На предвыборных митингах этот образ был хорошо понятен как фермерам, задавленным экспортными квотами и импортом английской баранины, так и промышленникам, страдающим от японской конкуренции. Волшебная словесная палочка превращала фермы в Малый Трианон,[2] а будущие заводские предместья в районы, закрытые для иммигрантов, потому это изречение нравилось многим и звучало успокаивающе перед лицом неопределенного будущего.
Франсуа видел, как Жомгард отрицательно покачал головой, словно отказываясь обсуждать дальше то, о чем шептал ему Малитран. За их спинами был виден силуэт одетого с иголочки казначея клуба Виктора Пере, который встал, несомненно, для того, чтобы пойти узнать, каков сегодня сбор в кассах. Он нагнулся с намерением, в свою очередь, сказать что-то президенту клуба, но тот раздраженно отмахнулся. Этот «черноногий»,[3] приехавший из Алжира после поражения 1962 года,[4] был чем-то недоволен и, пожав демонстративно плечами, стал подниматься по ступеням к выходу с трибуны.
Отметив про себя мимоходом нервозную атмосферу, которая, казалось, царила среди руководящей группы, журналист перенес свое внимание на того, кого он считал авгуром футбольных дел. Брюньон с бесстрастным видом медленно продвигался к воротам команды Сошо… Барабаны болельщиков Вильгранда гремели устрашающе, чтобы обескуражить противника.
Виктор Пере не успел еще дойти до главной кассы, когда его остановили два субъекта с выстриженными висками, в джинсах и кожаных куртках. От незнакомцев, сторонившихся яркого света над футбольным полем, исходила угроза, которую казначей сразу же ощутил. Эти парни напоминали ему молодых убийц из ОАС.[5] Несмотря на жару, он почувствовал озноб, когда тяжелая ладонь легла ему на плечо.
— Что вам нужно?
Тот из двоих, кто выглядел более свирепо, улыбнулся хищно.
— Мы хотели бы поговорить с тобой.
«Черноногий» попытался овладеть своим голосом.
— О чем?
Второй, с ангельскими чертами лица, небольшим золотым кольцом, слабо мерцавшим в ухе, иронически заметил:
— Подумай и догадайся.
— У меня сейчас нет времени. Приходите завтра в мой кабинет.
— Мы ненадолго.
Позади рев толпы взметнулся над трибунами. Несмотря на такое близкое людское море, Пере почувствовал себя бесконечно одиноким. Даже полицейские из службы порядка вопреки всем указаниям сгрудились у немногих выходов на поле. Лампы, горевшие над главной кассой, не сулили никаких надежд на спасение. Они вдруг показались Пере недосягаемыми. Звать на помощь было бесполезно. Его крик потонул бы в общем шуме.
— Если речь идет о выручке…
«Длинный нож» (так он его окрестил) лишил его каких бы то ни было иллюзий. Впрочем, у него их почти и не было.
— Нет, Пере, только ты, ты сам нам нужен… Дай ключи от машины…
Казначей послушно положил ключи от своего «мерседеса» в протянутую ладонь. Если бы они потребовали, он тут же снял бы и брюки, чтобы хоть на секунду отодвинуть то, что, как он знал, должно было произойти.
— А теперь — вперед!
Он покорно пошел на открытую стоянку, предназначенную для официальных гостей. Двое шагали рядом. «Ангел» похвалил:
— Если бы все были такими же разумными, как ты, жить стало бы намного легче.
Но Виктор Пере не смог оценить этой иронии. Он шел своим крестным путем. Его ноги не сгибались, словно он нес бремя Сына Божьего. Мольба вырвалась из его горла:
— Я готов сделать все, что вы…
«Длинный нож» прервал его, бросив неумолимо:
— Что касается нас, то мы были бы рады забыть о тебе. Но нам платят за работу.
Выстрел, раздавшийся в «мерседесе», едва освещенном фонарями стоянки, прозвучал не громче хлопка шампанского и потонул в гуле голосов и всевозможных шумовых инструментов, который вдруг поднялся на трибунах, где сидели болельщики Вильгранда. Как это часто бывает во время футбольных матчей, драма на поле разыгралась в тот самый момент, когда переброска мяча «по-старинке» не предвещала, казалось бы, ничего неожиданного. И только редкие знатоки, не позволившие себя обмануть этой вялой игрой, пытались угадать, кто же начнет атаку.
Футболисты Сошо перебрасывали мяч друг другу в лагере противника, когда Лафана, словно черный стремительный олень, вырвался из линии полузащиты, с ловкостью фокусника отобрал мяч и направил его своему правому нападающему. Эдинсон принял его кончиком бутсы и ринулся вперед через все поле. Репортер радиостанции «Европа-1», задыхаясь, бросал в микрофон:
— Эдинсон обходит Соэра… Пробрасывает мяч между ног Гуттире… Обводит Лориана…
Франсуа Рошан лишний раз поздравил себя с тем, что работает вместе с Брюньоном. Все коллеги и конкуренты еще топтались рядом со средней линией поля, не поспев за проворными ногами бывшего игрока «Манчестер Юнайтед», который был куплен за астрономическую сумму вильграндским клубом. А старый служака Брюньон был уже на месте, обеспечив себе идеальный угол, чтобы поймать в видоискатель неотразимый удар.
— Перед ним никого уже нет… Он целится в ворота команды Сошо…
Внезапно голос комментатора, поднявшись еще на одну ноту, дрогнул.
— Внимание… Лориан атакует его в штрафной площадке… Ему пришлось пересечь все поле… Эдинсон лежит на земле, сбитый с ног неправильным подкатом…
И, словно певица, извлекающая из последних своих резервов самую высокую ноту, радиорепортер еще нашел в себе силы прокричать:
— Пенальти!
Если бы выстрел в «мерседесе» раздался несколькими секундами позже, то прозвучал бы как раз в тот момент, когда трибуны охватила тишина. Конечно, это мало что изменило бы. Внимание полицейских было приковано к врачу, который прибежал оказать помощь неподвижно лежавшему игроку, и они приняли бы выстрел за треск петарды, запущенной каким-нибудь мстителем из числа гостей.
Впрочем, многие в эту минуту были обеспокоены, не слишком ли серьезна травма, нанесенная одному из фаворитов, другие с огорчением думали о цене, которую придется заплатить за ошибку. Но всех — и актеров, и зрителей — волновало только одно: предстоящее пенальти.
Вратарь в своей клетке, ставшей вдруг слишком просторной, будет противостоять тому, кому поручат свершить правосудие. На поле останутся лишь два соперника. Никогда защитник ворот не бывает так одинок. И никогда столь тяжкая ответственность не ложится на плечи игрока, бьющего пенальти: болельщики не простят упущенного шанса, использовать который намного труднее, чем кажется. Судьба многих встреч зависит от этого поединка, и на трибунах одни всей душой молятся о том, чтобы вратарь не сумел отразить мяч, в то время как другие направляют два пальца в сторону его противника, чтобы наслать на него порчу.
Напряженное ожидание охватило зрителей после «грязной» игры футболиста команды Сошо.
В каждом лагере тренеры поднялись со своих скамей и остановились у края поля, ступить на которое они не имеют права вплоть до финального свистка. Опустившись на колени возле англичанина, морщившегося от боли, врач провел чудодейственной губкой по травмированной ноге, и тогда вновь восстановились все ее функции.
Трибуны замерли: так кипящая смола, если смотреть сверху, может показаться окаменевшей. Установилась необычная тишина — словно на острове, попавшем в самый центр тропической бури, перед тем как стихия разыграется по-настоящему. Это один из тех редких моментов вне времени и пространства, когда каждый задумывается о своих собственных грехах. Увы, ничто уже не волнует Виктора Пере, чье еще не успевшее остыть тело тяжело навалилось на руль в обитом бордовой кожей дорогом автомобиле. Совершенно равнодушный к этому суетному миру, Виктор Пере смотрит в ночь. На его виске и пиджаке запеклась кровь. Его правая рука повисла рядом с рычагом переключения передач, пальцы стиснули рукоятку револьвера.