— А почему вы так старательно напускаете на себя отстраненный вид? Почему Гордон Стенхоуп непоседлив, а Дункан Чанг невозмутимо-спокоен? Если вы станете задавать подо-бные вопросы, то получите соответствующие ответы.

Харпер подошел к ней. Его мускулистое тело хищника двигалось к определенной цели, и этой целью была Никки. Она стояла отвернувшись от него, но он взял ее своей огромной ладонью за щеку и странным голрсом сказал:

— Зачем же мне тогда было спрашивать? Конечно, я хочу знать ответ.

Никки не нужны были ни его умные сентенции, ни его пугающая проницательность. А меньше всего ей хотелось испытывать это унижающее ее желание ощущать прикосновение его руки. Она пронзила его гневным взором.

— Я вас уже просила не опекать меня.

— Разве в правде есть элемент опеки? — лениво парировал он, и при этом его рука интимно опустилась на ее обнаженное плечо. У Никки чуть не подогнулись колени. Она хотела отстраниться, но его пальцы крепче сжали ей плечо и не отпускали — его вполне устраивало то, что они касались друг друга. Он не сводил с нее требовательного взгляда, — Вы правы, но лишь отчасти: я не всегда такой уж равнодушный.

Никки не могла взять в толк, что между ними происходит, что это — дискуссия, перебранка или они о чем-то договариваются? Ей хотелось закричать на него или расплакаться, а она вместо этого пытается объясниться с ним.

— Я расплачиваюсь за то, что делаю. Разве у других это не так? — нервно прошептала она. — Возможно, я не рисую для себя, потому что это никому не интересно. А так по крайней мере зарабатываю на жизнь, делая то, что доставляет мне удовольствие. Мне это не наскучило, я не разочаровалась. Ничто меня так не занимает, как моя работа. Я полностью погружена в нее.

— Значит, вы поглощены ею. Неудивительно, что вы сделали такую успешную карьеру. Выходит, это единственное, что вас занимает, потому что другого вы просто не хотите узнать. Как же вы простодушны, — сказал Харпер и наклонил к ней голову.

Никки тут же разгадала намерение Хар-пера и в ужасе застыла. Наверное, он это почувствовал, так как его пальцы впились в нее крепче. А может, и ничего не почувствовал, но тем не менее неторопливо нагибал голову, пока его рот не приник к ее губам.

Никки казалось, что мир рушится. Она вся сжалась и от напряжения начала дрожать и задыхаться. Но вдруг, ощутив нежность его поцелуя, успокоилась. Поцелуй Харпера не был требовательным — Харпер просто касался губами ее губ, выжидая, когда она расслабится и перестанет дрожать. Никки с облегчением перевела дух, поняв, что он поцеловал ее безо всякой страсти, а просто в знак внимания и признания ее профессионального мастерства. А может, он таким образом хотел попрощаться с ней? Это предположение молнией пронзило ее и сильно огорчило.

Конечно же, он таким образом говорил «прощай». Он пришел движимый любопытством и необходимостью сделать заказ. Для столь важной и надменной персоны шаг поразительный. Но почему-то он передумал и решил вести свои дела с другой фирмой. Теперь он повернется и уйдет навсегда из ее жизни.

Харпер выпрямился. Его темные глаза встретились с недоуменным взглядом ее огромных глаз. Смотрел он на нее отчужденно. Он и до того был ей непонятен, а теперь выражение его лица приводило в полное замешательство.

Он провел пальцами по ее ключице, отчего у Никки по спине прокатился судорожный трепет. Тут он улыбнулся и снова превратился в расчетливого бизнесмена, манипулирующего людьми.

— У меня к вам есть предложение, — отрывисто произнес он.

Как же трудно в нем разобраться и как сильно он притягивает к себе! У Никки кружилась голова. _t

— Какое именно? — спросила она, настороженно глядя на Харпера, как на кобру.

В темных глазах промелькнул смех, и он медленно произнес:

— Деловое предложение, разумеется. Я хочу купить вашу работу.

Неужели ему от нее надо лишь это? Никки сама не знала, что выражает сейчас ее лицо, и на всякий случай отвернулась.

— Если вам нужны какие-нибудь рекламные материалы, то обговорите это с Питером, — решительно сказала она.

— Это совсем не то, — властно заявил Харпер. — Я хочу купить картину, которую вы еще не нарисовали.

Никки от удивления вскинула голову и, нахмурившись, ответила:

— Я не делаю работ на заказ. Я… даже не знаю, сумею ли это сделать.

У Харпера изогнулись гладкие брови.

— Тогда, может, настало время попробовать? Я хочу лишь, чтобы следующая ваша работа стала моей. Вы можете рисовать что угодно. Картина может быть любого размера — мне все равно. Единственное условие: вы должны потратить на нее не менее шести месяцев. И цена будет установлена соответственная.

Он назвал неправдоподобно огромную сумму, но Никки едва это расслышала. Уставившись на него, она воскликнула:

— Шесть месяцев! Да я никогда столько времени не тратила на одну работу! Как можно ставить подобное условие? Разве знаешь заранее, сколько времени на это уйдет? Ерунда какая-то!

— Не совсем, — мягко заметил Харпер. Его карие глаза пронизывали ее своим взглядом, а выражение худощавого лица было вызывающим. — Как я уже говорил, когда вы станете зрелым художником, то это будет что-то потрясающее, но… из того, что я увидел сегодня утром, я. не купил бы ничего, так как вам еще предстоит выяснить для себя, на что вы годитесь. Мне нужна совершенная работа, а не та, что лишь сулит обещания на будущее.

— Да как вы смеете! — Никки окаменела от возмущения. Никто и никогда не отвергал ее работ таким образом!

Его губы вытянулись в презрительной улыбке, и он холодно произнес:

— Вас удивляет, что я смею так говорить с вами и иметь собственное независимое мнение? Все очень просто, моя девочка, — вы ведь не можете отгородиться от мира своими работами, а мои требования для всех без исключения очень высокие.

Никки чуть не задохнулась, ноздри у нее раздувались, она была оглушена, словно он влепил ей пощечину. Спокойствие, с которым он ответил, нанесло безжалостный удар по ее самооценке. Она чувствовала себя одновременно очень юной и неопытной, рассерженной и обиженной, а скука на лице Харпера говорила ей о том, что он все видит и это ему безразлично.

Так бесцеремонно о ее работе никто ни разу не отзывался. Она обучалась в парижской школе, одной из лучших в мире, у превосходных преподавателей, от которых, кроме похвалы и поощрения, ничего никогда не слышала. Даже самодовольный Питер относился к ней достаточно внимательно. Высокое мнение о своей работе сложилось у Никки под влиянием взглядов окружающих ее людей.

Побледнев, она вдруг осознала, как же была самонадеянна и самодовольна. Харпер прав: это состояние затянулось слишком надолго. Конечно, она разъярилась от той нестерпимой манеры, в которой он это выразил.

Вдруг ее пронзила мысль, что лишь человек, обладающий необычайно тонким вкусом, мог так украсить гостиную особняка в Мейфэре выдающимися произведениями искусства. — Гнев ее поутих, и она холодно сказала:

— Но вы ведь представляете себе, что этот опыт может оказаться печальным? Я не могу поручиться за качество живописи, поскольку не знаю, как вынужденные временные ограничения скажутся на моей работе.

— Я подумал об этом, — сдержанно ответил Харпер и смерил Никки оценивающим взглядом, словно прикидывая ее достоинства и недостатки.

Никки снова охватил сильный гнев, и она сжала зубы. У нее было такое ощущение, как будто ее выставили на аукцион и она ждет, когда за нее предложат наивысшую цену.

— Из того, что я сегодня увидел, я сделал вывод, что могу рискнуть. В любом случае картина, будет оплачена. Но на раздумья у вас не много времени. Я не люблю ждать.

Господи, да он ведет себя просто отвратительно!

— Но вам придется подождать полгода! — едко заметила Никки.

— С гарантией конечного результата, — со злой усмешкой сказал он, — и не имеет значения, каков будет результат.