Что же оставалось делать?

Заявить, что импресарио отбыл по срочному делу, и потребовать переноса выборов? Это истолкуют как бегство с соответствующими комментариями. О таком варианте нечего было и думать На минуту в нем вспыхнула надежда, что Карло Авола с присущей ему непринужденностью приготовил некий театральный эффект, какие случаются в итальянской опере (шут герцога вдруг открывает, что, сам того не зная, уложил свою дочь в его постель). Чтобы вернее добиться желаемого результата, он внезапно исчез, а потом вдруг появится снова, когда все, кажется, уже потеряно. Но Ла Мориньер быстро отмел эти домыслы: подобные мизансцены бесполезны и даже вредны.

Значит, что-то произошло. Но что именно? В дверь кабинета постучали. Он нервно спросил:

— Что там у вас?

Горничная-испанка приоткрыла дверь.

— Там журналист. Хочет видеть месье.

Он подумал: «Наверняка это Рошан» и заколебался. Трудно отказать в беседе этому знатоку футбола в тот момент, когда домогаешься места руководителя клуба. Даже ссылаясь на занятость А может быть, у журналиста есть какая-то неизвестная пока информация.

— Впустите.

К своему удивлению, он увидел не приветливого репортера из журнала «Баллон д'ор», а незнакомца со скорее неприятными манерами и чертами лица.

— Луи Дюгон из газеты «Курье дю Миди».

Хваткий, как все репортеры отделов происшествий, гость сразу же почувствовал настороженное к себе отношение.

— Может быть, вы ждали моего коллегу Рошана?

Лa Мориньер овладел собой.

— Действительно, ибо в отличие от него я никогда не имел удовольствия встречать вас в раздевалках клуба.

Корреспондент региональной газеты усмехнулся.

— По той простой причине, что от спорта меня тошнит.

Его собеседник выразил удивление.

— Тогда я не вижу смысла беседовать. Мои отношения с прессой ограничиваются исключительно футболом. И поскольку, как мне кажется, вы не испытываете почтения к поклонникам кожаного мяча…

Дюгон не дал ему договорить, вздохнув с лицемерным сожалением.

— Которые сегодня так опечалены, особенно в Вильгранде. Довольно уже того, что клуб потерял трагическим образом своего казначея, этого бедного Виктора Пере. Лишь бы поговорка «Бог троицу любит» не сбылась еще раз.

Ла Мориньер подумал, что предчувствие какой-то страшной беды не обмануло его, и спросил дрогнувшим голосом:

— Вы не можете выразиться яснее, месье?..

Охваченный волнением, он не вспомнил имени своего визитера. Тот не обиделся.

— …Дюгон. Луи Дюгон. Вы не слышали информацию по радио?

Словно кошка с мышью, он играл на нервах своего собеседника, чтобы, выведя его из равновесия, выудить какие-то признания, которые тот может сделать под воздействием психологического шока. Кандидат в президенты клуба попытался сохранить спокойное лицо, хотя тревога сжимала ему грудь.

— Я не провожу время, сидя у приемника.

Дюгон кивнул с деланным сочувствием. Но из-под его полуопущенных, словно у жабы, век глаза смотрели с колючей остротой.

— Разумеется, это лишь нам, журналистам, кажется, что люди живут в ожидании новостей.

Бывший страховой агент потерял терпение, видя, как тот все ходит вокруг да около.

— Прошу вас, говорите прямо. Меня ждут.

Дюгон пожал плечами, чтобы продемонстрировать свое бессилие перед фатальным роком.

— Вы не представляете, как неприятно быть человеком, который приносит дурную весть. — Он вздохнул еще раз. — Но что поделаешь… Сегодня утром над Луарой потерпел катастрофу самолет. Свидетели говорили о том, что в небе произошел взрыв… В настоящее время жандармерия, наверное, собирает обломки, которые разлетелись на сотни метров.

Ла Мориньеру не нужно было спрашивать, кто был на борту самолета. Он это знал. Ноги его ослабели, и он опустился в кресло. Корреспондент «Курье дю Миди» склонил голову, чтобы продемонстрировать свое сочувствие.

— Я вижу, что вы поняли, о ком идет речь. Значит, вы знали об отъезде месье Карло Аволы? Однако аэродромные служащие мне сказали, что план полета не был передан на контрольную вышку и что пилот пожаловался, будто хозяин разбудил его посреди ночи.

Ставленник посланца мафии сделал усилие, чтобы скрыть свою растерянность.

— Месье Авола не обязан передо мной отчитываться. Но он действительно предупредил меня об отлучке.

Дюгон с серьезным видом заметил:

— Вы бы его, разумеется, отговорили, если бы могли предположить, что он отправится на встречу со смертью.

— Естественно.

Визитер присел бесцеремонно на край письменного стола в стиле ампир, вытащил блокнот и шариковую ручку.

— Я знал, что смогу вас заинтересовать. — И добавил философским тоном: — Почти всегда так бывает. Тот, кто нас не ждет, встречает нашего брата хуже, чем какого-нибудь агента по продаже пылесосов или проповедника… «У меня убегает на огне молоко. До свидания!..» А потом, когда втолкуешь ему, что его зять разрезан на кусочки или внучка изнасилована, начинает чуть ли не умолять остаться и выслушать его.

Ла Мориньеру хотелось схватить непрошенного гостя за шиворот и выбросить вон. Но он попробовал вытянуть из него подробности.

— Вы сказали о взрыве. Есть ли уже какие-то предположения о причине?

Дюгон сделал красноречивый жест: видите, вы, как все остальные. Вам все надо знать.

— Нужно дождаться сообщения комиссии по расследованию этой катастрофы, чтобы понять, что там произошло. Но, между нами говоря, если обратиться к прецедентам, это очень напоминает взрыв бомбы. Вы не знаете, у него были враги?

Ползучий, леденящий душу страх овладел Ла Мориньером. «Кто будет следующим? Но нет, не ты, пока ты им можешь быть нужен. Кто-то другой приедет в Вильгранд Аволе на смену. Но почему они убили Карло, когда все шло как по маслу? Что бы ни говорил этот идиот, речь может идти и о несчастном случае. Такие вещи тоже бывают». Конкурент Пьера Малитрана попытался преуменьшить значение смерти импресарио для него лично:

— Мы не были тесно знакомы. Нас объединяло увлечение футболом. Узнав о наших финансовых трудностях, он предложил помочь спортивному клубу, ибо доверял мне. Все было ясно. И, даже если мой противник в руководящем комитете смотрел на все происходящее с известным неудовольствием, я плохо представляю его в роли человека, подкладывающего бомбу. Словесные стычки — это другое дело. Но не удары ниже пояса. И мы всегда умели поладить за дружеским столом.

— Скажите, кажется, месье Авола был уроженцем Сицилии?

«Боже! Этот негодяй пришел ко мне не с пустыми руками. Надо подтолкнуть его по другому следу, подальше от Сиракузы».

— Если бы я был на вашем месте, я бы скорее поинтересовался его ролью в организации зрелищных мероприятий, особенно в некоторых крупных казино Лас-Вегаса.

Дюгон облизал верхнюю губу, словно кошка, боящаяся потерять хотя бы каплю молока.

— Спасибо за совет. Но я уже думал об этом. И я хотел высказать в моей статье прежде всего предположение об умышленном акте американской мафии.

«Берегись! Этот наглец не проглотит что попало. Он прикидывается дурачком, чтобы усыпить твою бдительность».

— Но я оставляю вам авторство этой идеи. Вильгранд расположен так далеко от Америки, а я никогда не пересекал Атлантику. Поэтому криминальные методы этой организации в каком-то смысле выше моего разумения. Я о них знаю лишь то, что можно увидеть в кино или по телевидению.

И Дюгон добавил вкрадчивым тоном:

— Тем не менее в данном случае ваш кредитор стал их жертвой по-настоящему. Если мы примем версию о покушении, разумеется.

— Это очень печально. Подумать только: в каком мире мы живем!

— Да, это настоящий шок. Но вы, кажется, не придаете значения тому факту, что, потеряв вашего поручителя, вы лишились козыря, при помощи которого могли бы рассчитывать стать президентом спортивного клуба. Руководствуясь простой логикой, полиция не сможет полностью отбросить предположение, что существует связь между возможным вашим избранием и этой драмой.