– А два других заведения, которые вы упоминали? – вклинилась в поток красноречия Татьяна.

– Там еще хуже, – вздохнула тетка. – Тогда уж идите сюда, она кивнула вправо. – Отсюда, по крайней мере, ноги сделать успеете. Если повезет, – добавила она. – Сюда заскочите, а тут уж я милицию вызову и наших местных приструню. Но лучше, если все-таки еды с собой не взяли, идите с теми мужчинами, – кивнула она наверх.

– У них другие планы. И мы представляем разные организации.

Тут я решила, что пришла пора переводить разговор на немцев и прямо про них спросила.

– Вы из-за них приехали, да? Ну и рожи, хоть и немецкие.

– Фашисты, – вставила щербатая. – Как в фильмах показывают. И извращенцы.

– Это для нас – извращенцы, а для них, может, все нормально, – заметила тетка-администратор.

– Да уж, нормально! – воскликнула девица. – Один в постели верещит, как стая диких обезьян. Второй на стол поющий член ставит – в смысле игрушку иностранную. А сказать, что тот поет, отказывается. Вы немецкий знаете? А то бы нам перевели. У третьего не только в ухе серьга, но и на конце. Только не такая длинная, как в ухе. Четвертый сказал, что хочет секса лобстером. Лилька полночи у него выясняла, что такое лобстер, а он ей его в лицах изображал.

– Изобразил? – вежливо поинтересовалась я.

– Нарисовали общими усилиями – все немцы вместе.

– И что получилось?

– Ай! – Девица махнула рукой. – То недовольны, что наши девчонки к ним в ихних же иностранных платьях приезжают, за которыми в Москву специально ездили. Говорят: в сарафанах хотим с ручной вышивкой. Кто у нас вышивать будет? И ради кого? Если это первые иностранцы. То хотят, чтобы девчонки им на столе русские народные танцы выплясывали. А кто у нас сейчас их танцует? У нас ламбада в моде. Одним словом – придурки.

Мы дружно попросили не сообщать немцам про наш к ним интерес (тем более интерес милиции), тетка и щербатая тут же закивали и заговорщическим шепотом поведали, что фашисты и одна русская белобрысая шалава живут на втором этаже. Баба отдельно. Мужиков себе не заказывает, женщин тоже, ни с кем из немцев не грешит.

– Мужчин сколько? – уточнила я. – Четверо или больше?

– Четверо. Я таких уродов отродясь не видела!

Среди прибывших в провинциальный городок оказались тип с серьгой и тип с мордой на волосах, которых в свое время видел Валера Лис, а также две не менее колоритные личности. Один – весь в татуировках, причем цветных, словно всю жизнь провел в каких-то наших лагерях. (Откуда администратор знает про татуировки по всему телу? – хотелось спросить мне, но сдержалась. Вероятно, от «девчонок».) Последний, хотя внешне больше других напоминает нормального человека, время от времени почему-то выкрикивает русские матерные слова – очень громко, с выражением, и его лицо в эти моменты кажется одухотворенным, словно его посещает озарение свыше. И ладно бы выкрикивал поскользнувшись, или просто упав на ровном месте – как всякий нормальный человек. Так нет же! Сдает ключ от номера – и на тебе! В ресторане сидит, пиво пьет – и на весь зал. На него уже никто не обращает внимания. Но здоров мужик. Как и все психи. Наверное, его и взяли с собой в качестве рабочей силы.

– Про клад знаете, да? – уточнила тетка.

Мы дружно кивнули.

– Наши следят, чтобы эти ничего не сперли. Таятся в кустах. Вас могут провести в укромные местечки. Я завтра с соседом поговорю, когда сменюсь. Он в лес каждое утро ходит. Интересно смотреть, как немчура работает.

– Нам сказали, что они вроде бы двоих местных наняли?

– Наняли, – кивнула тетка. – Молдаван. Они к нам давно приехали и остались. Если помрет кто – могилы копают. Наши-то не хотят. Вот и согласились землю долбить. Тем более колы у них есть.

Я поинтересовалась, чем живет местное население – если фабрика, на которой раньше работали местные женщины, и завод, на котором работали местные мужчины, закрылись.

– Ну, не совсем же закрылись. Это старое производство закрылось, новое образовалось. На заводе теперь утюги делают и кастрюли, кто хочет – работает, только большинство мужиков спилось… – Она тяжко вздохнула. – Но женщины многие пошли. – На швейной фабрике финские одеяла шьют…

– Какие?

– Финские, – невозмутимо подтвердила тетка. – Потом у нас на карбюраторном заводе французские духи разливают, наливку – это у одного хозяина. Даже, кажется, в одном цеху.

«Духи и наливку на карбюраторном заводе?» – подумала я. Неплохо. Хотя сама недавно купила в Питере валерианку, произведенную Муромским приборостроительным заводом. Чего ж удивляться?

– Гоги Вахтангович, владелец завода, – серьезный человек, с губернатором вместе в бане парится. Депутат Госдумы у нас автомастерскими владеет. Правда, в Думу шел по спискам партии, которая раньше вроде была против капиталистов и призывала пролетариев всех стран соединяться.

«Но теперь времена изменились, и капиталист-коммунист вполне нормальное явление», – подумала я. И в какую партию ни вступишь, только чтобы к госдумовской кормушке прорваться и депутатский мандат заполучить. Владелец автомастерских, как мне сказали, увлекся политикой после того, как широкой общественности стал известен его интерес к маленьким девочкам.

– Нет, работа есть, не жалуемся. И летом у нас хорошо. Лес, речка. У всех огороды. Грибы, ягоды. Вы летом лучше приезжайте. И разместиться можно задешево – у кого-нибудь в доме.

Еще по пути в гостиницу, когда мы ехали с сопровождением, я обратила внимание, что окраины города все сплошь застроены домиками, которые я назвала бы деревенскими. Только в центре имелись каменные строения, но и то не более четырех этажей. Правда, как выяснилось, мы подъехали не с той стороны, где проживают лучшие люди, которые во всех городах обычно пытаются прикинуться бессребрениками перед прессой и по три года дают интервью в одном костюме. Нам советовали завтра, при свете дня, съездить посмотреть на шедевры местной архитектуры. Там рядышком проживают и губернатор, и главный бизнесмен Гоги Вахтангович, и лейтенант Николай Михайлович, и Камаз, и прочие отцы города.

Я сказала, что мы обязательно съездим, поблагодарила за предоставленные консультации, и мы отправились наверх сообщать ребятам полученную информацию.

Затем встал вопрос, что надеть на ужин в ресторане. Мы с Татьяной решили облачиться в черные брючки – и драпать удобнее, и не стреляешь коленками, наверх – блузки и пиджаки. Пашка надел костюм, правда, без галстука (оператор в костюме – это, конечно, редкое зрелище, правда, он пошел без камеры). Кактус надел черную водолазку и черные джинсы.

Вскорости прибыл Николай Михайлович, который забрал питерских коллег с собой. Нам пожелал приятного отдыха. В случае возникновения каких-либо недоразумений велел ссылаться на него. Кактус с пацанами вздохнули с облегчением.

– Ментам я не верю, – сказал он. – В принципе. В особенности продажным. Мент – он и в Африке мент. И почему-то продажные имеют склонность очень некстати вспоминать о законе. Мы без них лучше разберемся.

– Но брать-то их с собой надо было, – заметила я.

– Да, чтобы отвлекали местных, – согласились пацаны.

Пашка и мы с Татьяной отбыли следующими. Кактус решил все-таки идти вместе со своими подчиненными. Они должны были последовать за нами минут через пятнадцать.

По всей вероятности, метрдотель был предупрежден о нашем посещении, и нас тут же проводили за столик в центре зала. Мне это не очень понравилось, но часть столов по углам была уже оккупирована (причем только лицами мужского пола и вполне определенной наружности), на других стояла табличка «Занято».

Официант появился довольно быстро и застыл в ожидании. Меню было несколько своеобразным. «Чеченская похлебка», «Котлеты по-губернаторски», торт «Чубайс» и прочее в том же роде.

– Что желаем? – спросил подобострастно. Нас вообще-то рассматривал с интересом. По всей вероятности, его больше всего интересовало, каким образом у нас проходят сеансы любви. Две бабы и один мужик… наводит на размышления. Причем бабы разного возраста и разной комплекции.