РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Если главной обязанностью гаремных див было развлекать своего господина, то главной потребностью оставалось развлечение самих себя. Это непростое искусство совершенствовалось веками и достигало порой блистательных высот.
Если султаншами становились иностранки, в гаремы проникали новые веяния, вкусы, моды. Когда сами султаны увлекались достижениями европейской культуры, это тоже находило отражение в жизни сераля.
Каждая новая одалиска привносила в культуру гаремных развлечений что-то свое, унаследованное от традиций ее родины. Но приживалось лишь то, что было проверено временем, которое текло в гареме иначе, чем за его стенами.
Недостаток свободы и любви женщины замещали иллюзией счастья, снабженной весьма реальными атрибутами — роскошью, всевозможными яствами, изысканными развлечениями и показными душевными откровениями. Со временем они привыкали к этой иллюзии жизни, и она становилась более реальной, чем все остальное.
Как писал Александр Пушкин в «Бахчисарайском фонтане»:
Для них унылой чередой
Дни, месяцы, лета проходят
И неприметно за собой
И младость и любовь уводят.
Однообразен каждый день,
И медленно часов теченье.
В гареме жизнью правит лень;
Мелькает редко наслажденье.
Гаремные забавы
Шехерезадами в гаремах состояли кальфы-рассказчицы. Это были весьма образованные дамы, умевшие читать на персидском и арабском языках, знавшие произведения поэтов и ученых. Рассказчицы увлекали слушательниц гирляндами удивительных преданий, иногда меняя сюжет или придумывая свою историю. Популярными жанрами были легендарные сказания вроде «Кер-оглы» и месневи — романы в стихах.
Сказки из «Тысячи и одной ночи» и «Книги попугая», безумная любовь Лейлы и Меджнуна уже не казались одалискам вымыслами, потому что они и сами могли поведать не менее трогательные были из собственной жизни.
Чувственный гаремный эпос дополнялся музыкой, песнями, танцами, бесконечными сплетнями, прогулками в чудесных садах, плаванием в бассейнах, всевозможными играми и прочими увлекательными занятиями вроде прогулок за город или приема гостей. Все это вместе являлось незаменимым лекарством от скуки, которой, казалось, была пропитана вся атмосфера гарема. Хотя со стороны могло показаться, что красавицы гарема живут довольно весело и ни в чем себе не отказывают.
«Пение, музицирование, катание на лодке, а для некоторых — занятие фотографией и даже, говорят, велосипедные прогулки фигурируют в числе других их развлечений, — писал Джордж Дорис о гареме конца XIX века. — В основном же они проводят время в совершенно детских забавах: играют в куклы, изображают крики животных, пение петуха, жужжание мухи, лай собаки… Напудрив мукой лица негритянок, они заставляют их кривляться или драться друг с другом — короче, делают все, чтобы спастись от скуки. Лежа на диванах или софах, покрытых шелком, сидя на бухарских коврах в непринужденных позах, подчеркивающих стройность их тел и выдающих всю печальность их пустого существования, одни смотрят за голубыми струйками дыма от их сигарет или наргиле и перебирают рукой в браслетах янтарные или сандаловые бусинки своих тесбих (четки). Другие потягивают сироп и розовый шербет, едят мороженое, грызут фисташки, жуют мастику (род ароматной резинки), сосут леденцы. Все они любят конфеты, табак, цветы, благовония — особенно мускус и фиалку, запах которой особенно нравится султану, и к которой они питают явное расположение; они обожают кошек, попугаев, голубей; кофе, карты и фривольности; от двух вещей они просто без ума, потому что они им запрещены и потому что они женщины, — это вино и раки (восточная виноградная водка), которые им иногда доставляет услужливый евнух.
Время, которое им не удается „убить“, они проводят в бесконечных печальных думах — о далекой родине, покинутом очаге, пропавших родителях, о неизвестном будущем, о сказочном возлюбленном, о старом господине, угрюмом и безобразном…»
Будни гаремных див поэтично описал Александр Сергеевич Пушкин:
Младые жены, как-нибудь
Желая сердце обмануть,
Меняют пышные уборы,
Заводят игры, разговоры,
Или при шуме вод живых,
Над их прозрачными струями
В прохладе яворов густых
Гуляют легкими роями…
Беспечно ожидая хана,
Вокруг игривого фонтана
На шелковых коврах оне
Толпою резвою сидели
И с детской радостью глядели,
Как рыба в ясной глубине
На мраморном ходила дне.
Нарочно к ней на дно иные
Роняли серьги золотые.
Кругом невольницы меж тем
Шербет носили ароматный…
В Китае среди наложниц устраивались соревнования — нечто вроде фестивалей искусств. В романе «Сон в Нефритовом павильоне» читаем:
«Мне известно, — заговорил князь Шэнь, обращаясь к Яну, — что принцесса привезла трех моих наложниц: две из них бывшие гетеры из Чанъани, третья — дочь простолюдина. Все они несравненно поют и танцуют, сочиняют стихи, ездят верхом и стреляют из лука. Думаю, они не уступят вашим наложницам, князь! Не хотите устроить меж ними состязание?»
Некоторые правители сами не прочь были позабавить свои гаремы. Порой развлечения эти были весьма жестокими. Шехерезада рассказывала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что повелитель правоверных приказал Масруру-меченосцу снять с Абу-Новаса одежду и привязать ему на спину седло и надеть ему на голову повод и на зад подхвостник и водить его по комнатам невольниц и помещениям женщин и другим покоям, чтобы над ним смеялись, а после этого отрубить ему голову и принести ее. И Масрур сказал: „Слушаю и повинуюсь!“»
Музыка
Одним из любимейших развлечений в гаремах была музыка. Музыкантшами, как правило, были рабыни. Типичный живописный сюжет — лежащая на диване томная красавица, слух которой услаждает не менее симпатичная рабыня-музыкантша.
«И с ним была каирская девушка, — рассказывает «Тысяча и одна ночь», — подобная свежему курдюку, или чистому серебру, или динару в фарфоровой миске, или газели в пустыне, и лицо ее смущало сияющее солнце: с чарующими глазами, бровями, как изогнутый лук, розовыми щеками, жемчужными зубами, сахарными устами и томными очами; с грудью цвета слоновой кости, втянутым животом со свитыми складками, ягодицами, как набитые подушки, и бедрами, как сирийские таблицы… И девушка склонилась над ней, как мать склоняется над ребенком, и пощекотала ее пальцами, и лютня застонала, и зазвенела, и затосковала по прежним местам, и вспомнила она воды, что напоили ее, и землю, на которой она выросла. И вспомнила она плотников, которые ее вырубили, и лакировщиков, что покрыли ее лаком, и купцов, которые ее доставили, и корабли, что везли ее, и возвысила голос, и закричала, и стала рыдать, и запричитала, и казалось, что девушка спросила ее об этом, и она ответила языком нежных звуков».
Музыкальные инструменты упоминаются в сказках Шехерезады очень часто: «…А потом она сказала невольнице: „Марджана, подай нам какие-нибудь музыкальные инструменты“. И невольница отвечала: „Слушаю и повинуюсь!“ — и, скрывшись на мгновение, принесла дамасскую лютню, персидскую арфу, татарскую флейту и египетский канун. И девушка взяла лютню, настроила ее и натянула струны, запела под нее нежным голосом, мягче ветерка и слаще вод Таснима».
