Но более всего волновали сообщения о кладах, скрытых в пирамидах. Здесь полет арабской фантазии не знал предела, и пирамиды превратились в «сокровищницы фараонов».
Тем не менее и в этом была доля истины. Хотя пирамиды и не были сокровищницами, но клады они в себе все же таили: не только клады с точки зрения археологической или художественной, но и клады настоящего золота. По крайней мере так было в древности. Они таили в себе погребальную утварь египетских фараонов!
Страсть к золоту толкнула Колумба на открытие Америки, страсть к золоту побуждала алхимиков продавать душу дьяволу, страсть к золоту вела анонимных грабителей и знаменитых властелинов в глубь пирамид. Историей зафиксировано, что первым властителем, с целью грабежа проникшим в пирамиду, был сын прославленного Харуна-ар-Рашида — багдадский халиф аль-Мамун.
В 831 году аль-Мамун приехал в Египет, чтобы лично исполнить одну из обязанностей правителей. В дельте Нила вспыхнуло восстание крестьян против притеснений сборщиков дани. В отличие от прежних оно приняло такие размеры, что для его подавления понадобилось вмешательство самого халифа. Аль-Мамун не стал терять время на расследование и одним махом ликвидировал восстание. К чести его, надо сказать, что при этом он не допустил никакой дискриминации коптов — перебил все население Дельты без разбору, деревни сжигал, а схваченных в тростниках беглецов сажал на кол, не обращая внимания на то, кто из них правоверный мусульманин, а кто неверный пес. Было, видимо, чистой случайностью, а не проявлением геноцида, что численность коптов снизилась более чем наполовину. И если самый плодородный край Египта обезлюдел и на целые столетия пришел в запустение, то это лишь свидетельствует о жестокости халифа. После такого восстановления порядка и авторитета у аль-Мамуна оказалось время, чтобы почтить своим вниманием пирамиды. Правда, то же самое он мог сделать и когда угодно до этого, хотя бы в 820 году, к которому относит его первые «изыскательские» работы в Великой пирамиде аль-Масуди.
Пирамиды были знакомы аль-Мамуну по рассказам отца, который неоднократно их посещал и всегда ими восхищался; слышал аль-Мамун и легенды о скрывающихся в них кладах. Он давно решил овладеть этими кладами и, было ли это в 831 или 820 году, приступил к делу. Напрасно советники двора предостерегали его, что пирамиды находятся под охраной могущественных духов, которые погубят каждого, кто попытается в них проникнуть; напрасно начальники его военной разведки говорили, что в пирамиды нет входа; остался он глух и и к словам специалистов по осаде вражеских крепостей, утверждавших, что проникнуть в пирамиды выше человеческих возможностей. «Аллах велик, всеведущ и мудр! Он наделил меня могуществом власти и будет охранять меня на этом и на том свете. Да исполнятся слова Корана, сура седьмая, где сказано: „И уничтожили мы дело фараоново и людей его и все, что он построил“. Мое слово твердо!»
Для начала аль-Мамун выбрал самую большую из пирамид — в ней, несомненно, должен был находиться и самый большой клад. Входа действительно не было; очевидно, в римские времена его замуровали, а может быть, он был уже открыт, но занесен песком. Когда поиски входа не принесли успеха, халиф приказал привезти стенобитные орудия После недолгих размышлений, куда их поставить, он выбрал северную сторону. Трудно сказать, что это было: случайность или его убедили обслуживавшие таран воины, которым, естественно, хотелось работать на теневой стороне, но позднее выяснилось, что решение это было необычайно удачным. Позднее — это значит после нескольких недель изнурительного труда, казавшегося поначалу бесперспективным. Духи и правда охраняли пирамиду, как верили все, кроме аль-Мамуна: пальмовые бревна таранов трескались, а железные ломы гнулись. Затем какой-то каменщик подсказал, что стену пирамиды может разъесть кипящий уксус. Халиф тут же повелел реквизировать все запасы уксуса и дров, воины привезли котлы, и из окрестностей пирамид надолго исчезли все мухи, а с ними, по всей вероятности, и духи-хранители. Полированная облицовка пирамиды треснула, в щель вонзился «рог» тарана, и дело пошло на лад, выломанные блоки с оглушительным грохотом падали с десятиметровой высоты в песок. Огромная дыра в стене пирамиды, похожая на воронку от бомбы, и ныне напоминает об успехе этого предприятия.
Однако неимоверный труд подданных аль-Мамуна не принес бы успеха, если бы им просто не повезло. Стоило им начать работу па несколько метров левее, и вряд ли они когда-нибудь проникли бы в пирамиду. Они извлекли из стены пирамиды более двухсот многотонных блоков, что было и при использовании тогдашней боевой техники (в том числе и такого «химического оружия», как уксус) немалым достижением, но каждый раз в отверстии показывался новый блок. И вдруг один из блоков не скатился вниз по стене, а… провалился внутрь! Это был великий момент. Можно себе представить волнение изнуренных воинов и восторг аль-Мамуна, когда раздался грохот провалившегося камня. Все стенобитные орудия были перемещены туда, где образовалась дыра, а когда проделали достаточно широкое отверстие, через него спустили канат. Доброволец, избавленный от страха перед духами при помощи одного динара, с горящим факелом спустился во тьму пирамиды. Что этот человек обнаружил в пирамиде, никто не записал. Не сохранилось и сообщения о том, что видел в ней сам халиф. Вероятно, лишь то, что пробитое отверстие открыло доступ в так называемую Большую галерею, которая вела к самому сердцу пирамиды, к погребальной камере с саркофагом Хуфу. Итак, халиф попал в это помещение более коротким путем по сравнению с тем, который проделал Хуфу, когда осматривал место своего последнего отдохновения, и с тем, которым проходят туда нынешние посетители пирамиды. И все-таки другие искатели кладов уже побывали там до халифа.
Ни о каких находках аль-Мамуна в пирамидах ни в одном из источников его поры не упоминается. Наиболее близкий ему по времени автор, историк аль-Кайси (XII век) записал устный рассказ «…в узком проходе был найден гроб, похожий на статую мужчины, высеченную из зеленого камня. Когда этот гроб принесли к халифу и сняли крышку, под нею оказалось тело мужчины в золотых доспехах, украшенных драгоценными камнями, в руке он держал меч, которому нет цены, а на лбу у него горел огнем рубин величиной с куриное яйцо; и халиф взял этот камень себе». Аль-Кайси утверждает, что «собственными глазами видел гроб, в котором лежало это тело, он был похож на статую и стоял у дверей дворца халифа в Каире в 511 году» (хиджры, т. е. в 1117/1118 году).
Пожалуй, это было не слишком большой наградой за усилия, затраченные на проникновение в пирамиду. Такая гигантская сокровищница — и никаких кладов! Халиф аль-Мамун был в ярости. Он еще покажет этим пирамидам!
Сто лет спустя известия о боевых действиях аль-Мамуна против пирамид звучали уже иначе. Во-первых, ему сказочно везло, и, во-вторых, он уже вскрыл не одну пирамиду, а две. Описание того, что он в них обнаружил, стоит внимания:
«В первой пирамиде, западной, было найдено тридцать сокровищниц из цветного гранита, наполненных редкостными драгоценными камнями, различными предметами роскоши, достойными восхищения статуями, разнообразными инструментами, великолепным оружием, смазанный мазью, составленной с таким мастерством, что это оружие не заржавело бы до второго пришествия. В другой пирамиде хранились сообщения жрецов, написанные на плитах из гранита, от каждого жреца одна плита мудрости, и на ней были обозначены его удивительные деяния. У каждой пирамиды есть свой страж кладов, ее хранитель; и эти стражи будут охранять пирамиды от любого нежелательного вторжения».
Правда, эти сообщения были предназначены для широкой публики: не мог же халиф потерпеть фиаско! Сам он был вне себя от ярости, потому решил сдержать свое слово и стереть пирамиды с лица земли. Начал он с третьей пирамиды, с пирамиды Менкаура. Очевидно, по той причине, что она была меньше других.
