Новичок
1
Всего лишь за месяц, непосредственно после встречи Шпеера с физиками, организация научных исследований в Германии была изменена почти коренным образом. Во имя победы правительство решило перевести всю науку на военные рельсы. Имперский исследовательский совет под председательством Руста заменил совершенно новый Совет, унаследовавший от прежнего лишь название. Возглавил новый Совет сам Геринг.
Соответствующее постановление было подписано Гитлером 9 июня. Как водится, началась пора перестроек и реорганизаций. И это не замедлило сказаться на ядерных исследованиях, для них настало тяжелое время. И хотя Геринг уверял, что «все мы со жгучим интересом относимся к проекту расщепления атома», пока кипела перестройка и реорганизация, практическая работа по немецкому атомному проекту замерла.
Вначале Геринг образовал специальный «президентский совет» Имперского исследовательского совета. В президентский совет были введены 21 министр, высшие военные, руководители партии, включая Гиммлера, но… ни одного ученого не было в его составе.
Разумеется, никакими перемещениями, никакими бюрократическими перетасовками невозможно было исправить положение в немецкой науке, возместить ущерб, причиненный политическими преследованиями ученых. С первых же дней захвата нацистами власти начались они, а уже в 1937 году от работы в университетах было отстранено 40 процентов профессоров. Разгул антисемитизма еще более усугубил положение, вынудив многих ученых, включая выдающихся физиков, бежать из Германии. Только летом 1942 года, почти через десять лет после начала травли ученых, нацистские бонзы наконец-то почувствовали, сколь дорогой ценой приходится платить за это.
Открывая в Берлине конференцию, посвященную задачам нового Имперского исследовательского совета, Геринг перед членами президентского совета 1 и другими присутствующими произнес весьма откровенную и показательную речь, которая, разумеется, не появилась в газетах.
Особенно примечательным в этой речи было место, где Геринг говорил об использовании неарийских специалистов. Фельдмаршал сообщил присутствующим о глубоком огорчении, которое пережили фюрер и он сам, узнав о преследовании ученых по национальному признаку. Без тени юмора, совершенно серьезно он добавлял:
Фюрер испытывает глубочайшее отвращение к любому виду строгой регламентации в науке, приводящему к такому вот рассуждению: «Это изобретение действительно важно, жизненно важно для нас и открыло бы перед нами большие возможности, но мы не можем им воспользоваться, потому что у человека, который сделал это изобретение, жена еврейка или потому что он сам наполовину еврей».
Сегодня я говорил по этому поводу с фюрером. Нам уже удалось использовать в течение двух лет одного еврея в Вене, а другого — для исследований в области фотографии; они знали кое-что, в чем мы нуждались и что в настоящее время мы используем с огромной выгодой для себя. Было бы величайшим безумием говорить сегодня: «Он должен уйти. Он блестящий ученый, фантастический ум, но у него жена еврейка и ему нельзя оставаться в университете» и так далее, и тому подобное. Фюрер уже делал исключения такого рода в искусстве, причем на всех уровнях, включая даже оперу, и уже тем более он склонен сделать подобные исключения, когда речь идет о действительно величайших научных проблемах.
Перед закрытием конференции Геринг коснулся немецкого атомного проекта — проекта, «требующего величайшей секретности». «В этой области ученые слишком долго вели себя, как примадонны», — упрекал он физиков. Коснувшись событий последних предвоенных месяцев, он заговорил в свойственной ему манере:
«Вы прямо-таки заболеваете, узнав, что в Лондоне или Нью-Йорке состоится какой-нибудь физический или химический конгресс. А чего стоят нетерпение и поспешность, с которой тот или иной ученый трубит всему миру о своем открытии. Они не в силах удержаться и так боятся упустить каждый миг, как человек с переполненным мочевым пузырем. Как прекрасно! Как замечательно! Все слышат об этом! Но те из нас, кто действительно заинтересован в практическом применении открытий, те узнают обо всем в последнюю очередь! Мы ведь не умеем читать статей, публикуемых учеными, по крайней мере я слишком слаб для этого. Получается, что мы, кому дано больше всего прав и практических возможностей применить те или иные открытия, обычно ничего не знаем о них. Вашим же коллегам в Англии, Франции, Америке точно известно, что за яичко снес немецкий ученый».
Очевидно, последние слова были сказаны в адрес Гана в связи с его публикацией в 1939 году.
Итак, Геринг с помпой отметил начало деятельности нового Имперского исследовательского совета. Но уже через несколько недель фельдмаршал принял новое крайне неожиданное решение, отстранившись по существу от руководства Советом. Он поручил управлять Советом от своего имени мин и стериаль-директору Рудольфу Менцелю, имевшему к тому же высокое почетное звание войск СС. Последний, как это делалось и в прежнем Совете, разделил административные обязанности между одиннадцатью ведомственными директорами, назначив на эти должности именитых ученых, часть которых была тесно связана с партией. Для руководства наиболее важными научно-исследовательскими работами предусматривалось назначение специальных уполномоченных. Но в то время атомный проект не был включен в число наиболее важных, и ядерная физика осталась под контролем начальника физического отдела совета профессора Абрагама Эзау. Чтобы управлять работами по проекту, ему понадобилось создать специальное бюро, а для работы в этом бюро пришлось пригласить из Готтова Дибнера, а с ним и Беркеи. Теперь он, Эзау, одержал верх над теми, кто столь ловко обошел его на первом этапе. Надо думать, что Дибнеру не доставляло удовольствия оказаться в подчинении у Эзау. Так что отношения между двумя руководителями ядерных исследований вряд ли способствовали делу.
Как это не удивительно, но истинной движущей силой, вдохновителями уранового проекта в Германии оказались в ту пору вовсе не физики. В Лейпциге, Берлине и Гейдельберге физики все еще довоенными темпами вели интересующие их теоретические исследования. Лишь в Гамбурге группа физико-химиков, руководимая Паулем Хартеком, полностью отдавала силы осуществлению намеченных целей. Именно Хартек с его великолепной интуицией и блестящей экспериментаторской хваткой первым предложил послойную конфигурацию расположения урана и замедлителя в реакторе, именно он первым, за два с половиной года до Ферми, попытался построить атомный котел, именно Хартек в сотрудничестве с Суэссом разработал методы десятикратного увеличения производства тяжелой воды. И именно в гамбургской группе Грот и Хартек целый год напряженно трудились, стараясь приспособить процесс Клузиуса — Диккеля для разделения изотопов урана. И не кто иной, как Грот, удивив даже Хартека, радикально решил проблему повышения концентрации урана-235, предложив метод ультрацентрифугирования.
Первая ультрацентрифуга, построенная Хартеком и Гротом
И именно этой самой активной группе ученых, а особенно самому Хартеку, результаты встречи со Шпеером казались поистине катастрофическими. Разумеется, решение построить в Берлине бункер для монтажа первого атомного реактора следовало бы только приветствовать. Но остальные решения грозили отменой всех представленных ранее приоритетов и льгот на изготовление ультрацентрифуги как раз в тот момент, когда уже были осуществлены пробные эксперименты по разделению изотопов ксенона. Они закончились полным успехом, причём коэффициент разделения изотопов оказался практически равным предсказанному теорией. Теперь гамбургская лаборатория со дня на день собиралась начать центрифугирование шестифтористого урана.
