В результате меня подсаживали Артур с продюсером. На пояс я опять нацепила свою непромокаемую сумку, поскольку не представляла, как мне другим образом прихватить с собой фотоаппарат. Я была босиком и, к сожалению, без перчаток. Пашка заснял мой подъем на борт яхты.
Я огляделась на палубе, заметила скрученный канат, закрепленный на катушке, размотала и сбросила нашим в лодку. Пусть держатся за него, чтобы их не отнесло в сторону. Да и я сама потом лучше по канату спущусь, чем прыгать кому-то на руки или снова в воду.
Я быстренько обежала палубу и на ней никаких следов борьбы не заметила. Не то что в кают-компании… Здесь явно дрались. Часть мебели была сломана, и если бы ее не прикручивали к полу, то, вероятно, все сдвинулось бы со своих мест. Я заметила темные пятна на светло-сером ковре, мебели и стенах. Но трупы отсутствовали.
Я сбежала по трапу вниз, к каютам. Теперь изнутри яхты не доносилось никаких звуков. Я слышала, как вода плещется о борт, также глухо долетали голоса наших, но слов я разобрать не могла, хотя по голосам определяла, кто говорит.
Я стала открывать каюты по очереди. Во второй меня ждал кошмар. Как только я открыла дверь, в нос мне ударил запах мочи и кала. На полу на животе лежала обнаженная девушка. Ее руки были вытянуты вперед и привязаны к ножкам кресла.
Она слегка дернулась на звук открывающейся двери. Неужели жива?
Правда, я первым делом выхватила фотоаппарат и сфотографировала открывшееся мне зрелище. Потом я бросилась к ней и склонилась над несчастной.
– Пить… – прохрипела она чуть слышно.
– Секунду подожди! Сейчас принесу!
Я пулей вылетела из каюты, взлетела по трапу на палубу и заорала:
– Бутылку воды бросайте! Пашка, сюда с камерой! Живо!
Оператор сунул камеру в сумку, сумку повесил себе на шею и, словно обезьяна, взлетел на борт по брошенному мной канату. Татьяна уже приготовила бутылку. Я ее легко поймала, и мы с Пашкой рванули вниз.
Оператор знал, что делать, пока я поила девчонку. Мы еще не успели разрезать путы к тому времени, как на борту оказалась Татьяна вместе с одним из моряков. Моряк увидел девчонку, что-то застрекотал на французском, потом куда-то убежал. Проверять машинное отделение?
– Тань, поищи тут кухню и нож или ножницы, – сказала я. Мне с узлами было не справиться.
Татьяна удалилась и вскоре вернулась с пятилитровой канистрой воды и целым набором ножей. Мы с ней на пару освободили девчонку от пут, потом сразу же стали массировать ей руки. Я боялась, что кровоснабжение может не восстановиться. Сколько она так пролежала?
– Пить… – опять попросила девчонка.
Татьяна поднесла ко рту канистру.
Но какая же сволочь привязала ее к креслу? Вероятно, его заносили в каюту по частям, а собирали уже здесь. Оно не могло пройти сквозь дверь при всем желании, хотя не было привинчено к полу. Если бы девчонке просто связали руки за спиной, она бы смогла выбраться на палубу. Но с креслом это было невозможно. Значит, это она издавала странные звуки, пытаясь привлечь внимание проплывающих судов. Как я подозревала, они била креслом о борт яхты изнутри и кричала. Возможно, она также била ногами.
Я сказала Татьяне, что мы с Пашкой пойдем дальше осматривать яхту. Может, еще что-то или кого-то найдем. Татьяна кивнула и осталась с девчонкой.
Однако ничего интересного, если не считать кухни, мы не обнаружили, правда, пока не добрели до рубки, в которой, вероятно, пропадал моряк. Что он там делает, интересно? Выясняет, можно ли запустить двигатель? Так все горючее явно уже использовано. Или он пытается выйти на связь с землей? Конечно! Молодец! Как я сразу-то не сообразила?
В кухне нашлись три пятилитровые бутыли с водой, засохший хлеб, крекеры и леденцы. К сожалению, ничем из холодильника мы воспользоваться не могли – продукты все испортились. Мы с Пашкой съели по нескольку крекеров (уже хотелось есть) и запили водой, потом я забежала к Татьяне, которая уже дотащила девицу до душа и мыла, правда, холодной водой. Но, возможно, так и лучше. Татьяна сказала, что поест потом. Тогда я переправила бутыли, хлеб и крекеры в нашу шлюпку. Груз радостно принимал Артур Небосклонов.
Затем мы с Пашкой продолжили осмотр яхты и наконец услышали, как открывается какая-то дверь без опознавательных знаков. Оттуда появился моряк, жестами стал показывать нам, чтобы мы туда не ходили, и повторять, что нельзя, не стоит, в общем, ни в коем случае не следует совать нос.
Но он же не знал, что русскому человеку всегда хочется забраться туда, куда вход воспрещен, а уж такой любопытной журналистке, как я… Если меня куда-то упорно не пускают, я туда обязательно пролезу.
– Там мертвец! – наконец вспомнил нужные английские слова моряк.
– Ну и что? – спросила я. Можно подумать, я трупов за годы своей работы не насмотрелась.
Моряк, видимо, смирился с неизбежным и маячил за Пашкиным плечом.
Я первой толкнула дверь. Запах, конечно… Закрытое помещение, да еще жара. Моряк оставил рядом с частично разложившимся трупом содержание желудка и теперь внимательно наблюдал за нами с Пашкой. Но я невозмутимо поясняла в камеру, где мы находимся, Пашка точно так же невозмутимо снимал.
Я не помнила, в какой одежде Михаил Петрович Вяземский появлялся у олигарха Владимира Павловича, откуда забирал Норку и папу-дядю. Я также не помнила, в какой одежде был второй моряк. Поэтому это мог быть любой из них, но точно не папа-дядя. Хотя мог быть и кто-то третий. Я же не знаю, сколько человек тогда находились на яхте.
Судя по виду, несчастному сломали шею. Голова была странно вывернута.
Но что здесь столько времени делал моряк? Все-таки пытался разобраться с управлением яхтой? Или он появлялся не только здесь, а пробежался и по другим помещениям, пока мы занимались девчонкой?
– Связь? – спросила я у него.
– Не работает, – ответил он.
Мы вышли в коридор, я плотно закрыла дверь за собой. На этот раз первым шел моряк, потом мы с Пашкой. Внезапно оператор дернул меня за руку и показал глазами на задний карман брюк моряка. Оттуда торчал уголок какой-то купюры, по-моему, зелененькой в сто евро. Значит, вот он чем тут занимался…
Я подумала, что для девчонки следует подобрать какую-то одежду. Видимо, ее собственная валялась в виде обрывков на полу в каюте. Но надеть ничего из тех вещей было невозможно. К сожалению, я нашла только одну большую мужскую рубашку.
– Давай простыней возьмем, – сказал Пашка. – И плечи прикрывать, и вообще…
Я подумала, что стоит взять и одеяла. Пусть мы доберемся до какого-то острова, но рассчитывать на цивилизованные условия не приходилось. К сбору простыней и одеял я подключила моряка, и он мою идею явно одобрил. Я сама с рубашкой и одной простыней направилась в каюту к Татьяне и девчонке.
Последняя пребывала в гораздо лучшем состоянии.
– Пора перебираться в шлюпку, – сказала я. – Хотелось бы до темноты доплыть хоть до какой-то земли.
Татьяна кивнула, и мы на пару одели девчонку в мужскую рубашку, потом сделали некое подобие юбки из простыни.
– Босоножки, – тихо произнесла она и показала в угол комнаты.
Обувь не пострадала, правда, девятисантиметровый каблук не очень подходил для путешествия, но лучше что-то, чем ничего.
Самым сложным было спустить девчонку в шлюпку. Мы-то могли съехать по канату, но она не могла удержаться из-за все еще плохого состояния рук. Моряк понял нашу дилемму и вскоре притащил откуда-то с яхты толстый канат, которым мы девчонку обвязали и спустили в шлюпку. Наши уже расстелили на дне одеяло.
Потом спустились мы с Татьяной, Пашка с камерой в сумке на шее, последним борт яхты покинул моряк.
– Так, а где Валя с Важей Георгиевичем? – воскликнула я. Также отсутствовал продюсер.
– Плавают, – ответил Артур Небосклонов. – Освежаются.
Однако они вскоре вернулись в шлюпку, очень довольные собой. Я бы тоже искупалась, но было некогда.
Моряки опять сели на весла и тронулись в путь. Хотелось бы верить, что они точно знают, куда нужно плыть.
