столкнулась с Чарлзом, и мальчик обхватил ее за талию.
— Никки! — испуганно воскликнул он. — Что с тобой?
Она с силой вцепилась в его футболку и прошептала:
— Никому не говори, что видел меня, понял? Ни слова!
— Я… не скажу… — запинаясь, произнес Чарлз, ничего не понимая, но видя, как ей плохо. — Я обещаю! А почему ты плачешь?
Она пробормотала что-то в ответ и обхватила себя руками, словно больше ей не за что было ухватиться в жизни. Сверкая голубыми глазами, она выдавила сквозь зубы:
— Попрощайся за меня с бабушкой и скажи, что я пошла работать в мастерскую. А Харперу скажи… что я увижусь с ним в пятни-цу- — Никки… — Мальчик неуверенно протянул ей руку. Но он ведь еще ребенок и мало что понимает, а она вне себя, как раненое животное. Поэтому она смогла лишь повторить:
— Обещай мне!
— Да, обещаю.
Вот, теперь она обидела его, а он ни в чем не виноват. Никки обняла его и зашептала, прижавшись лицом к голове мальчика:
— Извини, милый. Я просто сейчас очень расстроена и мне надо успокоиться. Это наш с тобой секрет, хорошо?
Он в ответ прижался к ней, уткнувшись лицом ей в блузку.
— Ладно.
В мастерской над гаражом Никки бросилась ничком на пол. Она лежала раскинув руки, словно черпала силу из деревянных досок. Она не знала, сколько времени так пролежала — наверное, долго, так как небо за окном потемнело.
Вдруг снизу раздался настойчивый, сильный стук в дверь. В тишине он прозвучал так громко, что она едва не подпрыгнула. Входя в мастерскую, Никки закрыла дверь на задвижку и теперь лежала неподвижно, прислушиваясь к стуку. Издалека раздался голос Харпера. Ее это не удивило. Харпер, конечно, не поверил тому, что ему передал Чарлз, так как она никогда не работала по уик-эндам в его присутствии и всегда старалась быть рядом с ним, чтобы попрощаться перед его отъездом.
